– Шутник, истинный крест, шутник, – без улыбки сказала Мария Петровна. – Ну иди сюда, мой голубчик, бабушка тебя расцелует!

И она громко расцеловала наклонившегося к ней внука, для удобства взяв его обеими руками за уши.

Блинков-младший во время этой семейной сцены потихоньку толкал мешок. Рука упиралась как будто в каменную стену. Пришлось налечь плечом, и только тогда мешок чуть-чуть качнулся. Похоже, он был набит песком и весил килограммов сто.

– Это мой, – заметил Николай, оторвавшись от бабушки. – Приезжаю иногда и балуюсь, чтобы форму не потерять.

Он шагнул к мешку, явно собираясь постучать для разминки. Но бабушка поймала внука за штаны и притянула к себе. На вынырнувшем из-под одеяла рукаве было три адидасовских полоски. Блинков-младший чуть не расхохотался: старушка ползала по дому в спортивной куртке! Потом он представил себе, как ей одиноко и страшно в ее неухоженном доме, во всей этой деревне с темными окнами, где то ли рано ложатся спать, то ли вообще никто больше не живет. Истосковалась бабушка по внуку, вот и надела его куртку.

Старушка тем временем что-то горячо шептала на ухо Николаю.

– Само собой, бабуля! Абсолютная независимость и необременительное деловое сотрудничество! Я и полковнику так обещал: поселю, сказал, ребят на сеновале, – в полный голос ответил ей любящий внук и обернулся к Блинкову-младшему с Иркой. – Эх, и завидую я вам, детки-тарталетки! Будете спать на свежескошенном сене, пить парное молоко!

– Какое сено, какое молоко?! Я ведь козу пять лет как продала, Колюшка! – поджав губы, напомнила внуку старушка.

– Ах ты, незадача какая! – огорчился Николай. – То-то я давно нашу Лизку не видел! Раньше, бывало, только подъеду, а она уже тут как тут, бородой трясет, морковку выклянчивает. Большая охотница до морковки была наша Лизавета!

– Николай, – устало сказала Ирка, – борода у козлов, а у коз бороды не бывает. И вообще, хватит сказок для самых маленьких. Если мы здесь лишние, то поехали обратно. А если нет, уложи нас где угодно – я спать хочу.

– Вот это деловой подход! – обрадовался Николай, словно только и ждал, когда Ирка оборвет поток его завиральщины. – Пошли, ребята, на колодец, покажу вам, что к чему. Попьем чайку, да поеду я. А бабуля пока решит, куда вас устроить.

Он сказал «ребята» вместо «деток-драндулеток-тарталеток». Это уже можно было считать Иркиной победой.

А в особняке веселились вовсю! В тот самый момент, когда Блинков-младший с Иркой вышли на улицу, лидер группы «Свистящие» Таракан так лихо бацнул по струнам, а танцующие так дружно подпрыгнули и хлопнулись об пол, что на веранде особняка взорвалась лампочка.

Позвякивая пустым ведром, их догнал Николай.

– Вот и кончаются мои мучения, а ваши начинаются, – довольным голосом объявил бабулин внук.

– Ты почему фонарик не взял? – спросила его Ирка. – Что же мы, так, в темнотище, и пойдем?

– Вон тебе фонарик. – Николай кивнул на спрятанный за облаками размытый блин луны. – Могу, если хочешь, посветить фарами, только это не нужно. Мимо колодца ведром ты и так не промахнешься. Привыкай к деревенской жизни, Ирэн. У бабули фонарика нет, потому что встает она с солнышком и ложится с солнышком.

И они пошли попадать ведром в колодец. Ирка ворчала, что она не рабыня на плантациях – вставать с солнышком. У нее, в конце концов, каникулы! Когда захочет, тогда и встанет!

Она по-женски не проникала в суть явлений. А Блинков-младший проникал и уже прекрасно понял, что рано вставать – никакая не трудность здешней жизни. Рано вставать совсем легко, если перед этим рано ложиться. А поздно лечь в деревне просто невозможно, потому что по вечерам тут совершенно нечего делать, и в этом-то как раз главная трудность!

– Надо все-таки познакомиться с этими, из особняка, – шепнул Ирке Блинков-младший. – А то через неделю мы на самом деле заблеем и начнем по травке скакать.

– Ну-ну. Флаг тебе в руки, – хмыкнула Ирка.

Николай привел их к колодцу и начал объяснять, как детям неразумным: эту крышку открываете, сюда цепляете ведро, эту ручку крутите, нет, бросать ведро нельзя, нужно потихоньку опускать, а то колодец старый, стенки грибами заросли, посшибаете их ведром, и будет вам грибной суп вместо чистой воды. В какой-то момент Блинкову-младшему показалось, что полицейский опять врет, но, когда они с предосторожностями подняли из колодца ведро воды, там плавал темный кружок размером с банкину крышку.

– Видал, какие здоровенные опята у нас в колодце?! – похвастал Николай, вылавливая кружок. – Можешь поджарить и съесть. Будешь потом рассказывать в Москве, как за грибами на колодец ходил!

И он торжественно вручил кружок Блинкову-младшему. Это действительно была шляпка гриба, трухлявая от старости.

Нести ведро досталось Блинкову-младшему. С непривычки он расплескал почти четверть, и в основном – себе на ноги. Когда они дошли до дома, в кроссовках у него хлюпало. Еще чуток – и лягушка заквакала бы…

А дома, за столом, покрытым белой скатертью с неразгладившимися складками, сидела розовенькая благостная Мария Петровна в цветастом сарафане. Ее заплетенные в косицу седые волосики были скручены на затылке в бублик.

– Проходите, ребятушки, – произнесла бабуля полицейского певучим сказочным голосом. Казалось, что сейчас она продолжит: «Козлятушки, ребятушки» и все такое. – Колюшка, ставь самовар, Иринушка, накрывай на стол, а ты, Митенька, слазай в подпол за вареньем, помоги мне, старой.

– Я сейчас, Марьпетровна, – спохватился Блинков-младший. – У меня в машине кролик.

– Неси его сюда, Митенька. Пускай в сенях переночует, – решила старушка. – А завтра сделаешь ему клетку.

Само собой, кролик не сидел в корзинке паинькой, дожидаясь, пока о нем вспомнят. В машине попахивало. Блинкову-младшему пришлось вытряхнуть все коврики и чехлы с сидений, потому что кролик обследовал свою тюрьму, рассыпая по пути орешки. А еще надо было нарвать для кролика клевера и устроить его в сенях под лавкой. Когда Блинков-младший вошел в комнату, вся компания уже пила чай с вареньем.

– Кроликовый папа, – отметила его появление Ирка.

– Кроличий, – механически поправила ее Мария Петровна.

Блинков-младший подумал, что, наверное, до пенсии она работала учительницей. Но полицейская бабушка вдруг добавила прежним сказочным тоном:

– Ты кушай повидлу-то, Иринушка. Повидла у меня страсть какая сладкая, истинный крест!

Окно вдруг озарилось ярким белым светом. По занавеске снизу вверх побежали тени от веток растущей у дома яблони. На улице кричали: «Ура», – конечно, это развлекалась компания из особняка.

– Армейская ракета, осветительная, – заметил Николай.

– Каждый вечер так, – пожаловалась бабуля, прихлебывая чай из блюдечка. – Подожгут дом, вот и будет освещение.

Ракета опускалась долго, не то что китайские шутихи. Похоже, она была с парашютиком.

Ирка вяло ковырнула ложечкой повидлу, шмыгнула носом и сказала:

– Действительно, ну что мы там не видели? Марьпетровна, научили бы вы меня вязать. Говорят, это успокаивает нервы.

– Конечно, конечно, Ирина Ивановна, в вашем солидном возрасте пора сидеть дома и учиться вязать, – поддакнул Николай. – Ну что могут вам предложить эти буржуины в особняке? Музыкальный центр на четыре киловатта да синтезатор, по-моему, «Ямаха». Ну и компьютер с примочками: монитор – двадцать один дюйм, четырехкнопочный джойстик, руль и педали…

О компьютере полицейский говорил уже явно для Блинкова-младшего, и говорил неспроста. Он завлекал, он интриговал, он хотел, чтобы Блинков-младший с Иркой спали и видели, как бы им познакомиться с людьми из особняка!

– Николай, а ты там был? – заинтригованно спросила Ирка.

– Был разок. Там одна молодежь, мне с ними неинтересно, – голосом ветерана первой империалистической войны проскрипел Николай.