В июне 1942 г. в Генеральном плане «Ост» (по освоению оккупированных территорий) упоминается создание в Крыму и на нижнем Днепре Готенгау («готской области»).[65]

Как отмечает Иоахим Фест в своей подробной биографии Гитлера, «хотя в начале июля 1942 года уже вышла директива фюрера об эвакуации русского населения Крыма, все планы по его новому заселению заблудились в неразберихе компетенций и военных событий».[66] (К счастью для нас.)

Поэтому стоит особенно пристально рассмотреть поведение готов в Восточной Европе.

Как и ранее бастарны, готы вступают в браки с местным сармато-аланским населением.

От одного из них появился будущий римский император (в 235–238 гг.) Максимин: «Он был родом из фракийского поселка, на границе с варварами; варварами же были его отец и мать, из которых первый был из страны готов, а вторая из племени аланов. Говорят, что имя отца было Микка, а матери — Габаба. В первое время эти имена называл сам Максимин».[67] «В правление Макрина, которого он сильно ненавидел за то, что тот убил сына его императора, он ушел с военной службы, приобрел себе земельные владения во Фракии, в том поселке, откуда он был родом, и все время поддерживал сношения с гетами. Геты особенно любили его, словно своего соплеменника. Аланы, приходившие к берегу реки, признавали его своим другом и обменивались с ним дарами».[68]

Другой известный потомок гото-аланских браков — знаменитый историк готов Иордан (VI в.): «Подводя итог многолетним спорам об этнической принадлежности Иордана, Н. Вагнер отмечает, что этот историк жил на Балканах, в Нижней Мезии, и былгото-аланом», причем как гот он происходил из остготского королевского рода Амалов.[69] Восточноримский полководец «Гунтигес База, патрон Иордана, тоже был варваром, по материнской линии он — племянник алана Кандака, а по отцу происходил из готского королевского рода Амалов»,[70] т. е. тоже гото-алан, а сколько всего таких было?

В целом смешение готов и аланов было настолько интенсивным, что средневековые летописцы знают даже народ «алано-готов».[71] Осевшие в горном Крыму аланы и готы называли себя «гото-аланами», о чем сообщает путешественник XV в. Иосафат Барбаро: «Первыми в этом месте были аланы, затем пришли готы; они завоевали эти страны и [как бы] смешали свое имя с именем аланов. Таким образом, ввиду смешения одного племени с другим, они и называют себя готаланами».[72]

В Италии, куда в 493 г. пришли остготы с Балкан, уже спустя полвека, как сообщает современник, историк Кассиодор (сенатор и министр при дворе остготских королей), они смешались с местным населением: «тот и другой народы, живя рядом, по обоюдному желанию как бы слились в единое целое».[73]

Единственное, пожалуй, что еще можно привести как довод «защиты чистоты крови», так это законы вестготского королевства в Испании — Римский закон вестготов, принятый при короле Аларихе II в 506 г. и действительно запрещавший смешанные браки между населением Римской империи и готами. Но дело-то в том, что этот запрет перешел в закон вестготов из знаменитого Кодекса Феодосия, принятого в Восточной Римской империи в 438 г.[74] Мотивировалось это просто — «варвары» не имели римского гражданства; так что закон этот (изначально придуманный римлянами) к «исконно германской чистоте крови» отношения не имел. Отменил его в Испании уже король Леовигильд (573–586 гг.).[75]

Как видим, никакого «священного инстинкта», якобы заставлявшего «хранить чистоту крови», не смешиваясь с другими народами, у древних германцев не было. Отсутствие же смешения с иноплеменниками в самой Германии объяснялось отсутствием переселенцев в эту далекую и суровую страну, постоянно опустошаемую племенными войнами.

Юлий Цезарь, неоднократно воевавший с германцами, в «Записках о галльской войне» отмечает: «Они видят самую большую славу для народа в том, чтобы как можно более обширные земельные территории вокруг его границ оставались ненаселенными и невозделанными (quam latissime а suis funibus vacare agros): это обозначает, по их мнению, что многие племена не смогли противостоять силе этого народа. Так, в одном направлении от границ свевов пустует, как говорят, территория около 600 тысяч шагов (= 900 км)».[76]

Во времена Тацита эти опустевшие территории (зона «взаимного страха») продолжали существовать, окружая Германию на востоке: «Германия в целом отделяется от (страны) галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков — взаимным страхом, а также горами; все прочие ее части охватывает Океан, заключающий в себе обширные заливы и огромные пространства островов».[77]

Но интересен вопрос — если даже древние германцы «сохранили изначальную чистоту» не вследствие инстинктов или законов чистоты крови, а из-за географического положения Германии, то как это повлияло на их культуру и развитие, получили ли они от этого ощутимые преимущества или нет?

Рассмотрим этот вопрос (опираясь на свидетельства Тацита) внимательно.

Германия того времени имела далеко не современный благоустроенный вид:

«Хотя [их] страна и различна до некоторой степени по своему виду, но в общем она представляет собой или страшный лес, или отвратительное болото».[78]

Полностью отсутствовала городская цивилизация: «Достаточно известно, что германские народы совсем не живут в городах и даже не выносят, чтобы их жилища соприкасались друг с другом; селятся они в отдалении друг от друга и вразброд, где [кому] приглянулся [какой-нибудь] ручей, или поляна, или лес».[79]

Это подтверждает и современный историк в работе, посвященной древним германцам в фундаментальной «Истории Европы»: «Спорадические столкновения римлян и германцев продолжались в течение всего I в, к 80-м годам которого окончательно определилась граница между римскими провинциями и свободными германскими землями. Она прошла по Рейну и так называемому лимесу, укрепленной полосе с фортификационными сооружениями и наблюдательными башнями, вдоль которой были расквартированы войска. Длина этой линии, соединявшей Рейн с Дунаем, составляла 555 км. В то же время по левой стороне этой границы были организованы две провинции: Нижняя и Верхняя Германия, на территории которых проживали племена как германского, так и кельтского происхождения. Специфика развития этих провинций заключалась в том, что оно зависело прежде всего от присутствия войск и сельскохозяйственного производства, необходимого для их снабжения. За исключением Колонии Агриппины (совр.

Кёльн), когда-то одного из лагерей Друза, города в этих районах развивались медленно».[80]

Этот же историк, опираясь на данные современной археологии, отмечает неразвитость у германцев собственного ремесленного производства и искусства, изделия и направления которого приходилось заимствовать у соседей: