— Призываю вас, о великие духи нежити и чародейства!.. Явитесь, устрашите недостойных! Погрузите во мрак вашего ужаса сердца непокорных!

Чтобы тоже что-нибудь добавить в этот теткин концерт, я запела:

Не жалею, не зову, не плачу.

Все пройдет, как с белых яблонь дым…

Кстати, о дыме. Он повалил клубами, правда, не с белых яблонь, а из лакированной поверхности стола, и был черный-пречерный. Завоняло гнилой древесиной и поганками. Мне, конечно, стало жутковато, но я виду не подала. В конце концов, я не в том возрасте, чтобы бояться темноты и привидений!

Явившиеся духи-тэнгу были омерзительны. Женщины визжали, глядя на них, а я не испытывала ничего, кроме отвращения и желания испепелить этих уродов на месте.

— ГОВОРИ НАМ, ГДЕ ГРЯДУЩИЙ? — обратились они ко мне.

— Уже. Разбежалась!

— МЫ ПРЕВРАТИМ ТЕБЯ В ПЫЛЬ. МЫ УНИЧТОЖИМ НА ТВОИХ ГЛАЗАХ ТВОИХ РОДНЫХ. ГОВОРИ.

— Идите к черту!

Странно. После того как я их послала, они вроде бы принялись совещаться. Потом один, в клыкастой маске, заявил:

— МЫ НЕ ПОЙДЕМ К ЧЕРТУ. У НАС ВРЕМЕННЫЙ ВИЗОВЫЙ РЕЖИМ. НАС НЕ ПУСТЯТ В ВАШУ ПРЕИСПОДНЮЮ…

— Так убирайтесь в свою!

— СЕЙЧАС ТЫ БУДЕШЬ СТОНАТЬ И УМОЛЯТЬ НАС О ПОЩАДЕ, ЖЕНЩИНА.

Все. Чаша моего терпения переполнилась. Да за кого вы все меня принимаете?! Как вы смеете так разговаривать с потомственным драконом?! Мой милый прапрапрапрапрадедушка Змей Горыныч, наверное, просто безумно разозлился, если б увидел, как невежливо тут обходятся с его внучкой.

Странно, но ярость имеет вкус. Моя теперешняя ярость имела привкус ржавого железа и ямайского рома. Я развела руки…

… Распахнула крылья…

… Взлетела…

… Выдохнула пламя и раскаленный воздух…

И увидела, как на месте черных монстров корчатся в агонии крысы.

А тетка стоит, опираясь на стол, и смотрит на меня.

— И на дракона найдется стрела, — говорит она.

И тут она не лжет. Я слышу ее, эту стрелу, она уже в полете. Пусть эта стрела на самом деле выглядит как автомобиль с крепкими ребятишками, которые автогеном вырежут дверь нашей квартиры и просто перестреляют моих, ничего не успевших понять, родных. А значит, они убьют и меня.

— Останови их, — рычу я.

— Поздно, — торжествует Анастасия. — Я внушила им, что делать, и пока нахожусь в сознании, они выполняют мое задание.

— Ну так я лишу тебя сознания!

Что мне мешает одной струей пламени превратить эту старуху в факел? Она же иначе не остановится…

— Не могу! — простонала я. — Не могу!!!

Я-то — дракон. Но она — все-таки выглядит как человек, даже если ничего человеческого в ней не осталось.

И тут произошло чудо.

Иначе и не назовешь.

Самая пожилая из женщин вдруг схватила какой-то здоровый сосуд и с силой опустила его на голову моей тетки. Та рухнула, не издав ни малейшего крика.

— Это тебе за то, что назвала нас нахлебницами, сука! — отшвыривая сосуд, сказала женщина.

А я, превращаясь обратно в человека, почувствовала, что посланная теткой стрела изменила свой курс. И сейчас врезалась в пустой мусоровоз и взорвалась.

Любимый город может спать спокойно…

Я сидела на полу возле не подающей признаков жизни тетки. На нас смотрели женщины.

— Как вас зовут? — спросила я.

— По-русски или по-японски?

— По-русски… Должна же я знать, кто поселится на моей загородной вилле.

Из обиталища Анастасии мы выбрались все вместе, даже стукнутая мною Римма Пустякова проявила сознательность и больше не кричала про свободу и богатство. В гараже я обнаружила джип, мы погрузились в него, а шофером стала Тамара. Уже отъезжая, я глянула на коттедж и прошептала заклинание. Коттедж полыхнул как римская свеча. Женщины охнули.

— Там сгорит только все неживое, я так заклинание рассчитала. Не волнуйтесь.

… Глубокой ночью мы подрулили к окраине Переделкина, где стояла писательская дача Авдея — скромный деревянный домик в два этажа, с флигелем, выдававшимся вперед, как нос корабля.

Вошли мы тихо, не зажигая света.

— Располагайтесь. Если спросят, кто вы и откуда, скажете: Викины родственники, из Тамбова. Новый год встречать приехали. Продукты, деньги и одежду я вам завтра привезу. Машину оставляю.

— Доверяешь, значит, хозяйка?

— Доверяю. Устала я не доверять. Отдыхайте, а я домой полечу, проверю, как там мои…

— Как же ты доберешься?!

— Говорю же: полечу.

Я взяла метлу, прислоненную к крыльцу. Обычно я подметала ею садовые дорожки. Сейчас ей придется послужить мне в ином качестве.

— Ну все, девчонки! До скорого!

… Если честно, я впервые летела домой на помеле. Ощущение не из приятных, особенно потому, что невероятно хочется спать.

И еще хочется, чтобы дома все было хорошо…

Чего больше желать настоящей ведьме?

… Оставив метлу у подъезда (дворникам пригодится), я, стараясь не шуметь, подошла к дверям своей квартиры. Сунула ключ в замочную скважину…

Вот черт!

Кто додумался залепить замок жвачкой?!

— Хулиганье, — приглушенно заругалась я. — Узнаю, кто такое вытворяет, уши в трубочки скручу!

Пришлось надавить кнопку звонка. Я услышала, как по внутренностям квартиры прокатился звон, но что-то никто не спешил мне открывать…

О, святая Вальпурга! Попаду я наконец домой или нет?!

— Кто там? — раздался из-за двери голос моего супруга.

— Гиппопотам! — мрачно брякнула я. — Открывай, Авдей, это я, Вика.

Вместо щелканья замка я услышала неожиданное:

— Чем докажешь?

Я опешила:

— Что докажу?

— Понимаешь, тут до тебя звонили и просили незамедлительно себя впустить в дом девять Вик, три Баронета и даже один я сам. Причем «я сам» к себе пришел первым, чем и породил в нашей квартире здоровую подозрительность. К твоему сведению, замок жвачкой дочери залепили, хотя я убеждал их, что такая мера безопасности малоэффективна… Но я отвлекся. Теперь вот приходится производить контрольное тестирование на предмет истинности каждого просящегося в дом существа.

— Белинский, не валяй дурака, а? Я ведь разозлюсь и дверь снесу одним заклятием…

— Первые четыре Вики говорили го же самое.

Мне стало весело.

— Дорогой, а какие вопросы ты придумал для тестов?

— В общем, несложные, но никто из предыдущих визитеров на них правильно не ответил.

— Слушай, дорогой, а может и ты — не ты? Ой, здравствуй, здравствуй, моя шизофрения!

— Нет, я — это я, — твердо ответил из-за двери Авдей. — И такой вопрос мне задавали шестая и восьмая Вики.

Все страннее и страннее.

— Ладно, — зевнула я и присела на коврике с потускневшей надписью «WELCOME!». — Давай, задавай свои вопросы, а то я очень устала и спать хочу.

— Извини, Вик, считай это формальностью, но ты же сама предупреждала, чтобы мы были предельно осторожны…

— Давай, давай, не тяни.

— Ладно. Первый вопрос: на каком плече у меня родинка в форме сердечка?

Я прыснула:

— Нет у тебя никакой родинки, чучело!

— Хорошо. Другие этого не знали. Второй вопрос: в каком году я пошел служить в армию?

— Белинский, стыдись! Ты не служил в армии! Ты отлынивал от исполнения своего патриотического долга! У тебя же по справке — плоскостопие!

Муж стыдливо захихикал.

— Все-то ты знаешь… А какой был номер палаты, когда я лежал в больнице?

— Уточни, с какой именно своей очередной болячкой ты лежал. Если после аварии — то 212, а если ты имеешь в виду свой недавний простатит, то…

— Ладно, верю. Только не ори про мой простатит на всю лестничную клетку!

— Пусти домой, гад!

— Погоди, еще два вопроса осталось.

— Давай!

— Кто мой любимый писатель?

— На данный момент?

— Ну, да…

— Ты сам. В последнее время ты никого не читаешь, а только пишешь и перечитываешь собственные опусы.

— Неправда! Я детям на ночь всегда читаю Достоевского… Чтобы они интеллектуально и духовно развивались!

— Ты бы еще им словарь Ожегова почитал перед сном, Песталоцци! Вы в мое отсутствие совершенно разболтались!