4 октября 1943 г. Гиммлер выступает в Познани с пространной речью (в том числе по вопросам идеологии) перед группенфюрерами (высшее руководство) СС: «Наш народ был охвачен чуждыми народами и из-за них позабыл свое наследие. Чуждые потоки крови (Blutskanдle) впадали (gemдndet) в наш народ, но он, несмотря на страшные трудности и страшные удары судьбы, сохранил силу в самой основе [своей] крови (Blutskern), чтобы через это победить».[51]
(К этой речи я еще не раз вернусь в дальнейшем. В ней рейхсфюрер достаточно полно и четко осветил моменты нацистской идеологии и практики, что, будучи одним из высших иерархов Рейха, он вполне был авторитетен сделать. Речь эта не была предназначена для печати, для распространения среди рядового состава, а только для высшего руководства партийных войск СС, для «своих». И подлинность ее оспорить нельзя — на Нюрнбергском процессе был представлен не только машинописный текст, но и аудиозапись выступления Гиммлера, которая сейчас хранится в архивах США.)
Вот еще цитата из брошюры «Эсэсовец и вопрос крови» с попыткой биологического и исторического обоснования «защиты чистоты крови»:
«Люди различных рас и типов никогда не станут похожи между собой, проживи они на общей территории сколь угодно долго. Они всегда останутся тем, что они есть. Чужая же кровь, от которой и наш народный организм должен держаться как можно дальше, медленно, но верно убивает любой народ.
«Неразумный» зверь составляет пару для продолжения рода только с представителем своей породы (расы). Руководствуясь тем же священным инстинктом, так же поступали близкие к природе люди, такие, как древние германцы. В наши дни этого естественного правила строго придерживаются наши крестьяне, так как они близки к своей родной земле, духовно укоренены в ней и потому чувствуют звучащий в них голос крови и расы. Чего не скажешь о «сверхразумных» «цивилизованных» людях, которым внушили, что им одним в целом мире дано право идти против природы».[52]
Особенно интересно читать про немецких крестьян, которые «строго придерживаются этого правила», но которым, как мы видели чуть ранее, в то же самое время специальной директивой потребовалось запрещать браки с польками и чешками. Вообще нацистские идеологи расовой политики были вынуждены порой признавать, что немцам их идеи не свойственны — так, в опубликованной в 1936 г. пропагандистской работе заместителя главы профильного Расово-политического управления НСДАП (Rassenpolitishes Amt der NSDAP) Рудольфа Фреркса «Расовое пробуждение немецкого народа» прямо говорилось о «немцах, которые утратили до опасной степени весь расовый инстинкт».[53]
Отрицание моральных норм современной цивилизации — одна из характерных черт нацизма. Им они противопоставляли «героическую древность» и «народные традиции». Но находит ли реальное подтверждение в истории и традициях Германии, немецкого народа и крестьянства якобы столь важный «священный инстинкт чистоты крови»?
Говоря, что «так же поступали близкие к природе люди, такие, как древние германцы», нацисты, безусловно, имели в виду сообщение, содержащееся в работе римского историка Корнелия Тацита «О происхождении германцев и местоположении Германии» (98 г. н. э.):
«Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто думает, что народы Германии не смешивались посредством браков ни с какими другими народами и представляют собой особое, чистое и только на себя похожее племя; вследствие этого у них у всех одинаковый внешний вид, насколько это возможно в таком большом количестве людей: свирепые темно-голубые глаза, золотистого цвета волосы, большое тело».[54]
Однако сам Тацит объясняет это не каким-то «расовым инстинктом», а географическим положением и климатом Германии, препятствовавшими переселению других народов: «Я думаю, что сами германцы являются коренными жителями [своей страны], совсем не смешанными с другими народами вследствие ли переселения [их] или мирных отношений [с ними], так как в прежние времена те, кто хотел переселяться, прибывали не сухим путем, а на кораблях. Океан же, простирающийся по ту сторону Германии на огромное пространство и, так сказать, противоположный нам, редко посещается кораблями с нашей стороны. Притом, не говоря уж об опасностях плавания по страшному и неизвестному морю, кто же оставит Азию, Африку или Италию для того, чтобы устремиться в Германию с ее некрасивыми ландшафтами, суровым климатом и наводящим тоску видом вследствие невозделанности, если только она не его родина?»[55]
В той же книге Тацит сообщает, что германские племена, живущие за пределами собственно Германии, находятся в активном смешении с окружающими их народами.
О германском племени бастарнов,[56] жившем на восточных склонах Карпатских гор и на берегах нижнего Дуная (в его устье находился остров Певка, т. е. «сосновый», — занявшие его бастарны назывались «певкинами»), он сообщает, что «певкины, которых некоторые называют бастарнами, живут как германцы, будучи похожи на них языком, образом жизни, жилищем». «Благодаря смешанным бракам они в значительной степени обезобразились наподобие сарматов».[57] К этому можно добавить свидетельство более раннего автора — римского географа Страбона о том, что в тех землях живут и «кочующие в кибитках скифы и сарматы. Действительно, еще и теперь эти племена, так же как и бастарны, смешаны с фракийцами».[58]
В «Истории» Тацит упоминает, как в 69 г. н. э. германское племя тенктеров, восставшее против Рима, обратилось к жившим на противоположном (левом) берегу Рейна убиям с требованием, чтобы те «перебили всех римлян в нашей стране»,[59] на что убии им ответили — приветствуя возможность «воссоединиться с вами и другими германцами, нашими кровными родичами», они не поднимут меч на римских колонистов, потому что «для тех, которые давно поселены здесь и породнились с нами путем заключения браков, и для всех тех, которые вскоре родились от этих браков, наша страна является отечеством; мы не думаем, что вы настолько несправедливы, чтобы ожидать от нас, что мы перебьем наших собственных родителей, братьев и детей».[60]
Германское племя готов, жившее во времена Тацита в пределах Германии, во II в. н. э., переселяется к берегам Черного моря. Нацисты рассматривали свой «дранг нах остен» как восстановление германского, готского присутствия в этих землях.
(Красноречивый пример. На совещании в ставке Гитлера 16 июля 1941 г., уже вскоре после начала войны, фюрер дает указание, что (еще не захваченный) «Крым должен быть освобожден от всех чужаков и заселен немцами»[61] и напрямую присоединен к Рейху: «должен стать областью империи Крым с прилегающими районами (область севернее Крыма). Эти прилегающие районы должны быть как можно больше».[62]
На встрече с рейхсминистром восточных оккупированных территорий Розенбергом 14 декабря 1941 г. (уже после оккупации Крыма), как свидетельствует Розенберг, «фюрер вновь подчеркнул, что позднее Крым должен быть очищен [от ненемецкого населения]. Я сказал, что я также много думал о переименовании городов и придумал переименовать Симферополь в Готенбург и Севастополь в Теодорихсхафен»,[63] по имени знаменитого остготского короля V в.
(Правда, Теодорих никогда не бывал в Крыму, а правил на Балканах и в завоеванной им в 493 г. Италии, но этот факт нацистов ничуть не смущал. Захваченные ими на Черном море огромные транспортные корабли были также переименованы в честь известных из хроник остготских царей, правивших в 541–552 гг. в Италии, — «Тейя» и «Тотила».[64])
