Капитан Джим говорил с той грустью, которая свойственна старым людям, у которых один за другим умирают друзья. Их место уже не могут занять люди младшего поколения, даже если они из тех, что знали Иосифа. Энн и Джильберт обещали почаще его навещать.

— Какой замечательный старик, — сказал Джильберт по пути домой.

— Знаешь, у меня просто не укладывается в голове, что с таким мягким, добрым человеком произошли все эти сногсшибательные приключения.

— Тебе было бы легче в это поверить, если бы ты видела его вчера в рыбацкой деревне. Парень из команды Питера Готье сказал что-то пакостное о девушке, которая в это время шла по берегу. Капитан Джим прямо-таки испепелил его своим взглядом. Я его просто не узнал. Он не так-то много сказал, но каждое слово было, как наждак, сдиравший мясо с костей этого парня. Мне говорили, что в присутствии капитана Джима никто не осмеливается отпускать грязные шуточки о женщинах.

— Странно, что он так и не женился, — вздохнула Энн. — Были бы у него теперь сыновья-капитаны, и внуки лезли бы к нему на колени, чтобы послушать его рассказы. А вместо этого у него роскошный кот — и никого больше.

Но Энн ошибалась. У капитана Джима был не только кот. У него еще были воспоминания.

Как-то под вечер в октябре Энн сообщила Гогу и Магогу:

— Пойду-ка пройдусь к скалам.

Обращаться было больше не к кому, потому что Джильберт уехал в Глен. В маленьком домике царил образцовый порядок — как и можно было ожидать от женщины, которую воспитала Марилла Кутберт, — и Энн чувствовала себя вправе прогуляться по берегу. Она уже много раз бродила в окрестностях — то с Джильбертом, то с капитаном Джимом, а то наедине со своими мыслями и грезами, поглощенная блаженным ощущением зарождающейся в ней новой жизни. Энн любила гавань, серебристую гряду дюн, но больше всего ей нравился высокий скалистый берег за маяком, у подножия которого было столько скрытых заводей, пещер с грудами сглаженных морем валунов и оставленных приливом лужиц, на дне которых поблескивали разноцветные камешки. Вот туда она и отправилась.

Только недавно закончился свирепствовавший три дня шторм. Волны швыряли белую пену через песчаную косу и с грохотом бились о скалы. Тихую голубую бухту Четырех Ветров, которую Энн увидела по приезде, невозможно было узнать. Но теперь ветер утих, песчаный берег был омыт волнами, и только пенистый прибой по-прежнему бушевал под скалистым берегом.

Стоя над обрывом, Энн с восторгом смотрела на мечущиеся внизу волны. «Чтобы увидеть такое, стоит пережить недели непогоды!» — подумала она, а затем осторожно спустилась вниз по крутой тропинке и оказалась наедине с морем и небом.

— Сейчас буду петь и танцевать! — воскликнула Энн. — Меня никто не увидит, кроме чаек, а они никому не расскажут. Так что можно дать себе волю!

Она подхватила юбки и закружилась по плотно утрамбованному песку, увертываясь от устало набегавших на берег волн. Так, смеясь, как ребенок, она довальсировала до маленькой косы. И тут Энн остановилась и густо покраснела: она была не одна, ее танец видели не только чайки.

Полускрытая навесом скалы, на камне сидела девушка — та самая красавица с золотыми волосами и глазами цвета морской волны. Она смотрела на Энн со странным выражением: в нем было и удивление, и симпатия, и как будто бы зависть. Перевитая алой лентой роскошная коса была уложена на непокрытой голове. На девушке было темное платье простого покроя, перетянутое в талии красным шелковым поясом, подчеркивавшим ее стройную фигуру. Руки, которыми она обхватила колени, явно привыкли к домашней работе, но кожа на шее и щеках светилась молочной белизной. Прорвавшийся сквозь просвет в облаках луч закатного солнца на секунду озарил ее волосы, и незнакомка предстала перед Энн как воплощение духа моря с его тайной, его страстью, его неуловимым обаянием.

— Вы… вы, наверно, думаете, что я веду себя как помешанная? — проговорила Энн со всем самообладанием.

Надо же, чтобы эта гордая красавица увидела, как замужняя матрона, миссис Блайт, скачет и поет на пустынном морском берегу!

— Нет, — ответила девушка, — не думаю.

Она произнесла эти слова без всякого выражения и довольно холодным тоном, но Энн заметила у нее в глазах странную смесь робости и тяги, вызова и мольбы. И это выражение заставило ее, вместо того чтобы тут же уйти, как она собиралась, сесть на камень рядом с девушкой.

— Давайте познакомимся, — сказала Энн с теплой улыбкой. — Меня зовут миссис Блайт, и я живу вон в том маленьком белом домике на берегу.

— Я знаю, — кивнула девушка. — А меня зовут Лесли Мор. Я жена мистера Дика Мора, — добавила она с каким-то напряжением в голосе.

Несколько мгновений Энн не могла вымолвить ни слова — так она была поражена. Ей и в голову не приходило, что эта девушка может быть замужем: ее облик совершенно не вязался с представлением Энн о замужней женщине. И к тому же она, оказывается, была той самой соседкой, которую Энн представляла себе пожилой хлопотливой домохозяйкой!

— Значит… — с трудом освобождаясь от устоявшегося образа, наконец проговорила она, — значит, вы живете в том сером доме, что стоит выше по ручью?

— Да. Мне давно следовало бы прийти к вам познакомиться. — Лесли, однако, не привела никаких причин или оправданий, почему она этого не сделала.

— Жаль, что не пришли, — улыбнулась Энн, постепенно приходя в себя. — Мы обязательно должны подружиться — ведь вы моя ближайшая соседка. Я нахожу только один недостаток в бухте Четырех Ветров — У нас так мало соседей. А во всем остальном это — само совершенство.

— Вам здесь нравится?

— Нравится? Я обожаю это место. Ничего красивее я в жизни не видела!

— А я вообще мало где бывала, — медленно проговорила Лесли Мор, — но я тоже считаю, что у нас здесь очень красиво. И я тоже люблю гавань Четырех Ветров.

Речь Лесли напоминала выражение ее глаз: в ней была и робость, и тяга к новому человеку. У Энн возникло ощущение, что эта странная девушка — она все равно в уме называла ее девушкой — могла бы многим с ней поделиться, если бы захотела открыть свою душу.

— Я часто прихожу на этот берег, — добавила миссис Мор.

— И я тоже, — призналась Энн. — Как странно, что мы до сих пор не встретились.

— Я прихожу, когда уже почти совсем стемнеет, а вы, наверно, раньше. И еще я очень люблю бывать здесь сразу после шторма — вот как сейчас. Спокойное море мне нравится меньше. Я люблю, чтобы оно волновалось, грохотало, билось о берег.

— А мне море нравится в любом обличье, — заявила Энн. — Сегодня оно предстало мне таким вольным, таким непокорным, и с меня как будто спали цепи условностей. Поэтому я и пустилась в этот дикий танец. Но, конечно, я думала, что меня никто не видит. Если бы я попалась на глаза мисс Корнелии Брайант, она пожалела бы бедного доктора Блайта, которому досталась в жены такая чудачка.

— Значит, вы знакомы с мисс Корнелией? — Лесли рассмеялась, заливисто, как колокольчик. Энн улыбнулась в ответ.

— О да. Она уже несколько раз побывала в нашем домике сбывшейся мечты.

— Мечты?

— А это мы с Джильбертом придумали ему такое название. Но мы его так называем только между собой. У меня это сейчас вырвалось нечаянно.

— Значит, маленький белый дом мисс Рассел — это осуществление вашей мечты? — удивленно проговорила Лесли. — Когда-то я тоже загадывала, какой у меня будет дом, — но в мечтах это был целый дворец, — засмеялась она с горькой ноткой насмешки над собой.

— О, я тоже когда-то мечтала о дворце, — призналась Энн. — Наверно, все девочки мечтают, что когда-нибудь будут жить в роскошном дворце. А потом, став взрослыми, соглашаются на небольшой двухэтажный домик — лишь бы в нем жил их волшебный принц. А такой красивой женщине, как вы, место действительно во дворце. Я просто не могу удержаться, чтобы вам этого не сказать: вы так прекрасны, что у меня сердце замирает от восторга. Я в жизни не видела более красивой женщины, миссис Мор.