Конечно, я старалась не думать о нем, но и забывать совершенно не хотелось. Ночами, когда усталость и постоянная бессонница подрывали самооборону, я боялась, что воспоминания стираются. Вдруг моя память действительно сито, и в один прекрасный день я не смогу вспомнить оттенок его глаз, бархатистую гладкость кожи, тембр голоса… Думать об этом нельзя, а помнить нужно.

Для того чтобы жить, мне достаточно верить в то, что он существует. Остальное вполне можно вынести. Главное, чтобы на свете был он.

Поэтому я и застряла в Форксе, поэтому и взбеленилась, когда Чарли пригрозил отправить во Флориду. Если честно, это ничего не изменит: в наш город никто не возвращается. Но вдруг в Джексонвилле или в любом другом месте, ярком и незнакомом, воспоминания обернутся заурядной сказкой? Там, где ничто не напоминает о его существовании, уверенность может ослабнуть, а я… я этого не переживу.

Помнить нельзя, забывать страшно – рамки довольно узкие.

Я удивилась, когда Джессика притормозила возле моего дома. Обратная дорога показалась совсем короткой, но, как бы то ни было, я и не предполагала, что подруга сможет столько выдержать без единого слова.

– Спасибо, что поехала со мной, Джесс, – проговорила я, открывая дверцу. – Было очень… весело.

Надеюсь, «весело» – подходящее слово!

– Угу, – промычала девушка.

– Извини за то, что случилось… после кино.

– Все в порядке, – буркнула она, не сводя глаз с лобового стекла.

– Тогда до понедельника?

– Да, пока.

Видимо, ничего уже не исправишь…

Я захлопнула дверцу, и Джесс, ни разу не оглянувшись, укатила прочь.

Не успев зайти в дом, я тотчас забыла о ее существовании.

Чарли ждал в гостиной: руки скрещены на груди, настрой воинственный.

– Привет, папа! – рассеянно проговорила я и, шмыгнув мимо, поднялась по лестнице. Лучше спрятаться, прежде чем наступит возмездие.

– Где была? – требовательно сказал отец.

Я удивленно на него посмотрела:

– Мы с Джессикой ездили на фильм в Порт-Анжелес.

– Хм-м…

– Что-то не так?

Вглядевшись в мое лицо, папа удивился, будто заметил что-то неожиданное.

– Да нет… Хорошо повеселились?

– Не то слово! Смотрели, как зомби пожирают людей. Очень весело!

Чарли прищурился.

– Спокойной ночи, папа.

Сообразив, что опасность миновала, я поспешила к себе в комнату и уже через несколько минут пластом лежала на кровати – вернулась боль.

Ощущение, будто в груди сверлят огромную дыру, вырезают жизненно важные органы, оставляя глубокие раны, края которых потом долго пульсируют и кровоточат. Естественно, холодным рассудком я понимала: с легкими все в порядке, однако хватала ртом воздух, а голова кружилась, будто отчаянные попытки ни к чему не приводили. Сердце, наверное, тоже билось нормально, но пульса я не ощущала, а руки посинели от холода. Свернувшись калачиком, я обхватила колени руками, – казалось, так меня не разорвет от боли.

Куда девалось мое бесчувствие? Оцепенение?

И все-таки я поняла, что смогу выжить: боль чувствовалась с невероятной остротой – леденящая пустота растекалась из груди, посылая жуткие импульсы по всему телу, – но это было вполне терпимо. Я справлюсь. Это не та боль, что утихает со временем; скорее, я стану сильнее и приспособлюсь.

Случившееся сегодня – зомби, адреналин, галлюцинации – заставило меня проснуться.

Впервые за долгое время я не знала, чего ждать от наступающего дня.

– Белла, можешь идти домой, – предложил Майк, глядя не на меня, а куда-то вдаль.

Интересно, давно он так сидит?

В магазине Ньютонов затишье: всего два покупателя, судя по разговору – заядлые походники. Майк целый час обсуждал с ними плюсы и минусы легковесной экипировки. Но вместо того чтобы перейти к ценам, мужчины принялись потчевать друг друга охотничьими байками, да так увлеченно, что мой приятель ретировался.

– Если хочешь, останусь, – ответила я. В спасительное оцепенение вернуться по-прежнему не удавалось, а сегодня все звуки казались неестественно близкими и громкими, будто из ушей вытащили ватные тампоны. По крайней мере, нужно абстрагироваться от смеющихся туристов.

– Говорю тебе, – начал плотный мужчина с рыжей бородой, которая плохо сочеталась с темно-каштановыми волосами, – в Йеллоустоне я видел гризли совсем близко, но этому монстру они не чета! – Каштановые пряди перепутались, одежду будто несколько дней в рюкзаке продержали. Ясно, парень только что с гор.

– Ну уж нет, черные медведи такими крупными не бывают! Наверное, ты видел не взрослых гризли, а медвежат… – Второй турист высокий, поджарый, с загорелым, сильно обветренным лицом.

– Белла, серьезно, как только эти двое уйдут, я закрою лавочку, – пробормотал Майк.

– Ну…

– Он, даже не вставая на задние лапы, выше тебя! – настаивал бородач, когда я собирала вещи. – Огромный, как дом, черный, как смоль. Надо сообщить местному егерю, пусть предупредит людей: медведь-то был не в горах, а рядом с перевалочным пунктом.

Мужчина с обветренным лицом рассмеялся и закатил глаза:

– Попробую угадать: в тот день ты умирал от истощения, так? Не ел целую неделю и спал на земле?

– Эй, как тебя… Майк? – окликнул моего друга бородатый.

– Давай, до понедельника, – быстро пробормотала я.

– Да, сэр! – обернулся к посетителю Ньютон.

– Слушай, в последнее время медведей в ваших краях не видели? Тревожных сигналов не поступало?

– Нет, сэр, но очень важно соблюдать разумную дистанцию и как следует прятать еду. Видели новую линию газовых баллончиков? Одна из серий как раз антимедвежья. При сравнительно небольшом весе…

Раздвижные двери выпустили меня под проливной дождь. Сгорбившись под курткой, я бросилась к пикапу. Звук падающих капель сводил с ума, но его скоро заглушил рев двигателя.

Чарли на работе, в пустой дом возвращаться не хотелось. Прошлая ночь была ужасной, и собственная комната теперь внушала стойкое отвращение. Даже когда притихшая боль позволила заснуть, мучения не закончились. Как сказала после фильма Джессика, кошмары теперь гарантированы.

Действительно, кошмары мучили ежедневно, точнее, не «кошмары» во множественном числе, а один и тот же кошмар. Казалось бы: за несколько месяцев он наскучит и перестанет беспокоить, однако жуткий сон мучил каждую ночь и заканчивался, только когда я с криками просыпалась. Чарли больше не приходил проверить, не душит ли меня какой-нибудь извращенец: он просто-напросто привык.

Другую девушку мой сон вряд ли бы напугал: в нем не было хватающих за горло маньяков, зомби или привидений; вообще никого не было. Лес, мшистые деревья и давящая на барабанные перепонки тишина. Темно, как в сумерках пасмурного дня, а света хватает только чтобы понять: вокруг пустота.

Не разбирая дороги, я брела через этот сумрак и искала, искала, искала; с каждой секундой теряла надежду, тем не менее бежала все быстрее, хотя то и дело спотыкалась и падала… А потом наступал момент – его приближение чувствовалось, но проснуться хоть немного раньше не получалось, – когда я не могла вспомнить, что ищу. Когда понимала: искать нечего, вокруг лишь пустой, убийственно унылый лес, где для меня ничего нет и никогда не будет.

Тогда из груди и вырывался крик.

Я не знала, куда еду, – просто кружила по пустынным сырым улицам, избегая тех, что вели к дому, потому что спешить было некуда.

Хотелось снова окунуться в оцепенение, но я разучилась входить в ступор. Кошмар терзал мой воспаленный мозг, заставляя думать о вещах, которые могли причинить боль. Нет, не желаю вспоминать лес!.. Увы, даже отгораживаясь от неприятных образов, я чувствовала: глаза наполняются слезами, а рана в груди начинает саднить. Оторвав руку от груди, я сжала ребра, словно боялась, что рассыплюсь.

«Ты сможешь жить полноценной жизнью, будто никогда меня не знала», – в ушах отдавалось эхо вчерашней ночи. Нет, в кошмаре голос звучал гораздо четче! По сути, просто набор слов, сухих, как газетная передовица. Обыкновенные слова – но вскрыли не успевшую затянуться рану…