– Книги хоть ты читать успеваешь?
– Конечно.
– Что именно?
– Все, что выходит во всех издательствах, даже в грузинском «Маргинашвили» – маргинальную литературу, говно всякое. Запутавшись, кто в России писатель (а писатели там все, включая жену Путина), прочитал даже Устинову – ниже я никогда не падал! Читал ее после Гандлевского, а после него читать Устинову – все равно, что после Киева попасть, б…, в концлагерь: ее нужно лишить возможности подходить к бумаге или к компьютеру.
– Один выдающийся человек, с которым мы записали немало бесед…
– …бывший муж Татьяны Устиновой?
– Нет, просто прочитав мое интервью с невыдающимся, на его взгляд, человеком, он сказал: «После картин маслом не опускаются до надписей в туалетах»…
– (Смеется.) Но я тем не менее читаю все, даже то, о чем сотрудники журнала «Афиша» пишут в своих, как они думают, остроумных рецензиях. Там есть такой говнюк Лев Данилкин, и он верит, что соответствует своему гривастому имени, но для меня нет лучше повода поднять себе настроение, чем московская «Афиша» и этот Данилкин. Они действительно считают, что новая волна говнюков, Хомерики и Хлебников, снимают кино – где человек ест собственное говно, а потом это выдается за поиск своего мира. Ну, пидарасы… (Пожимает плечами.)
За неделю проглатываю где-то четыре книги – чтобы не давать повода думать, что чего-то я не прочитал.
– Ты же снимался в кино…
– Эти картины благополучно в корзине лежат, потому что мое присутствие на площадке означает гибель кинематографа.
– Снимали хоть хорошие режиссеры?
– Приблизительно такие, о которых я говорил.
– Которые…
– …да, друг у друга сосут. Сосем друг у дружки, а деньги – в кружку!
– Почему ты не явился на бой с Челобановым в телепрограмме «Король ринга»?
– Уж точно не потому, что сбежал, уж точно потому, что с сотрясением мозга лежал в больнице, и уж точно потому, что прав был Джигурда – человек, преисполненный нарциссизма, но при этом душевный…
– …классный…
– …мало кем понимаемый, искренний, который говорит: «Если вы хотите, чтобы я играл по вашим правилам, я буду, но в своей аранжировке».
Мы, кстати, с тобой того же поля ягоды, так вот, Джигурда сказал: «Откуда вы знаете, почему он ушел?» Я в больнице лежал, мне медсестра предложила: «Хотите, телевизор включу? – там про вас показывают». Мне было обидно до слез. Я пришел в проект, потому что думал: будет смешно и участвовать будут люди моей весовой категории, а Таранда избил меня до полусмерти! Ну, он же 112 килограммов весит, а во мне 69 было – это я сейчас стал круглолицый, как Бодолика (Вячеслав Бодолика – экс-участник группы «Премьер-министр». – Д.Г.) .
– Не просто Таранда, а Гедиминас Таранда! – Тем более с таким-то варварским именем! Набросился на кутаисского цыпленка и (?) его что есть сил. Я бегал, как Чарли Чаплин, даже не видел, с кем дерусь, но когда сказали, что испугался, – это было вранье. Я пошел туда, чтобы о себе напомнить, и таки напомнил – в горизонтальном положении.
...
«Выжив в концлагере, куда сам себя поместил, обязан любить жизнь».
– Приехав в Москву, ты работал ночным сторожем, мыл на Павелецком вокзале полы, прошел годы забвения, когда никому не был нужен…
– … пять лет…
– …и многое понял.
Скажи, сегодня ты человек богатый? Гармоничный, счастливый?
– С этой мыслью я каждый день просыпаюсь! Прилетаю в Киев с большой ватагой любимых бездарен в самолете, переполненном говном, и понимаю: выжив в концлагере, куда сам себя поместил…
– …сам себя?
– Конечно, я ж был придурком.
– Сам себе сама!..
– Да, ведь где наркотики, там человек дурак – это ясно, и конечно же я понимаю, что, вернувшись с того света к библейским истинам (я не набожен, но огромная порция жизнелюбия, которая с молоком матери мне досталась, шансов быть пессимистом не оставляет), обязан любить жизнь. Поэтому за 100 долларов я доволен и за пять тысяч доволен, а если бы получал за «э-э-э», «бе-е-е» и «ме-е-е», как Киселев, вообще, б…, обедал бы каждый день с Януковичем и платил бы еще за обеды! Стал бы самым счастливым, раздавал бы деньги детям, но я понимаю: у меня и так нет ни единого повода быть недовольным.
Я научился более-менее сносно писать статьи, говорить витиеватыми предложениями по-русски лучше, чем русские. Мне кажется, появляясь на улице, я вызываю улыбки у людей, которые не верят российскому телевидению, где говорят, что я плохой. Этим надо быть довольным, и потом, у меня самые красивые дети! Теперь я понимаю, что имел в виду Эрос Рамазотти, когда заканчивал интервью твоему подобию на итальянском ТВ. «Да е… твою мать, – он сказал, – что же так долго я говорю? Я очень, очень счастлив!» Рамазотти – мой идол!
Спасибо тебе, я очень счастлив, что ты снова меня позвал. Надо быть благодарным за все. За то, что можешь купить себе галстук, что у тебя нет долгов, что устаешь от бесконечного цикла съемок, а не от того, что сидишь дома и ждешь звонков по работе. Радуйся всему – и будет еще больше, причем для этого не обязательно ставить свечки, как президенты на Пасху в прямой трансляции. Тебя, Отарик, зовет Гордон, тебя утром в аэропорту провожали дети, вечером ты выпьешь с друзьями виски… Ептыть, какой у тебя повод быть несчастливым?
Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».
«Я природный грузин, я щедрый, я тонкий, я из пьесы «Горе от ума», я чувствительный, раздражительный, я умею останавливать дураков, отказываюсь играть по общим правилам, умею говорить изящно и вести себя антисоциально.
На дикости я реагирую болезненно – они прямо влияют на качество моей жизни, моя писанина шедевральна.
В герои я возвел сам себя.
Мои принципы не меняются 40 лет, в голове моей есть место и для демонов, и для ангелов.
Я могу вести «Брэйн-шоу», а могу быть законченным дитятей.
Сердце у меня большое – при том что в метрах-сантиметрах я невелик, и сердце мое – счетчик мук моих, а их не счесть (я ведь временами человек эсхатологического сознания, знающий наверняка, что счастье превратно).
Когда дети вырастут, они повертят в руках фотографии и скажут про меня: «По крайней мере, наш-то хоть в чем-то себя нашел».
Мой путь к славе был заполнен фальстартами, но меня х… остановишь, потому что не к славе я шел (слава – тварь гиперлегкого поведения), а к такому способу жизни, который подразумевает занятие только тем, к чему лежит душа.
Я научился ценить качество жизни – разве это не главное?
И я только начинаю».
– Я почему-то уверен, что большинство читателей после этого интервью скажут: «Вот сволочь, хулиган, матерщинник грузинский!», но найдется, я знаю, то самое меньшинство, которое оценит: «Какой тонкий хороший парень!» За это и выпьем!.. – Спасибо!
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Мне не повезло: я не знаком с носителями высшего знания; ответы на вопросы: откуда у нас столько страхов? Зачем они? Нужны ли? Как с ними бороться? Какая должна быть дистанция между детьми и взрослыми? Как защитить свою семью от внешнего зла? Как защититься самому? Почему одни везучие, а другие нет? Как воспитать детей, пусть не великими, но хорошими людьми? Как переживать горе? Что делать с болью, если ее так много, что она сама, рыча, просится наружу? Надо ли договариваться с террористами? Давать взятки или через принципиальность добиваться своего? Вот теперь – надо ли моим деткам рассказывать о педофилах? Надо ли подавать бомжам? Можно ли доверять полиции, или и вправду она состоит из чистого химического хамла? Митинги, непосещение которых тебе не спускают демократы, – как к ним относиться? Нужно ли и можно ли прощать, если обида: а) велика; б) в ней мало смысла? Надо ли упорствовать в заблуждениях? Бывает ли пресловутая ложь во спасение? Если друг оказался вдруг плохим, надо ли молчать? Надо ли любой ценой сохранять семью, когда любовь на нуле и Ренессанса не будет? Бывают ли вещие сны? Когда после развода одному из родителей запрещают видеться с ребенком – это целая проблема; правильно ли это – при подозрении, что тот, кому запрещают, плохой человек? У многих в стране есть претензии к социальным институтам, которые представляют церковь, – как с этим быть? С чем едят толерантность? Как найти свое призвание? За измену побить или измену спустить? Поможет ли церковь грешнику? Как уживаются Религия и Наука в наши дни? Где граница толерантности, когда ты не посылаешь всякого, тебе не угодившего, в преисподнюю?
