Первая чаша, самая почётная. Для самого почётного гостя. Которого выбрала женихом первая невеста в нашем селении. Злые и завистливые взгляды других парней острыми стрелами впиваются в чужака, но он этого не замечает.

Когда Армина обращается к чужестранцу, встав прямо перед ним и приосанившись, – он хмурится, как будто не понимает, кто это и что от него нужно.

Мне отсюда не слышно, что она говорит ему, протягивая чашу. Лишь тон её голоса. Грудной, бархатный, чарующий. Я знаю точно, что в правом кармане её красной юбки уже наготове браслет.

Нервно сжимая в пальцах ткань юбки, жду что ответит.

Чужак смотрит настороженно. Сначала на протянутую чашу. После – в лицо красотки Армины.

Его глаза сужаются.

А мне в сердце вдруг словно тупую иглу вонзили. Я так ярко это представляю… вот сейчас он очаруется этой статной красавицей, чья грудь богато украшена бусами, и чья речь продолжает литься колдовским ручьём… не может не очароваться, они были бы очень красивой парой… она ему наденет браслет, возьмёт за руку, поведёт за собой прочь…

Синий взгляд снова хватает меня в капкан, ловит через всё это бесконечное разделяющее нас расстояние. Я вздрагиваю. Чужак вопросительно приподнимает тёмную бровь. Не понимает, наверное, почему так странно на него смотрю.

Коротко покачав головой, отказывает Армине.

Чашу из её рук не берёт и даже не смотрит больше, возвращаясь к прерванной беседе.

Она ещё пару мгновений словно зависает с чашей в руках. Как будто не может поверить, что ей – ей! – хоть кто-то хоть в чём-то посмел отказать. А потом, фыркнув, разворачивается резко и уходит прочь из круга света. Отец ловит её за локоть и приказывает вернуться в толпу невест. Ей сегодня ещё выбирать. Последний праздник, как и у меня. Она не имеет права сегодня уйти без мужа.

Вот только тот, кого она так хотела заарканить, не попался в сети. Мне кажется, это впервые в её жизни, чтоб кто-то избежал её чар. Я вижу, как её красивое лицо темнеет от злости.

И как, снисходительно похлопав старшую сестру по плечу, из её пальцев отбирает чашу младшая, Катрина.

Сколько я помню, у них всегда было негласное соперничество. Младшая дочь Первого охотника стремилась обогнать старшую в яркости нарядов, блеске монист… в количестве поклонников и разбитых сердец. Вот и сейчас, прежде чем выйти в круг света, очерченный кострами, она… дёргает ниже вырез своей рубахи. И чуть распускает стягивающую его тесьму.

Плывёт через всю площадку, будто лебедь по озеру. Как будто исполняет колдовской танец. На такую невозможно не засмотреться. В такую невозможно не влюбиться.

Она склоняется перед гостем в поклоне.

И я могу представить, какой шикарный вид открывается перед ним, если даже сидящие рядом старейшины едва из сапог не выпрыгивают и выглядят так, будто мечтали бы сейчас скинуть годков по тридцать-сорок.

Протягивает чашу моему чужаку. И с игривой улыбкой в голосе обращается к нему так звонко, что слышно даже на моей стороне:

- Добро пожаловать, господин! Не хотели бы вы остаться в нашей деревне подольше? Мы здесь… очень дружелюбны к гостям. Тем более, таким симпатичным…

Он замолкает и медленно, пристальным взглядом с прищуром окидывает всю её фигуру, снизу доверху…

У меня темнеет перед глазами и перестаёт хватать воздуха в груди.

Катрина, воодушевлённая тем, что не отказывается от чаши сразу, решает развить успех. И грациозным движением склоняется к гостю. Кладёт ему руку на плечо. Шепчет что-то на ухо.

Мне хочется отвернуться. Мне хочется перестать смотреть на то, что с каждой минутой словно проворачивает нож у меня в сердце. Но почему-то не могу.

Своим выставленным на обозрение бюстом Катрина чуть ли не ложится на него.

А он не отталкивает.

Только роняет сдержанно несколько слов.

И Катрина вдруг резко выпрямляется. Отшатывается от него, словно ошпаренная.

Выплескивает брагу из чаши в костёр. Огонь, ярко вспыхнув, отвечает ворохом искр до небес на это подношение. Отшвыривает сосуд под ноги. И уходит быстрым шагом прочь.

Её красивое лицо перекошено от гнева. Она судорожно тянет вверх вырез рубашки.

Подруги пытаются остановить, но она выдергивает руку.

- Никогда! Никогда меня ещё так не унижали! – рычит Катрина.

И покидает площадь совсем, растворяется в вечерней тьме.

У неё ещё два праздника есть, чтобы наверстать упущенное.

Которых нет у меня.

В толпе невест приуныли. Если уж дочерям Первого охотника отказали… кажется, девушки начали понимать, что тут никому не светит, и чужак просто не настроен на романтический лад.

Но праздник продолжается, песня вьётся, барабаны тихо рокочут… и вряд ли их нерешительность продлится долго. Ведь каждая втайне считает, что именно она достойна стать героиней сказки. Что именно её выберет загадочный незнакомец, от которого за версту веет силой и властью. А ещё богатством. Убийственное сочетание, которое заставляет глаза девушек сверкать ярче. Они лишь переглядываются между собой и ждут, кто решится следующей. Кажется, подталкивают вперёд хихикающую Лерику.

Гость и не догадывается, какие нешуточные страсти кипят вокруг его персоны, невозмутимо продолжает прерванную беседу… Я понимаю со всей очевидностью, что ни Сифакс, ни старейшины не торопятся просветить его о сути праздника, о которой он, очевидно, не подозревает – иначе вряд ли был бы так спокоен. Они все тоже его ловят. Среди девчонок на выданье – их дочки и внучки. А породниться с таким человеком для любой семьи почётно.

Вновь этот загадочный Таарн. Слово засело в голове, как заклинание.

Может, если бы я не была изгоем в деревне и больше разговаривала с людьми, тоже бы знала, что такого в клане Ночных стражей. И почему едва услышав, из чьего рода этот гость, все стали вести себя так странно…

Нет, наверное, нельзя было так на него пялиться.

Потому что чужак снова бросает на меня быстрый пристальный взгляд.

И меня будто толкает кто-то в спину.

Я делаю шаг вперёд.

Сама не понимаю, как так получается. Но синий взгляд не отрывается больше ни на мгновение – удивляется, задаёт вопросы без слов. И тянет, тянет к себе. Чтобы получить ответы.

Я делаю ещё один шаг. В круг света. Замёрзшую кожу обжигает жар от костра. Невестам не положена верхняя одежда или плащ во время праздника, потому что товар должен быть лицом. И я давно уже заледенела, стоя на ветру там, куда не доставало тепло.

Меня, наконец, замечают и остальные.

Со всех сторон впиваются острые кинжалы чужих взглядов. Умолкают перешёптывания. Даже музыка сбивается с ритма, даже песня срывается в фальшивую ноту. Настолько всех поражает этот мой крохотный шаг.

Я останавливаюсь на миг на краю. Мне страшно. Куда я иду? Что собираюсь сделать? Кто я такая, чтобы решиться на подобное?

Но если не он, этот чужак – то уже до утра я стану подстилкой Ципиона.

Если не дойду.

Тогда я никогда не узнаю, о чём спрашивают меня синие глаза.

Никогда не узнаю, так ли добры его руки, как я мечтала.

Шаг. Ещё шаг.

Снова сбиваюсь на третьем.

Едва не поворачиваю и не убегаю прочь, потому что на меня смотрят сейчас буквально все.

Потому что мне вдруг становится ужасно, до тошноты противно и стыдно за то, что собираюсь сделать. Ведь это же бесчестно! Несправедливо так поступать с человеком… Отбирать свободу, обманом заставлять жениться на таком ничтожестве, как я… Потому что по доброй воле он, конечно же, никогда бы такого не сделал. А значит, я собираюсь поступить так же подло, как Армина и Катрина. Воспользоваться тем, что он не знает местных обычаев.

Я такая же, как они.

И он возненавидит меня, когда узнает.

Что же я делаю…

«Всего лишь спасаешь свою жизнь», - шепчет внутренний голос, и я из последних сил беру себя в руки.

Ещё шаг.

Мысли скачут, я лихорадочно пытаюсь понять, есть ли какой-то выход. Должен быть! Я не хочу ломать жизнь этому человеку. Я не хочу становиться и его проклятием тоже.