— Да-а-а… Торк! Знал я, куда руки тянул! Знал, за что в морду получил. Оно действительно того стоило!

— Насмотрелся? Хочешь меня? — неестественно ровно спросила Белка, пристально изучая его порозовевшее лицо холодными голубыми глазами. — Тогда я предлагаю вам сделку.

— Какую?

— Уберите отсюда Темного, и я не буду сопротивляться.

— ЧТО?!! — у обоих мужчин брови взлетели высоко вверх.

— Моя покорность в обмен на этого урода. Идет? — сухо повторила Гончая, и на ее щеках загуляли настоящие желваки. — Я все сделаю. На все соглашусь. Но я не желаю, чтобы какой-то нелюдь получал от этого удовольствие.

Аркан странно поперхнулся. Неужели она согласится? Сама? Добровольно? Позволит им творить, что вздумается, и даже не станет вырываться?!! Такая женщина… и им одним? Покорная, послушная, сдавшаяся на их милость?

— Заманчиво, — наконец, признал и Адвик. — Но, к сожалению, невыполнимо: я слишком хорошо тебя изучил, милая, чтобы поверить, что ты смиришься с поражением. Нет. Не стоит. Лучше я немного повожусь, чем останусь без головы.

— Тогда хоть глаза ему завяжите!

— Зачем? — жарко выдохнул ей на ухо Аркан. — Пускай смотрит. Нам не жалко. Небось, тоже захочет? Или он уже успел тебя оприходовать? А что? Одни, наедине, в темноте подземелий, а он весьма недурен… да, Белка? Ты его тоже приласкала? А сколько их было раньше? Скольких ты уже соблазнила?

— Ни одного.

— Неужели? Такая красивая, такая сочная, мягкая… — по ее груди скользнули жадные пальцы, а чужое дыхание за спиной стало прерывистым. — Торк! Адвик, давай скорее! Я не хочу смотреть, как ты получаешь удовольствие в одиночку!

— Нет!! Уберите от меня Темного! — вдруг во весь голос рявкнула Белка, при этом сверкнув глазами так, что качнувшийся навстречу предатель нерешительно замер. Показалось на миг, там засветились нехорошие зеленые огни, подозрительно похожие на бешеные зрачки Траш, и это заставило его занервничать. — Уберите его! Не хочу, чтобы он на меня смотрел! Пусть отвернется! Завяжите ему глаза! Сделайте, что хотите, только пускай… пускай не видит!!!

У нее голос едва не сорвался, грудь тяжело вздымалась, пальцы скрючились, словно когти, а на лице вдруг проступила такая лютая ненависть, что Адвик даже задумался.

— Адвик, твою мать!! Клянусь, что не стану бороться! Слышишь?! Только убери его от меня! Я все сделаю! Все, что захочешь! Я не стану сопротивляться!! Только не здесь, не рядом с ним, чтобы больше никогда… меня никто раньше не касался!! Понял?! Ни один человек до тебя!! Только раз… всего лишь раз… такой же нелюдь… отвернись, урод ушастый!!! И глаза свои поганые закрой!! Выжгите их! Выбейте!! Выколите!! Что угодно сделайте!! Пусть он навсегда перестанет видеть хоть что-либо!! Ненавижу его!! Всех их ненавижу!!!

Гончая внезапно содрогнулась всем телом и глухо застонала.

— Уберите… его… я прошу… не могу, когда он рядом. Я и так слишком долго терпела, но теперь… не могу больше. Они сделали меня такой. Они изуродовали мое тело. Это ИХ рисунки горят на мне. ИХ гордость. ИХ идея. ОНИ посчитали, что так лучше! Твою мать! Они изрезали мне всю кожу, потому что ЭТО якобы будет КРАСИВО!!! Мне восемь лет было, когда один из этих черноволосых уродов ко мне прикоснулся! Восемь!! И он убил мою сестру!! Точно так же, как хотел убить меня!! Понимаете?!! Я НЕ МОГУ быть рядом с этим… этим… чудовищем!!! Уберите… что угодно, только не снова!!

Она внезапно обессилено обмякла и уронила голову.

— Ого, — неприлично присвистнул Аркан, не позволяя ей упасть. — Кажись, наша красавица не врет?

Адвик озадаченно покосился на потемневшее лицо Темного эльфа, поймал его отчаянный взгляд и понял: да, все правда. Она не притворялась: действительно ненавидела его всей душой. И об этом вся Застава давно знала, только о причинах не догадывалась.

Он медленно покачал головой.

— Прости, дорогая, но ему еще рано умирать. Танарис не хотел, чтобы это случилось слишком быстро, а я не настолько обезумел, чтобы вставать на пути Перворожденных. Даже ради тебя.

В ее глазах заблестели самые настоящие слезы, которых никто и никогда из Стражей в жизни не видел. Она всегда сдерживалась, всегда терпела, всегда держала себя в руках. Но такого позора просто не смогла вынести: близость Перворожденного превратила ее обыкновенную, измученную, убитую прошлым девчонку. Дрожащую и готовую по-детски размазывать горячую влагу по щекам. На все готовую ради того, чтобы давний кошмар никогда не повторился.

— Уберите его… ради бога, уберите… пусть отвернется… пусть сдохнет, только бы больше… никогда не смотрел… пожалуйста… Адвик, я тебя умоляю!!

Адвик пожевал губами, еще раз оглянулся на искаженное лицо эльфа, перевел взгляд на давящуюся рыданиями девушку, переглянулся с напарником. После чего быстро отошел, нагнулся и вдруг со всего маха пнул неподвижного Темного по лицу. Рукой погнушался — больно много чести. Поэтому пнул, чем получилось, а именно — тяжелым, подбитым стальными пластинами сапогом, стараясь как можно сильнее разбить губы.

Таррэн только вздрогнул и уронил голову, а молодой предатель вопросительно обернулся.

— Так достаточно?

— Да, спасибо, — облегченно вздохнула Белка. — А теперь дайте встать… нет, я сама… мне больше ничего не надо. Только дайте вздохнуть поглубже, и я ваша.

— Не вздумай делать глупости, милая! Мы за тобой следим!

— Не буду, — покорно кивнула она. — Я помню, как ты кидаешь ножи. А с такого расстояния даже мне не увернуться, так что не волнуйся: умирать в мои планы сегодня не входит.

— Умница, — Адвик сделал незаметный знак, и Аркан неохотно разжал руки, медленно отступая на шаг, а затем осторожно огибая ее по широкой дуге. — У тебя ровно три секунды.

Они неторопливо разошлись в разные стороны, оставив хрипло дышащую и зажмурившуюся от предстоящего кошмара девушку в одиночестве. Связанную, беспомощную, обнаженную, с бессильно катящимися по щекам слезами, судорожно сжавшую кулаки, с намертво замотанными запястьями и лодыжками, которые не освободишь, не порвешь. А еще — дрожащую от холода и грядущего позора, на который только что обрекла себя сама. Добровольно.

Адвик первым сбросил куртку и деловито потянулся за ремнем. А Белка вскинула залитое слезами лицо к равнодушному небу, которое для нее внезапно почернело и резко опустилось, едва не придавив своей тяжестью. Пару раз глубоко вздохнула, как перед прыжком в неизвестность. Затем легонько повела плечами, позволяя остаткам чешуйчатой брони соскользнуть на траву, осталась перед горящими взглядами двух голодных мужчин обнаженной полностью. На секунду задержала дыхание. После чего открыла ядовито зеленые глаза и медленно повернулась к ним спиной.

— Я готова…

Таррэн внутренне сжался, стараясь не думать о рассеченной жестоким ударом скуле, разбитых губах, дико ноющей челюсти и о том, что проклятая роза почти добралась до нежного горла. Он крепко зажмурился, отвернулся так далеко, как только позволяла удавка, и заметно напрягся, потому что совсем не был уверен, что понял ее правильно. Он ждал чего угодно: грома и молний с почерневших небес, ужасной дрожи земли, обвалов, землетрясений, проливных дождей и даже того, что Ясень за его спиной вдруг треснет по всей длине и придавит обоих предателей немыслимой тяжестью. Ждал криков, отчаянного воя, ее болезненного стона, от которого заранее сжалось сердце, и чего-то совсем страшного, но… все оказалось совсем не так, как описывалось в древних книгах.

Он не увидел, как внезапно вспыхнули бешеной зеленью ее глаза, возвещая о проснувшейся магии Темного Леса. Как внезапно потеряли жутковатый красный цвет причудливые линии на ее безупречном теле. Как вскоре и они загорелись сочным изумрудным пламенем, на мгновение превратив ее в полупрозрачную статую грозной красавицы Линнет — в ожившую богиню, в суровую десницу, от ударов которой содрогалась сама земная твердь. Это длилось короткое мгновение, в течение которого Белка стояла к несостоявшимся насильникам спиной. Один единственный миг, когда ее кожа вспыхнула светом древних рун, которые были ловко и невероятно красиво вплетены в поразительный узор на ее нежной коже. Тот самый, что пролег ровной полосой от затылка до манящей ямки над ягодицами, чередой странных иероглифов, прямой линией знаков, вытравленных некогда кровью бессмертного. Его тайное оружие, его законная гордость, его главная загадка, которой наследник Рода Л’аэртэ мог бы по праву гордиться. Но лишь один единственный раз эта чудесная женщина использовала ее по собственной воле.