- Иди уже! Болван мохнатый, - ревнивый супруг всё-таки оттолкнул от меня кота и вернул себе законное место рядом. – Сказано было, ждать! Не видишь – мы важным делом заняты? Я, может, тоже её облизать хотел. Но как-то же держу себя в руках?

Я поняла, что начинаю краснеть.

Судя по всему, мой ироничный муж вернул себе обычное душевное равновесие и перешёл к излюбленному занятию – смущать меня до корней волос. И что-то в том, какие взгляды он бросал на меня, вынуждая судорожно поправлять на место дурацкую, постоянно сползающую бретельку, заставляло подозревать, что это только начало. Кажется, и правда не только барсик здесь смертельно соскучился.

Сердечко предательски ёкнуло.

Как-то сами собой в голову пришли снова мои мысли, которыми так бредила, пока ждала мужа.

Что я дура последняя, что так долго от него бегала, и что если б он был рядом, точно бы зацеловала до смерти и больше не пряталась. Доверилась любимым рукам.

Так. И что теперь делать? Муж на месте. Руки вроде как тоже.

А я, кажется, впервые в жизни перестала бояться близости мужчины. Наша разлука словно перевернула что-то у меня внутри. Теперь мне не хочется прятаться. Никогда раньше мне так сильно не хотелось подойти ближе и коснуться самой.

Осторожно поднимаю глаза, любуюсь своим мужчиной украдкой, пока он, вполоборота от меня, чешет своего кота и выговаривает ему что-то ворчливо. Путаюсь взглядом в тёмных волосах, которые совсем мокрые от растаявшего снега. Зависаю на губах, когда они говорят что-то добродушно мурчащему зверю.

Нечто странное происходит с моим телом. Оно становится тяжёлым и горячим, как во время болезни. Да и сердце никак не желает успокаиваться. А его биение отзывается почему-то пульсацией далеко-далеко за пределами груди. Да что это со мной? Может, я и правда заболела?

Шум крови в ушах так силён, что я даже не сразу понимаю смысл слов, с которыми ко мне снова обращается мой муж.

- Ты представляешь - пришлось на Клыка весь запас зелья невидимости израсходовать! А ведь я планировал оставить немного для тебя, чтоб легче было обратно выбираться. Но у меня с собой и так мало было, на всякий случай, самому же не нужно. А тут этой заразе в пасть налил, у него морда наглая исчезла, а хвост в воздухе торчит! От наполовину невидимого кота толку бы не было, сама понимаешь, так что пришлось отдать хитрюге всё до последней капли. Так ему так понравилось! Ходил потом, пустые склянки обнюхивал, как будто в них валерьянка была, и клянчил ещё.

Задорная мальчишеская улыбка на лице Бьёрна продолжает творить со мной что-то странное.

Я ещё никогда не чувствовала подобного рядом с мужчиной.

Мне становится физически трудно стоять на расстоянии даже шага. Я хочу опять к нему в руки! Я хочу, чтоб перестал болтать и снова поцеловал. Я хочу прижаться всем телом, спрятаться у него на груди, и забыть обо всём. Я хочу…

Я его хочу.

Осознание этого простого факта прошивает меня, будто молнией.

Раньше я так стеснялась, боялась даже смотреть в его сторону… наверное, потому, что мужчин привыкла воспринимать прежде всего, как угрозу. И даже когда поняла, что Бьёрн – последний мужчина на свете, который мог бы причинить мне вред, всё равно вся сжималась от смущения радом с ним, боясь своих чувств. Наверное, потому, что отчаянно переживала, что он-то ко мне ничего подобного не испытывает. Боялась открыться и довериться собственным эмоциям.

Но вот сейчас…

Слишком сильно меня поразил тем, что добровольно надел браслет.

Слишком тронула меня его ревность.

Слишком горячо целовал.

Как будто растаяла та ледяная оболочка, которой было покрыто моё тело раньше. И теперь… мне очень горячо.

Я его хочу.

И как назло, мой муж наконец-то рядом. Такой большой, красивый, любимый… и вкусно пахнущий. Хоть сама на шею вешайся. Но разве это прилично?! И вот что теперь делать? Моя дурацкая стыдливость ни за что не позволит выразить словами, что именно мне нужно.

- А… на сколько хватит действия зелья? – спрашиваю между делом, а сама чуть-чуть, незаметно придвигаюсь ближе.

Кажется, начинаю понимать, что такое ревность, потому что руки, которые я хотела на себе, гладят почему-то невидимого кота. Клык самым издевательским образом мурчит. Я бы, наверное, тоже мурлыкала.

- Понятия не имею! Ни разу не пробовал такой чепухой заниматься, как поить зельем невидимости снежного барса. Вот и проэкспериментируем заодно.

Украдкой становлюсь совсем-совсем близко, касаясь плечом его рукава, и начинаю тоже поглаживать кота. Ныряю ладонями в невидимую шерсть, пропускаю меж пальцев, наслаждаюсь пушистой мягкостью плотного подшёрстка... Мурлыкание становится в два раза громче.

- Ну, ладно. Хватит болтовни. А теперь давай-ка, Фиолин! Собирайся. Мы уходим.

- Прямо сейчас?..

Это ужасно глупо. Но я чувствую сильнейшее разочарование. Уходить в ночной холод и неизвестность из этого тёплого уединения, которым я не успела даже толком насладиться, кажется мне чем-то невыносимым. Но умом я понимаю, что Бьёрн прав. Никогда не знаешь, что выкинет королева. Мы на вражеской территории, а ему вообще опасно здесь находиться…

И всё-таки.

Вздыхаю украдкой и делаю снова шаг в сторону, невыносимо увеличивая расстояние между нами.

Синий взгляд неотступно следит за моими перемещениями по комнате. Когда я принимаюсь ходить туда-сюда и вспоминать, где что валяется. В голове туман и требуется ужасно много усилий, чтобы сосредоточиться. Как на зло моё тело разморённое и мягкое после ванны, слушается с трудом, и мне кажется, тоже сопротивляется всеми силами тому, чтоб его вытаскивали из тёплой спальни на ночной мороз.

Пунцовея щеками, понимаю, что с намного большим удовольствием залезла бы лучше под одеяло.

Тем более, что я так и не успела испробовать, что за странные постели такие, будто снегом присыпанные, у асов.

Новая порция подавленных вздохов отправляется во Вселенную.

Самое неприятное то, что по мере того, как я разыскиваю то одну, то другую вещь и собираю с пола уроненную одежду, мой разум подкидывает мне всё новые и новые причины остаться. Каждая из них заставляет меня расстраиваться ещё больше. Но я изо всех сил пытаюсь не подавать виду. Я же послушная жена! Из наставлений бабули Лоримель я твёрдо усвоила, что все свои недовольства женщина должна держать при себе. Мужчины такого не любят. Он велел – я должна слушаться. А я твёрдо намерена стать для Бьёрна идеальной женой! Чтобы он захотел, чтоб я осталась с ним насовсем – а то вдруг я что-то не то поняла, прямо же не было сказано, кто я ему теперь. И поэтому никаких…

Бьёрн подходит сзади так неожиданно, что я застываю с платьем в руках. Обнимает меня обеими руками и кладёт голову на плечо.

- Рассказывай. Что такое?

- Всё нормально! – говорю поспешно. Но такой ответ его почему-то не удовлетворяет.

- Врушка ты. Признавайся давай!

Горячая ладонь гладит мой живот через тонкую сорочку. И я понимаю, что окончательно попала в плен. Такому настырному сопротивляться бесполезно. Всё равно выудит правду.

- Я боюсь, что ты обидишься, если я скажу.

Бьёрн фыркает мне в ухо.

- Мне уже страшно, что ж ты там такого в своей голове напридумывала!

Я получаю щипок за мягкое место и сдавленно ойкаю от неожиданности. Но куда-то вырываться больше не хочется. В его руках мне тепло и безумно хорошо. Так что пусть бы допрос продолжался подольше, я не против.

- Ну… только обещай, что правда не будешь сердиться! Во-первых, мне захотелось попрощаться.

Держащие меня руки напрягаются. В голосе сквозит напряжение, когда после секундной заминки Бьёрн отвечает:

- Мне прям даже интересно, что же тогда «во-вторых», если такое «во-первых». А давай-ка ты лучше Псине записку напишешь? А ещё лучше, я сам напишу.

- Не надо! – в ужасе восклицаю я, слыша в голосе Бьёрна кровожадные нотки. Уж он напишет!