К сожалению, я должен был прекратить сдавать кровь, так как это уже стало опасно. Однажды теплым летним вечером я пришел домой с продуктами и собирался открыть дверь. Кто-то наставил на меня карманный фонарь.
— О’кей, — сказал мужской голос, — подними руки и спускайся вниз по лестнице.
Меня охватила паника. Должно быть, это полиция по борьбе с наркотиками, собирающая свою квоту. Когда я вышел на улицу, ко мне подъехала машина с полицейскими, которые приказали мне стать под фонарный столб и вытянуть руки на свет.
— Употребляешь наркотики, парень? — спросили они.
— Нет, — ответил я, — не употребляю.
— А как ты объяснишь следы от уколов на твоих руках?
Я сказал, что сдаю свою кровь в донорские пункты, и показал несколько квитанций, подтверждающих это.
Меня отпустили, но после этого случая я перестал сдавать кровь и перешел на торговлю мороженым. Согласно закону, мороженое в Нью-Йорке не разрешалось продавать ближе 30 метров от общественных мест. Единственное исключение было сделано для корпорации «Гуд хьюмор» — многонационального капиталистического предприятия, действующего по всему Американскому континенту, да еще в Южной Африке. Оно производило всевозможные сорта мороженого и снабжало своих продавцов белой формой и тележками. Продавец получал 12 процентов от проданного. Часть доходов шла на взятки полиции, которая старательно охраняла исключительное право корпорации на продажу мороженого в парках и на спортивных площадках, купленное ею за сотни тысяч долларов. Многие акции этого процветающего предприятия принадлежали влиятельным политикам.
Рвение полиции было настолько велико, что голодные жители города могли беспрепятственно убивать друг друга из-за пакета с продуктами, а полиция в это время была занята тем, что охотилась за незаконными продавцами мороженого. И это происходило в городе с самым высоким уровнем преступности, где жена протестантского епископа была изнасилована на станции метро «Мэдисон-сквер-
гарден» на глазах у сотен людей, где убийства, грабежи и поножовщина происходили каждую минуту. Единственными, кто чувствовал себя в безопасности в Нью-Йорке, были торговцы мороженым из «Гуд хьюмор».
Я покупал мороженое оптом у парня по имени Стэнли Стайнметцер. Платил ему семь с половиной центов за порцию, а продавал по 15. Каждый день я загружал свыше 50 кг мороженого в тележку и катил ее в Гарлем. Именно там были мои покупатели. Попадая на место, я как бы оказывался в другом мире. Не было видно ни одного белого лица, только черные, горькие, беспомощные, страдающие лица, отражающие боль населения этого гетто. Я хорошо знал, что Гарлем был не чем иным, как большим концентрационным лагерем для негров. И укрепился в своем мнении, когда начал возить тележку с мороженым по улицам гетто. Я продавал мороженое во всевозможных местах, и ни разу меня не ограбили, не украли мороженое, когда я отходил от тележки. У черных есть свое понятие о чести — не кради у своего брата или сестры, которые тоже борются за выживание.
Лучше всего торговля шла в черных салонах красоты и парикмахерских, где клиенты сидели под электросушилками, приводя в порядок свои красивые африканские волосы. Им было так жарко, что порой одной порции оказывалось мало. Это было все равно что продавать мороженое в Сахаре.
Утром по воскресеньям мне тоже везло, так как на улицах было особенно много людей.
Я торговал во всех барах Гарлема. Одним из самых плохих мест был «Бэнкс», полюбившийся наркоманам. Я не решался заходить внутрь бара, а стоял у входа.
Иногда ходил продавать мороженое в район Шугар-Хилл. Там жили зажиточные люди. В некоторых домах имелись будки у входа и вахтеры.
Но у меня были клиенты и в соседнем районе, который являлся полной противоположностью Шугар-Хилл. Там находились полуразвалившиеся, запущенные дома. Мой школьный товарищ по имени Милдред жила в одной из таких лачуг. В доме была такая ужасная вонь, что я зажимал нос, чтобы меня не вырвало. В квартирах среди тараканов сидели дети со сверкающими глазами и смотрели по телевизору рекламу для богатых. Их маленькие черные животы были огромными, как у детей из воюющей Биафры. Состоятельная компания, которой принадлежал этот дом, ни разу еще не выделила ни одного цента для его ремонта и отделывалась взятками городской администрации.
Стычки с полицией
Подкупить полицейских было очень легко. Обычная цена — два доллара, но она зависела и от того, как шла торговля мороженым. В жаркий день в хорошем месте можно было потратить от 3 до 10 долларов на полицейского. Они ездили на патрульных машинах и, когда видели толпу возле моей тележки с мороженым, брали с меня 20 долларов. Существовал риск, что придется повторно давать взятку, если через некоторое время появится еще одна полицейская машина, но с этим риском приходилось мириться.
Однажды я продавал мороженое около входа в Центральный парк. Двое полицейских подъехали ко мне на зеленой патрульной машине. Водитель выглянул и сказал:
— Здесь ты не имеешь право продавать, ты ведь знаешь это?
— Да, конечно, — ответил я. — Но сегодня так жарко, что я приготовил для вас кое-что особенное!
Я нагнулся и достал два мороженых. В их обертки были заложены долларовые бумажки. Полицейские попробовали бесплатного мороженого, и один из них, подмигнув другому, сказал, обращаясь ко мне:
— В этом мороженом не хватает сахара!
Мне не оставалось ничего другого, как нагнуться и достать особое земляничное, в которое я упрятал десятидолларовые купюры. Полицейский, сидевший ближе ко мне, снял обертку, и десять долларов упали ему на колени. Он лизнул мороженое и заметил, что это намного вкуснее. После чего машина со стражами порядка уехала.
В следующий раз я продавал мороженое на баскетбольном матче. Подъехала полицейская машина. Толстый белый полицейский стал цитировать закон о том, что продажа мороженого на территории парков запрещена, а также рассказывать, как полицейскому чертовски трудно содержать семью. Я понял, что должен дать ему взятку по высшей таксе, так как он был старшим констеблем. Я протянул ему свою лицензию на уличную торговлю, которую приобрел в городском муниципалитете. Но в США закон говорит одно, а «стражи закона» делают другое. Когда он развернул лицензию, ему на колени упали две десятки и одна пятерка. Констебль вернул лицензию и уехал, оставив меня в покое.
На взятки уходило много денег. Я уплачивал разным полицейским от 35 до 70 долларов в неделю, а мне оставалось от 60 до 80 долларов. Кроме того, я поддерживал отличные контакты с полицейским в штатском, который занимался взысканием неуплаченных штрафов и счетов в моем районе. Он всегда предупреждал меня, когда сумма неуплаченных штрафов становилась слишком большой, и я рисковал оказаться за решеткой. Это стоило мне всего пятерку. В США такие отношения называются «честной коррупцией».
...Я вез свою тележку по Центральному парку. Большой грузовик с подъемным краном остановился около меня и выскочивший молодой полицейский сказал:
— Ты арестован!
— За что? — поинтересовался я.
— За то, что продавал мороженое в общественном месте!
Мы стояли посреди улицы, и машины были вынуждены объезжать нас справа и слева. Я показал на закрытую на замок тележку и сказал:
— Как я мог продавать мороженое, если моя тележка закрыта?
Затем я протянул ему лицензию, в которую положил 25 долларов.
Это был мой последний шанс не угодить в тюрьму. Он вернул мне лицензию вместе с деньгами, записал мои фамилию и адрес, а затем сказал:
— Мы делаем здесь большую облаву. Комиссар получил большое количество жалоб из высших кругов, и мы вынуждены забирать всех уличных торговцев, которые нам попадаются.
Это означало, что корпорация «Гуд хьюмор» потребовала от полиции предотвратить конкуренцию посторонних уличных торговцев.
Меня хотели посадить в грузовик, но, так как там не оказалось места, молодой полицейский взял мои документы и сказал, что я должен сам тащить свою тележку в полицейский участок и прибыть туда не позднее 13.30, чтобы успеть на суд. «Черт меня подери, — подумал я, — если я потащу тележку в участок». И продолжал двигаться к Гарлему, продавая по дороге мороженое. В тот момент, когда я переходил последний перекресток на пути к безопасности, ко мне подъехала та же самая машина. У молодого полицейского было разъяренное лицо. Он выпрыгнул из машины и закричал:
