Чуть помолчав, Виконт отвечал:
- Твои слова очень похожи на слова первых сатлармов, однако сущность иную в тебе я ощущаю.
- Ты слеп. Но видишь больше зрячих. Истинно так: я не сатларм, да и не человек вовсе.
Приумолкнув, я рассмотрел, как на эти слова отреагировал Виконт. Его душа поколебалась. Потому что разумом осознал, что совершает он преступление, разговаривая со мной, ведь в Святой Империи нет места никому, кроме лишь людей. А то, что я признался в своей нечеловечности, ужалило его, словно укол кинжала. Но в то же самое время он ощущал во мне чистоту, которой нет у тех, кто его окружает. А потому его буря в душе начала усмиряться, и он заговорил:
- Святая Империя уже не та, что была раньше. Если уж тот, кто не состоит в ней и не является человеком, более праведен, нежели те, кто по своей природе должны быть такими, то разве может она зваться святой? И потуги мои как-то направить мысли порочных людей в правильное русло бессмысленны.
- Если человек не желает меняться, то и тысяча праведников не смогут побудить его к этому. А ты один возложил на себя миссию изменить тысячу.
- В этих словах прослеживается мудрость тысячелетий, а в душе – праведность первейших сатлармов, но не свет твоя сущность, и не человек ты. Тогда кто же?
Его слова показывали, что он погряз в раздумьях. Читая душу этого человека, словно раскрытую книгу, мы могли увидеть, что в нём нет фанатизма. А потому опыт познания человека мог подсказывать нам, что раскрытие моей сущности возымеет необходимые для нас последствия. Но всё это, опять же, было лишь опытом, а потому узнать наиболее точный исход его реакции было невозможно даже со способностью предвидения. Возможность заглядывать наперёд с помощью зора наиболее действенная только против несовершенных существ. Для того, чтобы предвидеть поведение существ, стоящих выше простых смертных, нужно нечто большее. И этот Виконт был из числа тех, кто стоит выше. После того, как стало понятно, что безмолвие затягивается, зазвучал мой ответ:
- В большинстве миров мы известны, как нежить. И мне ведомо, какой образ предстаёт перед тобой, когда ты слышишь это слово. Скажу лишь одно – часть из этого верна. Мы – тьма и смерть, мы – противоположность жизни. И всякий, кто наделён дыханием, не может сосуществовать рядом с нами. Но мы – некто больше, нежели просто восставшие мертвецы, ненавидящие жизнь. Мы – разорад, созданные из смерти, очищенные от скверны жизни и облечённые в праведность бессмертия. Наши прошлые грехи стёрты. А новая сущность защищает от их повторения.
Было очевидно, что органиста тронули мои слова, и его душа поколебалась. Сразу же возникло желание отвергнуть меня, попросить уйти и больше не возвращаться. Однако разумом он понимал, что перед ним не та нежить, которую он знает. Я с ним разговаривал, и ему отверзлись многие грани моей личности. Своим незрячим взором он видел мою праведность и чистоту. И это было основанием не просто для того, чтобы не отвергать меня, но так вовсе для того, чтобы продолжить беседу.
Так прошло несколько дней, в течение которых я приходил к нему, чтобы рассказать о разораде и о самом себе. Ему открылась моя история – история полководца, который получил от управителя приказание очистить страну от остатков чудовищ, которые раньше проживали тут, как со всем усердием я принялся обучать доверенных мне воителей. Но вот только Зорага нагрянул быстрее, чем я завершил это дело. И тогда-то мои глаза открылись – что чудовищами были как раз таки те, кто направлял меня. И я вместе со всеми своими воителями восстал против людей, но не пошёл на их города, потому что ночь смерти ещё не настала. Да вот только люди сами приходили ко мне. Приходили, чтобы отдать свои никчёмные души для служения тьме. Так моё воинство увеличивалось. И моя власть росла. Но вот, наступил момент нести смерть. Ночь мщения живым началась с того, что ко мне пожаловали пятеро гостей, а с ними был шестой – бог из Пустоты. Объединив нас всех, он дал нам новое видение и понимание. И после этого всё изменилось. Я стал частью разорада. Виконт очень сильно порывался вызнать самые глубины нашей сущности, чтобы ещё лучше понять путь разорада. Однако от его разума это было сокрыто. И хоть я ему не говорил и даже не намекал, но он догадался сам, что для обретения полного понимания не только нашего мышления, но и всего великого предназначения, он должен стать одним из нас. А, глядя на меня и осознавая, что я – бессмертный, что я – нежить, он не видел во мне признаков постороннего вмешательства, словно бы я – чья-то марионетка. И это развеивало все мифы, которыми обросла история о нас. И он почти что готов был решиться стать одним бессмертным. А мы готовы были принять его в наши ряды. Но осознание того, сколько в нём произойдёт изменений, всё же отпугивало от этой идеи. Но мы не торопили его. Я лишь продолжал изо дня в день приходить в храм Озентвалла, чтобы укреплять его решимость и продолжать взращивать праведную тьму в его душе. А непрестанные размышления, которыми он был объят, помогали ему принять это решение. Как и мы, он был праведен, а потому, находясь в окружении нечестивцев, он ощущал своё одиночество. А тем более недуг. Хоть он и научился обходиться без своего физического зрения, всё же его отсутствие было изъяном, из-за которого он не мог отправиться туда, куда ему хотелось. И ему приходилось маяться. А потому иногда в наших с ним беседах он спрашивал меня о различных изменениях, которые произойдут, если он обратится в разорад, если он будет воссоздан из смерти. И мои ответы также прибавляли ему желания стать одним из нас. Так что в одни из светлых столичных дней, когда мозаика храма отбрасывала на пол разноцветные блики, из жизни ушла праведная душа для того, чтобы взращивать свою праведность во тьме бессмертия.
- Тот, кто жаждет праведности и света, тот, кто воздыхает от нечестия и тьмы, приди к нам. Приди, чтобы встать в один ряд с теми, кто бросает вызов богомерзким тварям, чтобы изничтожать их. С нами – наш владыка Сакраарх. Он – протектор всякой святости и чести, он – великий светоносец и повергатель тьмы, он – истинный бог. Не страшись смерти, потому что тот, кто погибает за имя его, восстаёт, чтобы продолжать служить ему и радовать его милостивое лицо. Не страшись врага, потому что тот, кто идёт во имя света, получает и силы, чтобы ниспровергать тьму. Не страшись совершить ошибку, потому что тот, кто доверился Святой Империи, обретает путь совершенства и начинает с каждым разом совершать всё меньше ошибок. С нами – наш владыка Сакраарх, с нами – истинный бог.
С такими лозунгами первейшие сатлармы приходили к простым людям, чтобы обратить их в свою веру и набрать новых рекрутов. Сейчас всякий, кто услышит эти слова, станет держать подальше от тех, кто изрекает их. Но тогда всё было иначе. Доблестные лерады и могучие лармуды внушали благоговейный трепет и уверенность. Их могучие голоса звучали не просто убедительно, но буквально божественно. Громкий и уверенный тон, чистый и направленный звук. Могучая и непреодолимая стать. Взоры, наполненные искренностью и добротой. Ауры, источающие свет и праведность. Да, тогда ещё истинная праведность наполняла души воинства истинного света. И они внушали доверие. Не было того, кто отверг бы их предложение. Каждый вступал в их ряды. И территории Святой Империи непрестанно расширялись. Сатлармы проникали в новые миры и набирали миллионы новых воителей в свои ряды. Под покровительством Сакраарха шли рост и процветание. Деревни превращались в города, города крепости, крепости – в неприступные обители света. Мирная жизнь била ключом, рождались дети, не было бедняков. Никакой враг не осмеливался нападать даже на самые крайние поселения. А тех, кто всё-таким осмелились сунуться на территории, подвластные Святой Империи, лерады и лармуды быстро сокрушали. Все дети и юноши, кого ни спросил, мечтали попасть в строй сатлармов, чтобы получить вечную жизнь и благословения протектора. И, когда в казармы приходили молодые мужчины, чьи года позволяли нести военную службу, их проверяли, испытывали, а потом решали, достоин такой войти в рати света или же нет. Коренным жителям никто никогда не отказывал, потому что они были крепкими, ловкими, сильными и выносливыми. Как-никак уровень жизни помогал им в этом. А бывали и такие, кто находили способ прийти в Святую Империю из других миров. И вот в частых случаях таким отказывали. Но побуждали развиваться физически, а после прийти снова. Да, в те дни Святая Империя была беспристрастна, так что никогда никому не отказывала в том, чтобы приобщиться к благословениям Сакраарха. В строю могли стоять как мужчины, так и женщины.
