…Вот она закрыла дверь, накинула крючок. Вытащила топор.

— Где деньги? — кричит изумленной, но не испугавшейся продавщице.

— Ах, ты!.. — Сенкова же была на фронте. Без страха пошла она навстречу угрозе, как бывало в годы войны. И погибла.

Вера Васильевна стряхнула оцепенение. Все подтвердилось. Но откуда, откуда в этой молодой женщине такая бездна жестокости и изворотливости?! Пьянство и садизм отца, лживость и безволие матери, ханжество и цинизм отчима — вот чьи плоды мы пожинаем.

— Теперь поговорим о Степанко, — сказала следователь.

Глаза Снеговой блеснули.

— Гад он, арестуйте его. Это он виноват во всем. Когда денег не дал, я спросила: «Что же мне теперь — воровать?» Он и ответил: «Конечно. Что в этом особенного?» Только прикидывается, — голос Тамары от злобы окреп, — верующим, святым, а сам ни в бога, ни в черта не верит — за гроши душу продаст. Я ему про убийство сказала, он и научил — молчи, ври, не сознавайся, не докажут. Все, говорит, они скоро погибнут, плюнь и не жалей, себя спасай.

— Верующий? — заинтересовалась Вера Васильевна.

— Да-а, верующий, — с иронией ответила девушка. — Иеговист он. Братья и сестры, что к нему приезжали, думаете, родня ему? Черта с два! Сектанты, как и он.

«Здорово живешь! — ахнула про себя Вера. — Вот от чьей руки Алик пострадал! Может быть, Тамара и про землянку знает?»

— Снегова, — строго сказала она, — признание должно быть полным. Степанко едва не убил нашего сотрудника в тайге по пути к землянке. Где она?

— Ах, изверг! — Та грязно выругалась, ничуть не смутившись. — Есть у него землянка в тайге, туда ходил с «братьями» и «сестрами» своими, молиться, говорил. Но так я им и поверила! Прячут там они что-то, прячут. В схороне я не была, но примерно знаю, где это. Он нас с мамой несколько раз брал с собой, так, для отвода глаз. Пройдем до родничка, он нас оставит, обернется минут за тридцать-сорок. Вот там и ищите. — И совсем устало добавила: — Пусть за все ответит, пакость…

Закончен допрос. Поднялась из-за стола следователь, встала и Снегова. Они стояли рядом, но были бесконечно далеки. И вдруг лицо молодой женщины исказилось, она до боли вцепилась в руку Веры и вся затряслась от рыданий, уронив, голову ей на плечо. «Вот ведь как, — печально думала Вера, — жертвой убийства стала не только Сенкова. Преступление — это горе, и на моем плече плачет тоже настоящее горе. Загубленная молодость, любовь, несостоявшееся материнство, несмываемое позорное пятно…»

Поразила эта неожиданно простая мысль: мы сражаемся с горем…

«Как красит все-таки его эта застенчивая улыбка, как располагает к нему», — думала Вера, следя за Николаевым. Юношески стройный, в ладно сидевшем мундире, майор ходил по кабинету, изредка взъерошивая свои русые волнистые волосы.

«А седины-то, господи! Рано как», — заметила она. Иван Александрович не скрывал своей радости.

— Преступление раскрыто, — говорил он. — Ниткин принес данные последних экспертиз. Ель, которой прикрыт был раненый Богданов, могла быть срублена топором, найденным в рюкзаке Степанко. Если наличие почвы на сапогах он мог объяснить, — Николаев скривил губы, вспомнив унылую физиономию «святого Иосифа», — то тут уж никуда не денется. Однако же есть «но», — Николаев остановился, энергично взмахнул сжатой в кулак рукой. — Землянка. Мы должны найти ее во что бы то ни стало. Мы еще не обнаружили шубу Снеговой. Не там ли она?

— Надо, значит надо, — сказал Петухов, думая о том, что наверняка в третий раз ему придется трястись до Ярино по весенней дрянной дороге. Анатолий угадал. Майор продолжал свою короткую речь:

— Едут Петухов, Сенькин. Я тоже, — он смущенно улыбнулся. — Как-никак тоже те места знаю, бывал. Вера Васильевна, — Николаев с притворной строгостью глянул на нее, — едет в Одон. Допрос Богданова и все такое, — в серых его глазах прыгал смех, — закончите и догуливайте отпуск. Прокурор согласен.

Протасевич с улыбкой кивнул.

«Ах, душа-человек, — благодарно подумала она, — знает ведь, что Сергей Алика не оставит. Господи, счастье какое! Целых три дня! И весна, и рядом муж!»

— Всем домой — собираться, — распорядился начальник райотдела, — экипировка таежная — сапоги и все прочее. Выезжаем в ночь.

Оглядев оперуполномоченных, майор подошел к ним, дружески обнял за плечи:

— Ладно, ребята, отдохнем потом. Молодые же мы, силушка есть!

Сенькин сказал серьезным тоном:

— Только, товарищ начальник, попрошу справочку оформить. Так, мол, и так, сотрудник такой-то не ночует дома по причине важной операции. С круглой печатью и лично вашей подписью. Теща моя только вас признает и меня всегда вами пугает. Вы мне иногда по ночам снитесь, как карающий меч закона!

Организовать поиск землянки помог директор леспромхоза Скоробогатов — рыжий носатый мужчина с трубным голосом. Выделил людей, дал карту участка, расположенного у родничка, о котором говорила Снегова. Хотели поговорить с Клавдией Степанко, но не стали тревожить — горе свалило женщину, сердечные приступы следовали один за другим. «Обойдемся», — сказал Николаев.

Определили примерный район поисков, разбили его на квадраты. Семен Ярин, серьезно и внимательно выслушав все предложения, заявил тоном, не допускающим возражений:

— Вы не забывайте, однако, что весна. Шибко в лесу не шумите, ходите легонько. У каждой зверюшки место свое есть, что их лишать дома?

С дедом Семеном все охотно согласились.

Родничок отыскали быстро, от него растянулись в прямую линию, пошли с палками в руках, вороша завалы, бугры, прощупывая весеннюю талую землю.

Землянку обнаружили под старой раскидистой вербой. Нежные, пушистые, белые с желтыми кончиками цветы, склоняясь на тонких ветках, прикрывали деревянный настил, покрытый хорошо прижившимся дерном.

— Така красотища срамоту прикрыват! Тьфу, — сплюнул Ярин. Землянка почти не возвышалась — так, небольшой бугорок. Взломали глубоко сидящую в земле дверь. Пол настлан неоструганными досками, стены выложены гладкими стволами лесин, бревенчатый же потолок подпирали кедровые стояки.

— Крепко сработана, — крякнул директор, не упустивший случая поучаствовать в операции.

…В землянке остались Николаев, эксперт Ниткин и Петухов. Внимательно осмотрелись. На грубо сколоченный топчан эксперт поставил свой чемодан, раскрыл его, готовясь к осмотру.

Вдоль стен сколочены стеллажи, левый был пуст, а справа лежали аккуратные небольшие брезентовые мешки, рядом зеленый рюкзак, набитый чем-то.

Чувство нереальности происходящего охватило вдруг майора. Там, наверху, буйствовала проснувшаяся верба, светило весеннее солнце, отважно вылезали подснежники, там стояли свои, милые сердцу люди — в кирзовых и резиновых сапогах, телогрейках. А здесь, в землянке — темное царство, совсем другой мир, непонятный, чужой. Открыли рюкзак. Ниткин вытряхнул коричневую измятую шубу. Нижняя пуговица оторвана, на остальных четко просматривается цифра «63».

— Вот она, — торжественно изрек эксперт, и опять у него нашелся подходящий целлофановый мешок.

Брезентовые мешки были тщательно зашиты. Распороли шов — журналы для сектантов.

— Что это? — удивленно обратился эксперт к Николаеву…

Майор осторожно взял в руки журнал.

— Эге, да это товар издалека! — изумился Иван Александрович. — Гляди, еще не успокоились! Здесь, Ниткин, дело серьезнее, чем мы думали, — задумчиво произнес он, — давай-ка разбираться дальше.

В одном мешке были деньги, в других лежали какие-то листки. Взяв один из них, Николаев начал читать, не выдержав, сплюнул:

— Сектанты проклятые.

Ясно теперь, почему напал Иосиф Степанко на Богданова. Боялся за тайник. Решил спрятать окровавленную шубу и обнаружил погоню. На убийство пошел «святой Иосиф», вот какая у его веры мораль! «Что же, делом Степанко займутся другие, — подумал Николаев, — а у нас, похоже, финал».

Финал? Он улыбнулся, внезапно вспомнив свой недавний сон. Бежали по зеленому лугу кони, развевая гривы, звенели гулкие ботала на их гордо изогнутых шеях. «Да это телефон звонил тогда», — только сейчас понял он…