– Так ты не ешь, – брякнул рыцарь глупость и смутился.

– А ты ешь! – не стал спускать ему дракон. – Перед дамами своими… сердца.

– Извини, фей, – не обратив на дракона никакого внимания, повинился рыцарь. – Не подумал.

– А у нее глаза зе-ле-ные, – тот, кажется, и не слышал. – Смотрит и смотрит, смотрит и кормит, кормит и кормит… без наркоза.

– Ну а у тебя все же чего стряслось? – обратился рыцарь к дракону.

– А я просто думаю.

– А… понятно, – закивал рыцарь. – Дело хорошее, имелось бы чем.

– А вот теперь было обидно, – заметил дракон и спросил: – Вот ты, когда с добычей из походов возвращаешься, как поступаешь?

Рыцарь пожал плечами.

– Знамо дело, иду к ней, к даме своей, кладу к ее ногам, целую подол платья… дабы оценила, похвалила, одарила улыбкой и…

– Дальше можешь не рассказывать, – разрешил дракон и обратился к фею: – А ты своей… ну, цветы даришь?

– Конечно! – обиделся фей. – Я осыпаю ее цветами и…

– Тогда я все еще не понимаю! – взревел дракон.

Следующие полчаса он распинался на тему того, почему у всех принцессы как принцессы, а ему каждый раз выговаривают, когда он приносит к их пещере всякое, чего только ни попросят, и сваливает у входа. У нас, мол, слуг нет, сам пусть в кладовую тащит.

– Так-то оно так, – говорил дракон, – может, и верно: я же не задрал этого барана, а…

– Купил? – не поверил рыцарь.

– Я – дракон, мне дарят, – фыркнул тот.

– Хочу быть драконом, – подал голос изрядно захмелевший с нектара фей и икнул.

– Ты закусывал бы, – заикнулся было рыцарь, но вовремя прикусил язык.

– Но это же неважно. Я все равно добытчик! – продолжал говорить о своем дракон. – Я хочу, чтобы она оценила! А она – «слуг нет».

– Так и сделай… – начал было рыцарь, но договаривать не стал, вместо этого вздохнул и предложил: – Может, на троих?

***

– Ну, как прошло? – спросила отдохнувшая, повеселевшая и порозовевшая щеками принцесса, вернувшись в уютную драконью пещеру. – Отвел душу с друзьями?

Дракон втянул носом родной аромат, погрелся в излучаемом юным девичьим телом тепле, потершись носом о плечо, шею, ноги и вызвав тонкое хихиканье, и осклабился как умел приветливее.

– Всем косточки перемыли? – как обычно правильно расценив его «улыбку», поинтересовалась принцесса.

Оскал дракона стал еще шире.

– Ох и соскучилась же я по тебе, чудовище, – призналась принцесса. – А где еда? В кладовой же, вероятно, шаром покати!

– На месте, где и должно, – дракон не стал говорить, что не только натаскал в пещеру всяких вкусностей, но и разложил, совершив самую настоящую ревизию их запасов и перестановку всех валунов, – пусть сюрприз будет. Сей полезной деятельности он посвятил целый вчерашний день и даже остался доволен собой.

– Да?.. – голос принцессы прозвучал немного настороженно.

– Ага, – кивнул дракон. – Я оценил твои слова и сделал выводы.

Лицо принцессы осветила счастливая улыбка.

– Тогда пойду и приготовлю что-нибудь вкусное, – заявила она и унеслась.

Дракон довольно хмыкнул.

– Я же ничего теперь не найду! – возмущалась принцесса некоторое время спустя, упирая в бока руки и топая ногой.

Дракон, уже давно уяснивший, что спорить – себе дороже, просто тихо ухмылялся. Разумеется, он мог бы сказать: «Ты же сама хотела», или «Ты непоследовательна», или еще какую-нибудь дурость, но зачем? Тем более взрыв «праведного негодования» уже отгремел, а «буря» пошла на убыль.

– Ох уж эти мужчины, – говорила через четверть часа присмиревшая принцесса, удобно привалившись к драконьему боку. – А тебе со мной однозначно повезло. Другая такое устроила бы…

– Гы, – пыхнул дымом дракон.

– Договоришься ты у меня... – тотчас заметила она, но беззлобно, можно даже сказать – по-домашнему.

– О… да, я умею договариваться, – ответил дракон. – И думать – тоже. И выводы делать, – прибавил он и довольно прикрыл глаза, когда принцесса поежилась. Работы у нее теперь на неделю вперед, а значит, и скучать не будет.

На запретной сопке

— Это что?.. – дрожащими губами прошептал Родион.

— Змеевер, — мрачно сказал колдун, глядя на него недобрыми грязно-зелеными глазами. — Подобное дракону существо типа василиска.

– Это который помесь змеи и жабы? То есть курицы и… – попытался припомнить Родион, как в средневековье описывали василисков. – А взглядом в камень тоже обращает?

– В соляные столбы. Тех, кто дряни всякой нахватается по интернетам и верит в разную чушь, — пробормотал колдун себе под нос и повторил: — Драконоподобный! Говорю же.

— Как будто это все объясняет, — огрызнулся Родион; впрочем, не столько злобно, сколько жалостливо. Лишаться поддержки колдуна не хотелось. Тот все же спас ему жизнь.

– А должно бы. Ты ведь не просто абы где находишься. Места у нас дикие, заповедные. Зачем в лес отправился, если ничего о нем не знаешь? А на сопку за какими грибами сунулся?

Родион вздохнул.

— Сказаний не знаешь, страшилками в детстве не увлекался?

Снова вздох. Конечно, слышал всякое. Как-никак, все детство в деревне возле этого леса провел. Многое рассказали, боялся — еще больше. По малолетству каждый подозрительный шорох, скрип старой доски да завывание ветра поступью неведомых чудовищ казались. А еще старушки на завалинке — чего только не говорили. До десяти Родион был свято уверен, будто напротив живет ведьма. Бабка советовала всегда, когда мимо калитки проходил, держать фигу в кармане, а если чего брал или давал, плевать через левое плечо. В реке у запруды жил самый настоящий водяной. Если по мосту неаккуратно пройти, русалки засмеют, хотя то просто трухлявая ива на берегу стояла и скрипела от всякого ветерка. Но особенно проникался Родион историей о шипящих сестрах и брате их -- змее крылатом. Жили они на сопке, недалеко от деревни, куда никому в одиночестве ходу не было. «Придешь один – считай, себя подарил, – поговаривали в деревне. – А раз подарил, то к прежней жизни не вернешься».

Затем, подрастая, помаленьку сомневаться начал во всей этой мистике. А потом, лет в двенадцать, родители увезли Родиона в город, где он быстро усвоил: ничего, во что привык с детства верить, и в помине нет. Разочаровался и обозлился, причем на себя: идиот деревенский ведь всем одноклассникам растрепал про леших с кикиморами. Те, само собой, не прониклись: подняли на смех. У городских другие забавы. Им проще в человека-паука поверить или в оранжевого крокодила в канализации.

Со временем устаканилось все, помутилось, отошло не просто на задний, а очень далекий план. Школу закончил, институт… почти, на работу устроился уже в другом городе, квартиру снял. Так и жил бы дальше, но вдруг сон приключился. Только и запомнил голос шелестящий, как листва на ветру, да взгляд темно-зеленых глаз. И так в родные края потянуло – взвыть впору.

Боролся с собой недолго. Приехал отпуск провести. Открыл заколоченный дом, проветрил комнаты, быт наладил. У него на чердаке даже интернет ловил. А потом стали к нему местные приходить. Кто его мальчишкой несмышленым помнил, с кем они на пару коленки разбивали, а в кого он и тайно влюблен был. Маришка, соседки племянница, его и подбила на сопку сходить: раз Родион такой из себя городской и все местные поверья – чушь, то пусть докажет.

Родион пошел. Его и самого уже тянуло из дому. Как ночь наступала, так и подмывало за околицу выйти. Подхватил он рюкзак, покидал в него чего пожевать, коврик посидеть, сменную одежду на всякий пожарный и побольше пакетов на случай нападения на поляны с грибами. Нацепил на пояс ножны с ножом и двинул.

Как утверждала народная мудрость – если в хорошей компании выбираешься на природу, уже неважно, грибы ли ловить или рыбу собирать. Компании у Родиона не имелось; впрочем, и так оказалось здорово. Сопка встретила его птичьим гомоном, слепящим глаза солнцем и туманом, клубящимся в низинах. Хорошо – хоть пейзажи пиши. Жаль, талантом живописца природа его обделила.