Он спал, когда мы проходили, бледненький, почти восковой. Вдруг зашевелился, открыл глаза, посмотрел на нас и неожиданно позвал: «Мама!»

Женщина подошла к нему, погладила, приласкала, дала попить. Потом мы пошли дальше, она расспросила у меня: откуда, чей — а у него же никого нет, только знакомые матери по работе. Мы еще пошли малышей смотреть, но женщина все была печальной и, когда все осмотрела, опять к Алику вернулась — попрощаться.

А сегодня утром приходит и говорит:

—      Я Алика заберу. Усыновлю. Я с мужем ночью по телефону договорилась.

Все очень удивились. Кто-то из воспитателей говорит:

—      Если у вас детей нет, может быть, вы маленького возьмете, здоровенького, он же больной, Алик!

—      Нет, — ответила женщина и покачала головой, — именно потому, что у меня есть дети. Двое. Одному одиннадцать лет, второму — пятнадцать. Муж недавно демобилизовался. Он тоже на нашем заводе работает. — И вдруг заплакала. — Не могу забыть, как он проснулся и маму позвал... Мы его у себя тоже лечить будем.

И забрала. Алик на прощание меня поцеловал и так радостно говорит:

—      Тетя Надия, а я к маме еду, и там уже есть сестричка и братик, я выздоровею и с ними в школу ходить буду.

Я верю, что он выздоровеет.

ТАТЬЯНКА

Это еще зимой было. Среди девочек у нас была одна просто чудо — Татьянка.

Она появилась еще до моего приезда, и в истории значилось, что у нее есть мать, но мать к ней никогда не наведывалась. И вдруг именно в мое дежурство приходит женщина и заявляет, что она Танюшкина мать и хочет забрать ребенка, потому что ее материальное положение улучшилось и она сама в состоянии содержать дитя.

Бумажка из облздрава на разрешение взять ребенка у нее была, но подписала ее не Саша, уехавшая в район, а ее заместитель по Охматдету. В таких случаях я не имею права соглашаться или не соглашаться. Обязана выдать, и дело с концом, к тому же родной матери.

Меня лишь удивило, что мать довольно равнодушно встретила Танюшку, когда я вынесла ее, только осмотрела, здорова ли, нет ли сыпи, хладнокровно попрощалась и ушла. А минут через пять приходит Мелася Яремовна — она ходила в аптеку — очень взволнованная.

—      Что это с вами, — спрашиваю. — Торопились? Устали?

—      Нет, я одну женщину встретила и не могу успокоиться.

—      Не ту ли, что Танюшку забрала?

—      Какую Танюшку?

—      Нашу Танюшку, из средней группы — это ее мать, у нее разрешение из облздрава.

—Ой, что вы говорите! — Мелася Яремовна всплеснула руками да так и села на диван. — Как же вы отдали?

—      А как бы я не отдала, если у нее отношение из облздравотдела.

—      Александра Самойловна выдала?

—      Нет, Александра Самойловна в командировке в районе. Подгайная подписала.

—      Ой, она ничего не знает. Надия Петровна, что теперь будет? Эту девочку приняли, когда я была в отпуске, но Александра Самойловна предупредила, чтобы я присматривалась к матери, когда та придет. Вы же знаете, мать никогда не заявлялась. Сейчас я иду и возле кладбища встречаю женщину с ребенком. Я и не подумала, что это наша Танюшка, но женщину, женщину я узнала! Она и в «Малютку Езус» приходила к Хопперту, а потом я ее видела с фрау Фогель, там, в Германии. Я не сразу вспомнила, где ее видела. Как она оказалась здесь и снова с ребенком! Надо немедленно разыскать ее, Танюшку, Танюшку забрать!.. Надийка, звоните сейчас же в облздравотдел, да нет,— у вас же документ есть, там должен быть ее адрес.

Адрес был — выселок, недалеко от города. Вечером Мелася Яремовна со мной туда поехала, но адрес и документы оказались фальшивыми, эта женщина жила там очень недолго, год тому назад, ее действительно видели тогда с ребенком, но она исчезла неизвестно куда. Соседи по квартире тоже сменились. Мы заявили обо всем в милицию и ни с чем возвратились домой.

Саша вернулась на следующий день и очень рассердилась на Подгайную, которая подобных дел не имела права решать самостоятельно. Мелася Яремовна кляла себя за то, что не вовремя отлучилась в аптеку. Нет, она странная женщина: кто же мог знать?

Она, будто оправдываясь, все время повторяла:

—      Юзику и Вадику срочно нужна была глюкоза. А у нас вся вышла, потому я и пошла.

Нам было страшно за Танюшку. Мало ли что эта авантюристка могла вытворить.

И вот уже весной, через несколько дней после того, как забрали у нас Валюшку, в нашем саду на ступеньках альтанки мы нашли Танюшку. Ее заметил садовник и прибежал сообщить. Он не знал, что это Танюшка, где уж ему всех детей запомнить! Он только сказал, что в альтанке ребенок. Мы побежали. Мелася Яремовна, несмотря на свою полноту, бежала, запыхавшись, впереди. Наклонилась над спящим ребенком и воскликнула:

—      Надия Петровна, София, Зина, — это Танюшка!

Действительно, это была она, мы все ее сразу узнали. Очень похудевшая, в ватном старом одеяле, но наша Танюшка! Даже в рубашонке из «Малютки». Мы ее сейчас же выкупали, переодели и поместили в карантин, — кто знает, где она была и что с нею. Мелася Яремовна все свои свободные минутки ее с рук не спускала, причмокивала, подбрасывала, играя, и очень радовалась.

Позвонили Саше, Саша вечером пришла — и себе взяла ее на руки.

—      Ну, ты где была?

—      Ла-ла! — лепетала Танюшка.

—      Ты дело говори, где была, что видела?

—      Дитя правду видит, да не скоро скажет, — подперев рукой голову, произнесла Мелася Яремовна, перефразируя известную пословицу. Но тут она была к месту. Действительно, если бы Танюшка могла нам все рассказать, что видела за это время. Но она смеялась, лепетала и болтала ножками.

—      Худенькая, но вроде бы здоровая, — заметила Саша. — Но я думаю, это еще не конец истории загадочной барышни, — сказала она, укладывая Танюшку в кроватку.

И правда, до конца было далеко. Месяца через два Танюшка опять стала нашей гордостью, бегала, произносила первые слова — показывала портрет Ленина. Конечно, и я, и Мелася Яремовна понимали, что приходила не ее мать. Танюшка была очень хорошенькая — светлые волосики, черные бровки и черные глаза.

Нам было жаль ее отдавать. Но пришла очень хорошая пара, муж и жена, уже пожилые, оба работают.

Он смущенно рассматривал стены дома большими черными близорукими глазами.

Близорукие всегда выглядят несколько по-детски, искренне и непосредственно. Он мне сразу понравился, и я сама предложила Меласе Яремовне:

—      Давайте отдадим им нашу загадочную барышню — у нее тоже черные глаза и брови такие... дугами. При полете фантазии, может, они будут уверены, что она похожа на отца, и им будет приятно.

Правда, стоило им увидеть веселую, умненькую нашу Танюшку, как они ни на кого больше не захотели смотреть, хотя выбирала жена, а муж лишь смотрел, но сказал спокойно: Танюшку.

—      Она очень культурная, интеллигентная девочка, — солидно заметила Мелася Яремовна.

Муж и жена переглянулись. Откуда им знать, что Мелася Яремовна и о трехмесячном бутузе иногда восхищенно говорит: «какой культурный, какой интеллигент, на руках никогда не намочит!» А мы уже привыкли к ее словам.

Танюшка привела в восторг своих новых родителей тем, что показала круглой с ямочками ручкой на портрет и сказала:

—      Лени...

—      А это папа. Папа, — сказала женщина и посадила девочку мужу на руки.

—      Папа!.. Па-па! — повторила, улыбаясь, Танюшка, и муж покраснел, как ребенок, и неловко притянул к себе Танюшку.

Мы им, конечно, ничего не рассказали о загадочных историях с Танюшкой, и Саша потом отметила, что мы правильно поступили, что именно Танюшку отдали. Этих людей она знает — очень благородные, милые люди, и, разумеется, Танюшка никогда не узнает, что она не родная.

Прошло время. Саша заходила к ним в гости и говорила, что отец млеет от нее еще сильнее, чем мать, ходит на цыпочках, когда она спит, а если она чихнет или кашлянет, сразу звонит Саше, волнуется и готов созывать целый консилиум. Мы успокоились.