Вдруг наш товарищ, Маленький Том, вскочил на стол и сбил на пол все бутылки и стаканы. Затем начал танцевать и одновременно кричать:
— Господи, я должен уехать из Техаса, прежде чем сойду с ума!
Хозяин заведения, большой сильный парень, рванулся к нам с поднятым пистолетом 38-го калибра в одной руке и большой дубиной в другой. Женщины стали кричать и бросились на пол. Хозяин подбежал ко мне и приставил пистолет к виску. Никогда в жизни я не был так напуган.
Я не стал дожидаться, когда раздастся выстрел, а выскочил через окно и побежал к автомобилю. Парень по имени Гиллиан, которому нанес удар в спину сын владельца бара, лежал на переднем сиденье и истекал кровью. Мы отвезли его в госпиталь.
На следующее утро я вместе со своими товарищами шел в столовую. Около нас остановился автомобиль, и чей-то голос произнес:
— Вон тот большой ниггер с широкими плечами.
Один из находившихся в машине был из следственного отдела ВВС. Рядом с ним сидел человек с крупным лицом и со звездой шерифа на груди. Они посадили меня в машину, отвезли в казарму. Там мне приказали явиться к шерифу на следующее утро.
Когда я явился в контору шерифа, там уже ожидал меня прокурор, заявивший, что намерен обвинить меня в «нарушении порядка».
— Что?! — возмущенно закричал я. — А как поступили с тем, кто угрожал жизни многих людей и собирался меня убить? А с его сыном — он ведь чуть не убил другого солдата?!
Прокурор с гневом смотрел на меня. Вероятно, ему еще никогда не приходилось встречаться с тем, чтобы какой-то цветной кричал на него. Он заявил, что в Техасе закон разрешает носить оружие и что мистер Джонс, собиравшийся застрелить меня, имел на это полное право.
Я был приговорен к принудительным работам по 16 часов в день. Мне приказали разгружать грузовик с мясом, курсировавший в течение всего дня, и чистить кастрюли на кухне.
...Со мной случился приступ. Врачи назначили операцию. В это время меня посетили в госпитале капитан Эдвардс и два других старших офицера: один — из штаба ВВС в Уако, а другой — член военного трибунала майор Стенли Карва.
Майор рассказал, что судья, приговоривший меня к штрафу в 100 долларов, потребовал моего ареста за неуплату штрафа. Отделение Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения отказывается взять на себя оплату штрафа и не собирается обжаловать приговор. Я знал, что ассоциация получает деньги из Фонда Рокфеллера и имеет возможность бороться против решения суда, но напомню: то, о чем я рассказываю на этих страницах, произошло за несколько лет до начала массовых демонстрации за свободу на Юге, задолго до «похода на Вашингтон», за десятилетие до исчезновения табличек «только для белых».
Если бы НАСПЦН обратилась в Верховный суд США, она выиграла бы дело. Но бюрократический процесс, на который потребовались бы годы, был слишком длительным для многих людей моего поколения. Мы требовали предоставления свободы немедленно. Поэтому мое дело было не совсем обычным.
Три офицера, стоявшие у моей кровати, хотели заставить меня выплатить штраф за то, что я ниггер и сидел напротив белой дамы.
— Ты должен уплатить штраф, Адамс, — сказал офицер из Уако.
— Я не уплачу ни одного цента за расизм, — ответил я.
— Если ты не заплатишь, из Бей-Сити приедет шериф и арестует тебя.
Я взывал к их северному либерализму:
— Здесь Техас. Разве вы не знаете, что случается в тюрьмах с черными?
Они откашлялись, а капитан Эдвардс сунул под подушку 100 долларов и попросил меня уплатить штраф. Я сказал, что для меня это вопрос гордости и принципов, и я никогда не буду подчиняться требованиям проклятых расистских табличек, если даже шериф приставит пистолет к моей голове.
Они посмотрели друг на друга и ушли.
После операции я вновь возвратился в казарму... и продолжал отбывать наказание. Я не знал, дало ли военное командование разрешение шерифу арестовать меня.
Но однажды за мной приехал полицейский, надел на меня наручники и привез в штаб. Там сидели майор Карва и белый шериф из Бей-Сити. Полицейский снял с меня наручники, а шериф заложил мне руки за спину и надел другие, техасские. Последними словами майора Карвы были:
— Мы искренне огорчены, что должны были так поступить, Адамс!
Шериф отвез меня в Браунсвилл и запер в тюрьме «Камерон». Те же мексиканские заключенные продолжали сидеть в тех же самых камерах, а я оказался в камере с одним чикано, который не знал ни одного слова по-английски. Через решетки мы видели Рио-Гранде и неоновые лампы города. Утром следующего дня пришел шериф и отправился со мной в долгий путь от Мексиканского залива в Бей-Сити.
Еще 43 дня за решеткой
Техника идет вперед и в американской тюремной службе. В одной из тюрем только что оборудовали сияющую новизной газовую камеру и, чтобы испробовать ее эффективность, выбрали, конечно, чернокожего. Для выполнения этого почетного задания все его тело было снабжено множеством датчиков для контроля за деятельностью мозга, пульсом, дыханием и другими функциями организма. Короче говоря, власти хотели узнать, что происходит с приговоренным к смерти, когда маленькие капсулы с хлороформом падают в ванну и начинают распространять свои смертельные пары. Можно было подумать, что речь идет о Треблинке или Освенциме, но на самом деле опыт проводят добрые белые тюремщики, которые любят Бетховена и Бенни Гудмана. Под стулом, на котором сидит привязанный к нему черный человек, установили магнитофон, чтобы без его ведома увековечить его последние слова. Чернокожий, обвиненный и осужденный за то, что нарушил и оскорбил священную белизну белой женщины, произносит всего пять слов: «Господи, Джо Луис, спасите меня».
Шерифа из Бей-Сити звали Макаллен. Я сидел перед ним в наручниках в полицейской машине. Как только мы покинули Браунсвилл, он стал говорить о том, что в Бей-Сити я должен буду отработать 100 долларов в уплату штрафа и 86 долларов за израсходованный на меня бензин.
— Либо ты не будешь пытаться удрать и останешься живым ниггером, либо попытаешься удрать и станешь мертвым ниггером. Что ты об этом думаешь?
Учитывая недавно сделанную операцию, я сказал, что не собираюсь удирать.
— Ниггер, — повысил голос Макаллен, — называй меня «сэр» или «мистер Макаллен», если хочешь сохранить здоровье. Ты теперь не на Севере и не в армии. Теперь ты пленник штата Техас.
Я не слушал его и смотрел в окно на пробегавший мимо ландшафт. В каждой маленькой дыре, которую проезжали, мы должны были получать полицейское разрешение на проезд через город. А до Бей-Сити оставалось около ста миль, так что нам предстоял долгий путь.
Мы оба проголодались. Макаллен припарковал машину перед рестораном для белых где-то в сельской местности, вошел туда и поел. Все это время около меня, опершись на машину, стояли местный шериф и его заместитель, ковыряли в зубах, а одну руку держали на пистолете.
Макаллен вышел из ресторана с большим пакетом котлет. Он повел машину дальше, не предлагая мне поесть, зато проявив желание поболтать.
— Я вообще ничего не имею против вас, ниггеров, — сказал он. — Бог создал всех нас одинаковыми. Возьми, к примеру, старого Маршалла. Он один из лучших садовников во всем Техасе. Ты встретишь его, когда мы приедем в Бей-Сити. Он постоянно находится под арестом за свое поведение и отрабатывает штрафы, ухаживая за цветами и скашивая травяной покров в городских парках и у дома шерифа. У нас есть также старая чернокожая женщина, которая напивается каждую субботу. Я ничего не имею против нее.
Разговор продолжался всю дорогу. Макаллен отрицал, что он расист или сторонник ку-клукс-клана. Он хороший христианин, ходит в церковь каждое воскресенье. Никогда не убивал ниггера, а южные штаты считает самым лучшим местом в мире. Макаллен распространялся о том, как он спит с черными женщинами-заключенными, так подробно, что меня тошнило.
