Выбравшись наружу, он понял, что провозился целый день и всю ночь, так что занимался рассвет. Его старшая дочь, в отличие от остальной семьи, находилась дома, а потому она была первой, кого он повстречал:

- Наконец-то. Я уж подумала, ты там и помрёшь.

Ридамил от счастья поцеловал её и спросил:

- А у нас, случайно, человеческой пищи нигде нет?

Она от удивления выпучила глаза и только лишь отрицательно закачала головой. Он ответил:

- Что ж, тогда дождёмся нового дня.

И, как ни в чём не бывало, встал рядом с ней, глядя в окно. Конечно же, в то утро он ей всё рассказал. Она хотела и ударить его, и обнять от счастья. Ударить за то, что умер, а обнять за то, что достиг своей цели. Точнее, цели всей семьи. Но он попросил пока что ни о чём не говорить никому из семьи, ведь хотел сначала испытать воздействие человеческой пищи.

И вот, утром он пришёл в гости к соседу и отведал того, что они едят с превеликим удовольствием. Надо признать, к человеческой пище аппетит так и не появился. Поэтому он планировал работать на этим в своей лаборатории. Однако всё же дальнейшие эксперименты пришлось отменить, потому что семье стало известно о том, что отцу удалось избавиться от проклятья. Но это даже и к лучшему, ведь Ридамил обнаружил, что голод исчез совсем, как будто бы он вовсе не нуждался в пище. На всякий случай он прождал ещё несколько дней и только после этого провёл повторный ритуал над своей старшей дочерью. Хотя, конечно, дочерью её можно было назвать весьма условно. Просто он подарил эту жизнь, а потому, можно сказать, он её породил, как отец. Я говорю об этом, потому что в последствии она же стала его женой. И, освободившись от проклятья, семья Ридамила получила желанную награду – наслаждение жизнью. Теперь не нужно было никого убивать и угнетать, чтобы не умереть от голода. Теперь кровь живого существа, его сердцебиение и дыхание не вызывали никаких приступов жуткой жажды. Теперь они были вечными зерателями. И, что было самым главным, у Ридамила родилась дочь. Да, именно родилась, а не была обращена. И эту дочь он назвал Тераника.

Тэра была красива. Пока она была маленькой все умилялись ею. Когда она подросла, все подмечали, что она просто прекрасна. Среди живых было много претендентов на её руку. Но она не торопилась связывать свою жизнь с кем-то. Всё приглядывалась к ним, присматривалась, кто лучше всего примет дар зерателя. Верно, Ридамил не просто избавился от проклятья, но обратил его в дар, в силу. Зератель был не просто вечен. Он был сильным, ловким, быстрым, обаятельным. В общем, во всём превосходил любого человека, из-за чего некоторые пожелали примкнуть к семье Ридамила. Но зератель был крайне избирательным и не впускал кого попало внутрь своих. Он видел сущность людей и мог представить, как они распорядятся этим даром. И большинство не было готово стать такими, как они.

Но помимо физических превосходств была у зерателей и другая сила – та самая, которая раньше была проклятьем. Но теперь это стало оружием. И Ридамил теперь мог смотреть на эту силу не как её раб, но как господин, как тот, кто будет направлять её для всеобщего блага. И постепенно он постигал её, постигал и усовершенствовал. Теперь, когда это не было потребностью, пожирание души обратилось в нечто, на подобии магии – он мог по желанию своей воли вынуть душу из живого существа и поглотить её. В таком случае он испытает огромный прилив физических сил. Станет ещё более сильным, ещё более быстрым, ещё более ловким, ещё более смертоносным. Это было очень эффективное оружие. Оно убивало врага и усиливало самого себя.

По мере того, как Ридамил сам стремился к совершенству в своей саткарской сущности, он наставлял свою дочь, но наставлял не этому, потому что считал, что пока что ещё рано познавать такую мощь несформированному разуму. Но он обучал её тому, чему она сама хотела научиться. А выбрала девушка мастерство владения копьём и верховую езду. Ридамил не скупился на время, чтобы наставлять своё возлюбленное дитя. И она впитывала все эти знания, становясь с каждым разом всё совершеннее и совершеннее.

Но каждой светлой и прекрасной идиллии когда-нибудь приходит конец. В этот мир пришли чародеи. И не какие-то обычные магистры известных сфер магии, а иные, как будто бы не просто из другого мира, а прямиком из другого миропорядка. Чем-то они, кстати, напоминали детей Арзуга, о которых писал Димис в рассказе «Флаксизо». Сходств очень много, но и различия были. Если приспешников мятежного первейшего ещё можно назвать чародеями, то эти были кем-то иными. Даже их магия была необычна. Они пришли именно за Ридамилом. Они сеяли невиданные разрушения. От их магии не было укрытия. Они взмахом руки как будто бы разливали лазурную краску, а из неё доставали то, что и словами-то не передать. Люди подпадали под их власть и становились марионетками, которые тоже обретали способность использовать их магию. Они пришли сразу к столице, по всей видимости, ощущая присутствие того, за кем они прибыли. А, когда семья Ридамила встала на оборону своего города и на защиту своих друзей, то перед ним появился никто иной, а именно Сампеон. Насколько ужасно он выглядел в те дни, когда они были вместе, но сейчас просто словами не передать, каким же мерзким и ужасным от сделался. Его магия сочилась ото всюду: из глаз, ноздрей, ушей и рта. Она капала с его подбородка, как будто бы он её пил, словно воду. Она выходила из его рта в виде дыхания. Она просвечивала сквозь его веки. Клыки, при помощи которых он питался жертвами, стали настолько длинными, что протыкали его собственную челюсть. А его ссутуленная стойка показывала, что он стал даже ещё ужаснее Аргерона.

- Вот и ты, брат мой, - он не говорил, а шипел, - Именно за тобой я пришёл.

- Я больше не чудовище, Сампеон. И с тобой у меня нет ничего общего.

- Ошибаешься, брат мой. В тебе и во мне одна кровь – кровь Волеугнетателя. В тебе и во мне одно стремление – угнетать и порабощать.

- Ты слеп, потому что говоришь того, чего нет. Я избавился от наследия проклятых. А ты, кажется, погряз в чём-то ещё более мерзком.

- Это ты слеп, брат мой. Потому что я говорю не про настоящее, а про будущее. Да, ты вернёшься. А если не сделаешь этого добровольно, я верну тебя сам. Живым или мёртвым.

Конечно же, Ридамил не согласился с Сампеоном, а потому меж ними разгорелось жестокое сражение. Враги стали уничтожать невинных. В том числе и тех, кто принадлежал к семье Ридамила. Увидев это, благородный зератель, используя силу своей саткарской сущности, покинул город, чтобы увести всех врагов за собой, ведь не хотел, чтобы людям или его семье был причинён ущерб. И хоть лазурники уже начали бесчинствовать, но его исчезновение отвлекло их от мирных жителей, и таким образом все они были спасены. От остальных отец скрыл способности саткара, а потому они не развили в себе эту сущность и не поспели за ним. Сражение с лазурными чародеями состоялось на небольшом поле, далеко от столицы.

Пока зератели бежали на подмогу, битва уже почти завершилась. Что там произошло, не известно. Сумел ли Сампеон победить Ридамила и завладеть его силой, непонятно. Однако на том бранном поле образовалось самое настоящее кладбище. Тела множества чародеев и марионеток, которых они сотворили из людей, валялись повсюду. Тераника с замиранием сердца оглядывала это поле, чтобы не упустить тело своего отца. И она его увидела. Подбежав и припав к нему, она не ощущал никаких признаков жизни в нём. Ридамил погиб. Тераника весь вечер и всю ночь скорбела о потере. Умер великий наставник, первейший зератель и просто возлюбленный отец. И всем было горько смотреть на это.

Когда девушка отошла от потрясения, все поинтересовались у неё, как бы она хотела похоронить его. Она ответила:

- Нужно не так, как этого хочу я, а как бы этого хотел он. А он наверняка пожелал бы, чтобы его гробница была на том самом месте, где случился последний его вздох.

И было принято решение образовать могилу великого Ридамила на том самом месте, где и состоялось то самое сражение. Была выкопана глубокая пещера. Диагонально вниз вела длинная лестница, которая оканчивалась небольшим круглым помещением. Справа был сделан каменный выступ, на котором лежало тело вечно молодого зерателя. В последний раз попрощавшись со своим отцом, Тераника покинула захоронение, после чего туда привалили камень. Её лицо теперь всегда было печальным.