– Вот и я говорю! – радостно кивнула та. – Где еще лучше прятаться? Залез сюда, лег на корзины, и спи себе.

Антоша с сомнением осмотрелся. Анна забрала у него птичку и положила на яблоки.

– И птица сгодится, если тут полежится, – заметила она. – Пока мы будем бегать тебя искать, знай дуди. И всем добро будет. Только уговор: никому!

– Никому… – прошептал Антоша, подумал и уточнил: – И Лере нельзя?

– Да она знает, если не забыла. Лазила сюда маленькая. – Анна взяла мальчика за руку, и они стали подниматься вверх по трухлявым ступенькам. – И всем добро будет, – бормотала Анна, – а по чердакам да по подвалам лазать… Не дай господи…

Она перекрестилась. Антоша повторил ее движения. Анна посмотрела на мальчика и провела тяжелой рукой по его темным волосам.

В начале октября, когда легкий морозец уже схватывал опавшие листья и замораживал тонким стеклом воду в бочке, соседка с дачи позвонила Валентине, когда та только вернулась в Москву.

– Забыла сказать, дров-то у вас маловато к зиме, – пространно начала она. – Если тут зимовать будете, нужно подумать, где их взять. Дрова, они же еще высохнуть к топке должны.

– Да-да, конечно… – пробормотала вымотанная дорогой в электричке Валентина. Она сама за руль не садилась. Когда папа Валя был занят (а занят он в последний месяц был ежедневно – поиски работы), то ездила на электричке.

– Значит, заказывать? – спросила соседка.

– Да-да, конечно… Подождите! – пришла в себя Валентина. – Не будем мы зимовать. Мы на следующей неделе выезжаем.

– Этих неделей с отъездами уже четыре было, – тактично напомнила соседка.

– Минуточку! – совсем пришла в себя мама Валя. – Какие дрова? У нас же отопление газовым котлом!

– Так ведь сломался он. Опасно с ним стало – тухнет без присмотра. Я вашему мужу говорила в последний приезд.

– И что он сказал?

– «Да-да, – сказал, – конечно». А котел менять – это подороже дров будет. А то и оставайтесь. Еще на зиму можно и ко мне переселиться, опять же, я вашу Лерочку прясть научу. А то она совсем мается от безделья. Сядет у окошка, смотрит на дождь, а глаза совсем незнакомые становятся. Пацан ваш, наоборот, сильно шустрый стал, – подобралась она к главному. – Опять потерялся.

– Когда? – удивилась Валентина.

– Да вот как вы уехали, так и потерялся. Часа три тому, – Анна зажала трубку рукой, чтобы на другом конце не была слышна ее просьба, уже в который раз за последний час скороговоркой слетевшая с губ: – Спаси и сохрани, господи, совсем ведь неразумный еще…

Она немного подумала, зажимая трубку, и не сказала, что Антоша за неделю дважды прятался в погребе и свистел там в свистульку, пока ему не надоедало или пока фонарик не садился – керосинку ему брать запрещено. И, конечно, она не сказала, что сегодня уже три раза бегала в летник в надежде отыскать мальчика.

– Анна Родионовна, вы слушаете? Дайте трубочку Лере, – попросила Валентина.

– Он стал козленочком, – сказала в трубку Лера. – Утром съел льдинку из лужи. Я ему говорила – не ешь, козленочком станешь. Он не послушался.

– Лера, позови к телефону Антошу, – попросила мама Валя.

– Не могу. Он в сарае теперь стоит. Мекает.

Трубку взяла соседка.

– Истинная правда, – уверила она, – в сарае у нас теперь стоит козленочек, невесть откуда взявшийся!

– Анна Родионовна!..

– Можно просто Аня, – перебила соседка. – Не такая уж я и старая, чтобы сразу – Родионовной…

– Анна, спасибо вам за заботу о моих детях, – от души поблагодарила Валентина, радуясь, что с детьми находится такая чуткая, хорошо понимающая их игры женщина.

На следующий день она добралась на дачу только к сумеркам. Шел дождь. Выгрузив покупки, Валентина прошлась по дому, поправила ногой задравшийся домотканый половик, выбросила из вазы увядшие цветы и спросила у застывшей возле темного окна Леры:

– А где Антоша? Что так тихо?

– В сарае.

Валентина набросила дождевик и вышла во двор. В сарае горела слабая лампочка. На кучке сена, грациозно поджав под себя передние ножки, лежал белый козленок. Валентина бросилась в дом, потрясла Леру за плечи:

– Где Антон, я тебя спрашиваю?!

– В сарае.

Валентина решила никому не звонить, пока с керосиновой лампой не проверит уже знакомый маршрут: подвал, чердак, сарай для инструментов. О выгребной яме и колодце она старалась не думать. Начала с сарая. Еще раз посмотрела на козленка, потрогала его лобастую голову. Козленок шумно вздохнул – как ей показалось, с радостью – и ткнулся в коленки. В этот момент в открытую дверь вошел совершенно мокрый и дрожащий Артист и тихонько заскулил. Сердце Валентины тут же провалилось вниз, к коленкам, и запульсировало там толчками, а верхняя часть тела – голова, плечи и грудь – стала холодеть.

В подвале и на чердаке она перевернула все корзины, заглянула под все доски и тряпки. Когда, пошатываясь, Валентина вернулась в дом, позвонил папа Валя и возмущенно спросил, все ли у них в порядке?

– Не совсем, – нашла в себе силы спокойно ответить Валентина.

– Ну и отлично, а то мне позвонили из милиции, сказали, что к ним привезли мальчика, который называет себя Капустиным Антоном.

На следующий день Леру и Артиста увезли с дачи. В доме закрыли ставни, навесили замки, перекрыли газ. Соседка увела козленка к себе.

– Надо же, как получилось, – объясняла она ему, поглаживая чесавшийся от пробивающихся рожек лоб, – пацан небось пошел за мамкой, когда та уезжала, а по дороге к станции его кто-то подобрал и сдал в милицию.

Антоша Капустин еще несколько дней вдруг принимался мекать, скакать, подпрыгивая, и делать указательными пальцами рожки на голове.

– Такая всесторонне развитая девочка, – задумчиво заметил папа, наблюдая прыжки сына, – и никакого воображения! Ты только подумай – ни-ка-ко-го!

– Абсолютно, – согласилась мама Валя, потом задумалась. – Может, это и к лучшему. Я в детстве придумала себе Каркозара. Я его так придумала, что сама стала бояться.

Потом Антоша все забыл. Большая старая книжка русских народных сказок осталась на даче.

К декабрю папа Валя нашел работу. Теперь он требовал каждое утро свежую рубашку, а бывало, и в обед нагрянет покушать, примет душ и еще раз переоденется. По пятницам в фирме, где он «потел, как проклятый», устраивали совместные вечера отдыха. Папа Валя уверял жену, что не пойти нельзя, но когда эти вечера из боулинга переместились в дорогие сауны, стал приходить домой уже в обед, объяснив сослуживцам свой отказ от раскрепощенного отдыха неприятием всего общественного – бассейна, транспорта, бань, туалетов и женщин. И вот как-то после Нового года папа Валя отдохнул дома, осмотрелся и обнаружил, что Лера все еще не ходит в школу.

Он долго пытал Валентину, как же такое могло получиться в их благополучном семействе и чем жена занималась все то время, пока он искал работу. Валентина, сама несколько обескураженная создавшимся положением, с трудом подбирала слова для объяснения. Они уже перешли в выяснениях обстоятельств к той грани, за которой подстерегает скандал с обидами, но вовремя остановились, обнаружив в своих доводах один неоспоримый факт: Лера взяла на себя решение многих проблем. Она просыпалась утром вместе с жаворонком Антошей (иногда в пять с минутами), чем-то его кормила (оказалось – родители совершенно не в курсе, чем) и к моменту, когда папа Валя сонный бросался в ванную под бодрящий душ, уже выводила на утреннюю прогулку ребенка, прицепленного поводком к собаке. Собаку она тоже кормила сама, и тоже – неизвестно чем.

Не сговариваясь, Капустины осмотрели содержимое холодильника. Был обнаружен пакет, в котором находились две упаковки йогурта, шоколадный крем со сливками (производства Швейцарии), печеночный паштет и два персика, таких непогрешимо прекрасных, что они казались бутафорскими.