Японский шпионаж в Маньчжурии облегчался тем, что Маньчжурия находилась в тесных торговых отношениях с Японией. Большинство китайских фирм, имевших отделения во всех значительных городах Маньчжурии, была тесно связана с Японией. Для усиления своего влияния японское правительство посылало «на практику» в Маньчжурию лиц, окончивших средние и высшие японские коммерческие училища. Это давало возможность осуществлять экономический шпионаж не только в Маньчжурии, но и приграничных районах Китая, России и Монголии.
В пограничной с Россией Монголии накануне войны японская разведка также развернула активную деятельность. Основные кадры японских разведчиков поставляли многочисленные священнослужители – ламы, составлявшие в то время значительную часть мужского населения страны и по своему положению освобожденные от всякой работы и военной службы. Разбросанные по всей Японии многочисленные монастыри, которые японский Генеральный штаб щедро поддерживал денежными вливаниями, представляли собой удобные центры местного шпионажа. Одновременно японский Генеральный штаб через своих агентов подчинил своему влиянию феодальных монгольских князей и старейшин, усиленно распространяя среди них идею спасения Японией азиатских народов от «северных варваров» – русских.
Опираясь на своих резидентов, командированных задолго до войны на территорию России, Маньчжурии и других стран, японская разведка разбила весь район фронта и тыла царской армии вдоль линии железной дороги на сектора. Это облегчало японским разведчикам наблюдение за передвижением русских войск и обеспечивало японской разведке своевременное получение сведений.
На японской территории таким сектором обычно руководил офицер японской разведки или один из агентов-шпионов, окончивших перед войной школы шпионажа в городах Чинчжоу (Корея), Инкоу и Цзинъ-Чжоу (Маньчжурия). Он контролировал всю разведывательно-шпионскую работу на участке, производил расчеты со шпионами, сортировал и проверял сообщаемые ими сведения и передавал эти сведения дальше.
Японские шпионские группы располагали значительными средствами для шпионско-диверсионной работы и для приобретения помещений, которые приближали их к массе населения. Как правило, приобретались небольшие мелочные лавчонки, преимущественно булочные, которые посещались всеми слоями населения. В эти лавочки в числе других покупателей приходили солдаты и офицеры русской армии, из разговоров которых, иногда неосторожных, можно было узнать очень многое, не говоря уже о том, что офицерские и солдатские погоны давали возможность определить, какие новые части русских появились в этом районе.
Обычно беседа с русскими офицерами и солдатами начиналась «случайным» вопросом, который задавал старший группы шпионов как хозяин заведения, а остальные шпионы работали «молча» приказчиками, грузчиками или просто толпились около лавчонки.
Немало шпионских сведений получили офицеры японского Генерального штаба и от посетителей опиекурилен.
Одной из наиболее распространенных среди японских шпионов и разведчиков профессий была профессия фотографа. Некоторые из фотографов-разведчиков оказывали большие услуги японскому Генеральному штабу.
Среди японских шпионов, подвизавшихся в тот период в качестве «фотографов», выделялся японец Нарита, который вел перед войной активную шпионскую работу во Владивостоке. Нарита специализировался на групповых снимках преимущественно военнослужащих. Он брал за снимки меньше, чем другие фотографы, и военных, желавших сниматься, у него всегда было хоть отбавляй. Недели за две до начала войны Нарита исчез из Владивостока, имея весьма точные сведения об офицерском составе пограничных царских частей, причем на некоторых увезенных им фотографических карточках красовались даже факсимиле незадачливых офицеров, очарованных деликатным обращением и мастерской работой Нарита. В результате у японского Генерального штаба были весьма точные, обогащенные фотографиями, сведения о командном составе царских пограничных войск, стоявших во Владивостоке.
Отдельные японские офицеры работали также «прачками» или охотно ловили «рыбу» в водах близ русских берегов.
Более того, уже во время войны было обнаружено несколько японских шпионов, работавших санитарами в русских госпиталях.
Японские шпионы работали также поварами, кочегарами и официантами на русских и иностранных пароходах, курсировавших между русскими и иностранными портами. Японские шпионки охотно устраивались на работу в качестве нянек и горничных в семьи к военным или к знакомым военных.
Неплохо были осведомлены о России задолго до войны и многие другие офицеры и генералы, работавшие в штабах японской армии. Так, начальник штаба маршала Ояма генерал Кодама, которого считают автором плана войны с царской Россией, долгое время прожил в Амурской области.
Очень часто шпионские группы работали в качестве строительных рабочих над возведением укреплений, собирая точные сведения о размерах этих укреплений, тем более что русское командование во время русско-японской войны показывало исключительные образцы преступной небрежности и в отношении хранения военной тайны. Так, например, при постройке портов на Куанчендской позиции подрядчикам-китайцам были выданы планы фортов. Более того, даже охрана этих фортов была организована из сторожей-китайцев.
В тылу царской армии во время войны такие шпионские группы японцев, действовавшие на территории сектора, обычно возглавлялись японскими шпионами-китайцами. Они, как и руководители шпионских групп на японской территории, имели в своем распоряжении группу шпионов от трех до пяти человек.
Каждый из этих шпионов получал конкретное задание, например, произвести рекогносцировку определенного участка оборонительной линии и установить наблюдение за передвижением какого-нибудь определенного войскового соединения. Это не составляло большого труда, так как указатели дорог и вывески о расположении частей и штабов расквартированных русских войск очень облегчали такого рода разведку. Лазутчикам противника не составляло абсолютно никакого труда собрать сведения о войсках, расположенных в том или ином районе, для этого нужно было только обойти и записать все то, что они видели на этих вывесках.
