Взяв трубку, она зажала второе ухо рукой и громко крикнула:

– Алло! – На другом конце что-то быстро проговорили, но ничего нельзя было разобрать. Не понятно было даже, кто говорит, мужчина или женщина. – Подождите секундочку! – Флой пыталась перекричать грохот молота Клода.

Прикрыв дверь в коридор, где невозмутимый Клод, словно робот, в том же ритме доламывал стену, она снова подбежала к трубке.

– Я слушаю!

– У меня для вас плохие новости, мисс Кларк. – Это была миссис Глоувер, владелица дорогого антикварного магазина.

– Плохие новости?

Неожиданно шум смолк, и Клод вошел в комнату. Их взгляды встретились. Все произошло, как химическая реакция. Само собой. У него были удивительные глаза, и впервые в жизни Флой совершенно выключилась из разговора, который вела по телефону. Прикусив нижнюю губу, она пыталась собраться с мыслями, но окончательно потеряла над собой контроль, как только взгляд Клода скользнул вниз и задержался на ее губах. На секунду в его глазах зажегся огонек…

Нет! Этого не могло быть. Он не был увлечен ею, она не грезила им. Что же происходит? Семь лет назад она пообещала себе, что больше никому не отдаст свое сердце. Слишком велика была потеря, которую ей довелось пережить. А сейчас оно трепетало, готово было вырваться из груди при виде почти совсем незнакомого мужчины.

Как ни старалась Флой быть равнодушной к противоположному полу, она не была монахиней. Тело ждало мужчину, просило его. При этом она смутно ощущала, что хочет большего, чем секс, который тоже давно уже был для нее только мечтой.

Она судорожно облизала губы – признак того, что сильно нервничает. Дурацкая привычка! – подумала она. Между тем взгляд Клода скользил все ниже, а Флой становилось все жарче. О Боже! Усилием воли она заставила себя вернуться к разговору с миссис Глоувер.

– Какие плохие новости?

Клод продолжал стоять в дверях, положив молоток на пол. Не хотел мешать разговаривать? А может, просто закончил?

– Очень сожалею, – сказала миссис Глоувер, – у вас перекупили тот канделябр девятнадцатого века.

В ту же секунду она забыла о существовании Клода. Сжав трубку так, что пальцы побелели, она возбужденно закричала:

– Что? Перекупили канделябр? Кто?

– Перекупила… – Раздался шелест бумаги. – Элла К. Рэйнальдс.

Флой и сама догадывалась. В городе только одни человек кроме нее жаждал получить этот старинный канделябр – ее собственная мать.

Флой уже давно мечтала приобрести его, и ее мать прекрасно знала об этом. Элла была очень образованна, невероятно умна и, казалось, видела все. Как результат, она все знала и все имела.

Единственное, чего она не знала, это как быть матерью, с горечью подумала Флой, Ей никогда не нравился этот безумный кураж Эллы, ее амбиции, умение справляться с несколькими вещами одновременно. Но когда дело касалось ее дочерей, все эти качества исчезали. Со своими детьми Элла чувствовала себя не в своей тарелке. Не могла дать им ни любви, ни ласки, ни заботы.

Когда Флой окончила колледж, она решила уехать из дома и начать самостоятельную жизнь. Тогда состоялся ее первый откровенный разговор с матерью. Она сказала ей, что уезжает навсегда и прощает ей все: забытые дни рождения, равнодушие, черствость. Она была готова к любому концу их разговора, но только не к такому, каким он оказался на самом деле.

Элле тогда позвонили. Она взяла трубку и, решая по телефону какие-то деловые вопросы, протянула дочери руку, рассеянно поцеловала ее мимо щеки и полностью переключилась на телефонный разговор, как будто до этого они беседовали о сущих пустяках. В изумлении, простояв возле матери минуту с мокрыми от слез глазами, Флой пожала плечами и молча вышла.

Не каждой матери дается талант любить своих детей. В тот день Флой окончательно смирилась с этим.

Четыре года спустя Элла удивила всех, выйдя замуж второй раз и бросив все ради такого же холодного, такого же амбициозного, как и она, человека – доктора Джеймса Рэйнальдса, нейрохирурга. Флой приехала на свадьбу, и, если бы она не увидела все своими глазами, она никогда не поверила бы в это.

Элла сделала мужа объектом своего обожания. Она то и дело целовала его, обнимала, ласкала и снова целовала. Теперь она жила только для этого мужчины, отдавая ему всю свою, неизвестно откуда взявшуюся, любовь и нежность.

Несколько секунд Флой молчала. Воспоминания жгли ее сердце. И вот теперь мама нанесла ей новый удар.

– Спасибо, – сказала она.

На том конце послышались короткие гудки.

Боже! Она так хотела купить этот канделябр! Так тебе и надо, раздраженно подумала она, слишком сильно хотеть вредно.

Ладно! У нее достаточно других забот. У нее дом в ужасном состоянии. Она взглянула на Клода. Он отставил в сторону свой молот, и теперь в руке у него была лопата, которой он интенсивно сгребал обломки стены в большую телегу.

Флой сузила глаза, как дикая кошка, и положила руки па бедра.

– Так вы не ответили мне, почему так рано начали ремонт.

Клод продолжал нагружать телегу, пока она не наполнилась доверху. Затем он медленно выпрямился и внимательно посмотрел на Флой своими синими глазами, совершенно спокойный, без малейшего намека на какой-либо мужской интерес по отношению к ней.

Неужели ей тогда только показалось?

– Я не думал, что двадцать четыре часа такая большая разница, – наконец произнес он.

Отбросив в сторону лопату, он взялся за ручки телеги и покатил ее к выходу. Мышцы сильных рук напряглись.

Флой отвернулась.

– Вы не представляете, как мне нужен был этот день перед тремя месяцами нескончаемого грохота и шума. А вы все испортили.

Клод провел рукой по мокрому лбу. Он выглядел усталым, был весь в поту и очень разгорячен.

– Да? А может быть, не я, а этот телефонный звонок все испортил?

Флой вспыхнула.

– Между прочим, подслушивать нехорошо, – заявила она строгим голосом учительницы.

– Я не подслушивал! – Замечание Флой его явно задело. – Но вы так кричали, что и мертвый услышал бы.

– Потому что вы долбили так, что я свой собственный голос не слышала. У меня голова даже заболела.

– Ах, извините! – язвительно произнес Клод. – Я вообще-то стену ломал не для своего развлечения. Я работаю, представьте себе! – В его голосе слышалось раздражение.

– Послушайте, я хочу, чтобы вы сейчас ушли и продолжили работу завтра.

– Вы, верно, шутите? – Клод мрачно посмотрел на нее, взял тележку и снова покатил ее к выходу.

– Нет. – Флой последовала за ним.

Клод остановился и сурово посмотрел на свою хозяйку.

– Я встал в семь, полтора часа ехал через весь город, чтобы начать ремонт вашего дома, а вы тут же выставляете меня.

– Извините, что так получилось, но в контракте все оговорено.

– Хорошо. – Он резко оттолкнул от себя телегу. – Как вам будет угодно, принцесса. Завтра так завтра. Но только не надо мне говорить завтра, что вашему высочеству опять нужен тихий день. Я не собираюсь и дальше откладывать работу.

– Мы начнем работу, как договорились. – Флой не понравилось, что он назвал ее принцессой. В его устах это прозвучало издевательски. – Только я лучше откликаюсь на Флой, чем на принцессу.

– Да? – Клод усмехнулся, вспомнив собственные слова. – Но капризны вы как настоящая принцесса. Думаете только о себе. Так всегда случается, когда мамочка с папочкой слишком опекают. Потом вырастают кисейные барышни. – Он с осуждением оглядел ее нежное кремовое платье, туфли на высоких каблучках, шляпку. – Мать с вас, наверное, пылинки сдувала. Тяжелее дамской сумочки, видать, ничего и не поднимали.

Словами о матери Клод, сам того не зная, задел Флой за живое. Она чуть не задохнулась от возмущения. Откуда у него такое неверное представление о ней? Из-за того, что она носит шляпку? Так разве она виновата в том, что у нее нежная кожа и на солнце она легко может обгореть? Принцесса! Она экономит каждый шиллинг, не может позволить себе снять даже самую маленькую комнатку на время ремонта в доме. Она вдруг вспомнила о навсегда потерянном для нее канделябре и почувствовала, как ее возмущение постепенно переходит в агрессию. Агрессию по отношению к деду, который, наверное, сидит сейчас на облаке и смеется над ней, к матери, которой лучше было бы ею не становиться. Нищенский банковский счет, вечное одиночество, Клод, считающий ее белоручкой…