Рассказ Йимира был прерван сидящим перед ним мондом:

- Твои уловки были напрасны. Ведь пока ты изливал передо мной свою историю, полагая, что таким образом сможешь запутать меня, мой разум исследовал тебя вдоль и поперёк. Я не нашёл в тебе признаков одержимости ни саткаром, ни инакомыслием. Скорее всего, в тебе заложена какая-то сила, о которой ты сам не подозреваешь. Поэтому я отпускаю тебя. Однако, будь уверен, мой разум то и дело будет устремляться на тебя, чтобы взирать на твои помысли и оценивать их. А потому будь внимательнее, Йимир, сын Талата, как бы твоё стремление занять место своего отца не превратилось в одержимость, и ты не совершил преступление, от которого потом не спасёт никакое правило.

Поднявшись с места, монд покинул комнату. А Йимир сидел и предавался недоумению оттого, что этот телепат всё-таки вывернул наизнанку все его мысли. Он чувствовал себя из-за этого беззащитным. Теперь его мысли ему не принадлежат. В любой момент в них может вторгнуться какой-то посторонний сумасшедший и вызнать оттуда всё, что только заблагорассудится. Грозный голос зактара позвал его по имени, велев выходить из этого помещения и направляться к себе домой. Йимир так и сделал. Покинув это место, он вернулся домой, туда, где проживали Талат и Лоира. У него не было никакого желания продолжать обучаться огненной магии после всего, что с ним сотворили эти зактары. Он обнаружил в себе удивительные способности изгонять саткаров по одному только слову, а эти бесчувственные огненные маги, зацикленные только лишь на собственном величии, извратили это всё, приписали ему подлые мотивы, обвинили в одержимости и отправили к монду. Нет, он больше не хотел иметь ничего общего с этими дикарями. Пусть даже это означает, что ему не суждено стать талами, он больше не вернётся в этим земли, он больше не будет соприкасаться с этой огненной силой и с этими фанатиками. Это они все отступники, это их надо посадить перед мондом, чтобы он перебрал их мысли. Тогда бы всплыло, что половину Зактариса нужно будет посадить в темницу. Но, когда его пыл немного остыл, на ум сразу же пришли многие приятные моменты. Вечерние песнопения, прекрасные мясные блюда, его друг Алней и первый учитель Арволир. Это немного скрасило его воспоминания о Зактарисе, а потому, возвращаясь в Кольен, он планировал не сильно ругать этот народ. Под эти мысли он пересёк границу Закта’одага и собирался было применить финта, чтобы воспарить над землями магов огня, чтобы умчаться в Кольен, как вдруг услышал девичий голос:

- Вообще-то приёмы из других сфер магии на территории Зактариса запрещены.

Йимир огляделся, но не увидев никого, стал отвечать пустоте:

- Что? За этот алват правила успели ужесточиться? Вроде бы, когда я только пребывал сюда, запрещены были чары средней сложности и выше.

Голос послышался слева, совсем близко:

- Конечно, нет, я просто пошутила. Но ты собирался взлетать, так ведь?

- Ты права. Даже если меня кто-то и увидит, то мне уже всё равно. Пусть выгоняют из Зактариса. Я и сам собирался уйти из него.

Голос собеседницы послышался ещё ближе:

- Ну, тогда поздравляю. Какая магия будет следующей? Финта? Окта?

Йимир усмехнулся:

- Ты же вроде бы заметила, что я собирался взлетать.

- О, точно. Значит, ты уже финтар. Но, погоди, а как же ты?

- Не так быстро. Прежде чем я раскрою тебе все свои тайны, может, ты для начала покажешься?

Дрогнул синий поток эфира, и перед ним из невидимости вышла прелестная зентерка с длинными белыми волосами и карими глазами, сочетающими в себе цвета магии земли, воды и огня. Она была облачена в пышную мантию народов земли, а поверх них были одеты зактарские доспехи с наплечниками, что означало лишь одно – она огненную стихию сумела покорить, в отличие от него. Однако душа её осталась всё такой же доброй, как у всех зентеров-онтоханинов. И это его так пленило, что он долго стоял и смотрел на неё, как заворожённый, не в силах что-либо сказать. Повисшее молчание начало становить неловким, а потому девушка решила разорвать его:

- Как тебя звать-то?

- Йимир, а тебя?

- Оли́я.

Девушка направлялась в Финта’урин, чтобы начать обучение последней стихии, а затем уже подать заявку на прохождение Испытания. Йимир же, как и хотел, взял курс на Кольен, чтобы сообщить своим родителям о том, что он решил не заканчивать путь талами. И, пока их дороги не разошлись, они двигались вместе. Меж ними промелькнула искра, и каждый из них ухватился за неё. Общаясь с ней, сын Талата не видел влияния далодичности магии. Она была всё такой же зентеркой, доброй, гостеприимной, родной. Даже связь их природной сущности была крепка, как будто бы из Зактариса возвращались двое зентеров-онтоханинов. В них не было ни капли от пороков других народов. Даже темы их разговоров были интересны друг другу. Когда говорил Йимир, Олия не перебивала его. Когда говорила она, он давал ей возможность закончить предложение. Они идеально подходили друг ко другу. И с каждым новым хавором, который они провели вместе, каждый из них убеждался в этом однозначно. Не было таких мгновений, чтобы им вдруг оказалось не о чем поговорить. Если они замолкали, то лишь для того, чтобы прислушаться, приглядеться или внять другим каким-нибудь ощущениям. Глядя на них двоих со стороны, каждый мог бы сказать, что они уже достаточно давно знают друг друга, а, быть может, так вовсе являются супругами. Йимир и Олия ощущали что-то подобное. И казалось, что их пути не разойдутся никогда. Либо он свернёт в Финтарис за ней, либо она решит войти в Кольен вместе с ним. Но всё же разные жизненные цели их разделили. Чародейка упорно шла по пути талами. Чародей же с этой пути уверенно сошёл и не хотел на него возвращаться. А потому, когда они предстали перед развилкой, всё и завершилось. Она ушла в Финтарис, он побрёл в Кольен.

Шаг Йимира был медленным, очень медленным, потому что силы в один миг куда-то подевались. Её мелодичный голос всё ещё звучал в его голове. Её звонкий смех ещё мерещился где-то среди выкриков неугомонных уммонов. А миловидное личико с извечно широкой улыбкой, словно видение, стояло перед его глазами. Он прикасался к её белым и шелковистым волосам, он ощущал нежную кожу её тонких рук, а каждый вдох наполнял его ноздри тонким неповторимым ароматом вална́да, сокри́на и ещё чего-то непонятного. Однако смесь этих трёх или четырёх вкусов порождали неповторимый запах, которым пахла только она. Он помнил, как она легко и завораживающе буквально порхала над землёй, хотя ещё только стремилась в финта’урин, чтобы начать обучение этому искусству. Но Йимир был уверен, что у неё всё будет получаться просто замечательно, потому что она уже всей своей сущностью готова к этому. А вот он оказался не готов быть зактаром. Поэтому умом понимал, что им не по пути. Ему, настырному и никчёмному ученику, ни за что не быть с ней, возвышенной, прелестной и усердной чародейкой. Но вот сердце отказывалось в это верить. И если разум можно уговорить, можно завалить различными аргументами, которые способны переменить точку зрения, то как заставить сердце перестать тосковать? Для этого нужно было время.

Через несколько хаворов он вошёл во дворец своего отца. Но первый, с кем он повстречался, был псар. И не просто псар, а сам Зандр – главный соглядатай кольера, которому подчинены все псары.

- Как прошла беседа с мондом? - послышался сухой тихий голос из-под капюшона. Йимир тяжко выдохнул и сказал:

- Плохо. Этот сумасшедший изрядно покопался в моей памяти и выяснил, что я – сын кольера. Наверняка скоро весь Зактарис узнает об этом. Хотя мне-то какая разница? Я туда больше ни ногой.

- Самоволие зактаров представляет угрозу для единства на Сеноне. Они отказались сотрудничать с нами, предпочтя своё правосудие нашему. Талат боится, что подобное может подорвать доверие к посреднику. Ты же ведь понимаешь, чем это грозит?

- Если честно, нет, и даже не хочу знать. Отец на месте?

- Да, но тебе пока что лучше не показываться перед ним. Он сейчас разговаривает с претендентом на испытание.