Теннисистка тут же встала и произнесла фразу, которая на продолжительное время стала ключевой в разборках на высшем уровне «Таблицы-М». «А также по отношению к его большой душе», – вот что сказала она; запомни, читатель!
Пока мы уписывали салат, сдабривая его вином «Петрюс» двадцатилетней выдержки, вышеназванная троица отсутствовала. Сквозь гул моторов не доносилось ни плеска, ни вибрации. Мы поднимали тосты за удивительное спасение Гена. А также за «Редкие земли». За «Таблицу-М». За ее мужчин и женщин. За первую женщину мирового бизнеса, за Леди Эшки! За нее как за символ Новой России! За Россию без миошки. Без «Мыши-Игуаны-и-Опоссума». Без Маги, Ихты и Облома!
«А между прочим, джентльмены, вы уловили, что Блажной в своей блажи раскрыл зловещую аббревиатуру? – спросил кто-то из Самых Надежных. – Она читается как „Мать-И-Отец“. России, ей-ей, не сдобровать с такими родителями».
Все замолчали на несколько минут. Стюрдессы заново наполнили бокалы. Мастер Шок взял гитару и запел из Галича «Когда я вернусь». Всем стало грустно. И тут вышел Ген в ослепительной новой рубашке и в клетчатых штанах гольфиста. За ним, весело подпрыгивая, возникли две нечужих ему дамы. Ашка захлопала над головой в ладоши. «Господа братишки, представляем вам новую версию Гена. Теперь он называется господин Страто-Новодомский, то есть Казанова. Разливайте шампанское, а вы, месье Окселотл, сочиняйте экспромт!»
Экспромт. Подражание Васе Каменскому
В полете на аэростате
Свободу свою замерь.
Да здравствует Узник Стратов,
Редчайший из всех «земель»!
И так далее в духе «колумбов далеких сфер».
Едва мы успели опорожнить бокалы с «Клико», как из кокпита вышел пилот. Он сказал, что мы пересекли западную границу братской Белоруссии и теперь углубляемся в пространства небратской Польши.
Х. Что из этого вытекает?
Несколько слов нужно сказать о Сторожевом Хранителе, которому Ник Оризон всегда посылает ответные электронки с обращением Dear Guardy. Уже давно мальчику стало казаться, что Хранитель бродит всегда где-то поблизости. В рутинной школьной жизни Западного Корнуэлла присутствие этого ментора хоть и ощущалось, но не так уж сильно, а вот во время путешествий Нику едва ли не мерещилось, что этот человек следует за ним буквально по пятам. В школьные дни Хранитель обычно интересовался отношениями внутри класса. Он знал всех учеников по имени и по интересам, но особенно интересовался теми ребятами, с кем Ник, как это бывает в школах, временно сближался то по спортивной линии, то по музыкальным пристрастиям, по коллекционированию виниловых пластинок, по культу древних Flower Kids или, скажем, по толкованию Толкиена. Иногда он давал юнцу некоторые ненавязчивые советы. Ну, например, пишет что-то вроде следующего: «Мне кажется, старина, что ты слишком много времени отдаешь футболу. Почему бы тебе не перестроиться на крикет? Футбол все-таки – это утеха плебса, которая все больше и больше по всему миру становится глобальным бизнесом, а вот крикет как был, так и остается истинно британским джентльменским видом спорта. Все же, дружище, если ты соберешься с приятелями на стадион, ну, скажем, на матч с непобедимым „Челси“, обязательно дай мне знать, на каком стадионе этот матч состоится, чтобы я смог вовремя разработать твой маршрут в обход автомобильных пробок». Этим, в общем-то, забота и ограничивалась, если не считать того, что впоследствии выяснялось. Оказывается, он успел за несколько дней узнать, какие клики воинствующих фанатов собираются посетить данный матч. Нику иногда даже казалось, что были предприняты какие-то меры по отсечению группы корнуэльских мальчиков от сгущения хулиганствующих пьянчуг; иначе чем можно было бы объяснить присутствие по соседству на трибунах каких-то мощных парней с невозмутимыми физиономиями?
Что касается путешествий, то тут активность Сторожевого приобретала совсем иной размах. Едва лишь Ник сообщал ему, что собирается, скажем, в Южно-Африканскую Республику, а точнее, в Дёр-бан, чьи пляжи отличаются особенной устойчивостью океанского наката, как Хранитель начинал развивать такую серьезную активность, что ее нельзя было считать ничем иным, как выстраиванием настоящей системы безопасности. В аэропорту его будет ждать большой такси-кэб с вмятиной на правом фендере и с рекламой турецких бань на крыше. За рулем там будет сидеть симпатичный феллоу средних лет с короткой стрижкой, покрашенной в зеленый цвет, а в левой ноздре у него будет медное кольцо времен Англо-бурской войны. Запомни: зеленые волосы и кольцо в левой ноздре. Ты подойдешь в нему и скажешь: «А вы, мой друг, кажется, из Свазиленда?» – на что тот ответит долгим приступом смеха, переходящим в икоту. В конце концов он скажет: «Вы правы, сэр, я восемьдесят седьмой племянник короля».
Он привезет тебя в отель «Рокпорт», что в десяти милях к востоку от города, прямо на пляже. В этом комфортабельном заведении девяносто процентов служащих принадлежат к нашей системе. Остальные десять – неграмотные. Будь осторожен с уборщицами; ты понимаешь, что я имею в виду, а если не понимаешь, перечитай роман Набокова «Ада». Категорически не заказывай капучино и вообще держись подальше от молока. На следующий день после твоего прибытия в отель к ланчу заявится большое мальгашское семейство Дурадананганвладехов. Они скажутся твоими близкими родственниками, что ни у кого на этом пляже не вызовет удивления, несмотря на этническое различие. Можешь для простоты называть их Влахами; никто не обидится. Они только что переехали в новый большой дом в непосредственной близости от «Рокпорта». Так же, как и ты, они являются страстными поклонниками музыки барокко и старых фильмов итальянского неореализма. Я был бы очень рад, если бы ты с ними сошелся и вечерами проводил время у них на террасах. Влахи принадлежат к удивительному поколению мальгашской интеллигенции. Ну а лучше товарищей, чем дети твоего возраста, Джесси и Кензи, вообще не найдешь ни в южном, ни в восточном полушариях. (Ник в этом убедился, когда заметил, как Джесси и Кензи обшаривают биноклями окрестные дюны. Их отцы и дядья между тем прогуливались вдоль пляжа с чем-то продолговатым в чехлах.)
Пожалуйста, выходи со мной на связь не реже двух раз в день и сообщай по возможности больше подробностей. Твой Гуарди.
Приблизительно такой же сценарий был разработан и для путешествия в Биарриц, однако здесь Ник Оризон не считал себя обязанным выполнять все сюжетные ходы Гуарди: все-таки он был здесь не в первый раз, знал всю округу, да к тому же находился под опекой своего учителя, всемогущего старче Винсента Лярокка. Хранитель, очевидно, все это учитывал и не особенно давил на мальчугана, за исключением одного престраннейшего обстоятельства.
Однажды вскоре после прибытия в Страну Басков маячок его суперсовременной доски замелькал и запищал в тревожном режиме. Сторожевой в категорических, если не в грубых, тонах рекомендовал юнцу ни в коем случае не пользоваться прошлогодним мотоскутером, оставленным в самодельном гараже на пляже Бидар. Ник был поражен странным совпадением: ведь именно такое же наставление он получил от какого-то русского писателя с американским именем, с которым совсем недавно его познакомил Лярокк. Он вспомнил, с какой настойчивостью мистер Окселотл увещевал его забыть тот отменный скутер, который и сейчас мог бы стать здесь великолепным средством передвижения, невзирая на то, что его владелец действительно увеличился за истекший год. Интересно отметить, что, когда он вернулся с пляжа к гаражу в предвкушении веселого, под общий восторг, проезда на спине этого глазастого жука, двери гаража оказались наглухо закрыты, а пульт дистанционного управления начисто исчез с места их пикника. А мистер Окселотл, судя по следам его шин, отправился восвояси. Не исключается вероятность того, что писатель перед отъездом закрыл двери гаража, а пульт забросил далеко в заросли бамбука. Ник был уверен, что найти этот инструмент будет нетрудно, если прочесать тамарисковую или бамбуковую рощу, но дел на пляжах было так много, что он никак не мог взяться за этот поиск.
