Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Иоган Гутенберг - i_002.jpg

ИОГАН ГУТЕНБЕРГ

Гутенберг прочно держался за ремесло, но искал такое новое ремесло, которое избавило бы его от конкуренции и запретительных мер существующих цехов и сулило обогащение и прочное имущественное положение.

Процесс Гутенберга-Дритцена в 1439 г. показывает, что этот человек уже несколько лет помимо изготовления зеркал занимался каким-то «тайным делом» и тайна этой работы хорошо охранялась его друзьями.

Работа, которую скрывал Гутенберг, была поисками нового искусства – книгопечатания. Деятельность его направлялась по двум линиям: заработок сегодняшнего дня – это шлифовка камней, производство зеркал и, работа впрок – новая отрасль, сулящая почет, славу и деньги. Неоправдавшаяся надежда. Слава пришла к нему лишь после смерти – удел большинства изобретателей того времени. Почет и деньги остались за несправедливой судьбой.

Гутенберг жил со своим слугой Лоренцем Бейльдеком, который был его доверенным лицом.

Проекты, родившиеся в голове Гутенберга, требовали помощников для своего свершения. Первым человеком, который пришел к Гутенбергу, стал его помощником и поверил в него до конца, был Андрей Дритцен.

Молодость – стальная пружина, могуче развертывает она свою блестящую спираль и звоном отвечает на удары. Дритцен был молод. Гутенберг взялся обучить его шлифовке камней. Андрей становится деятельным участником всех предприятий своего учителя, отдает ему почти целиком отцовское наследство, стремится осознать все известное Гутенбергу и остается верным ему до своей вскоре последовавшей преждевременной смерти.

Работа Гутенберга идет успешно, производство налаживается, задача в том, чтобы найти время и место для выгодного сбыта его изделий. Благоприятный случай появляется. В городе Аахене, старом священном городе Германии, месте коронования немецких королей, в 1439 г. должно было состояться народное торжество. Каждые семь лет многочисленные богомольцы королевства и даже других стран стекаются в Аахен на поклонение многочисленным святыням хранящимся в его церквах. Документы XV века свидетельствуют, что за один только день такого празднества через вороты города прошло сто сорок две тысячи богомольцев. Четырнадцать дней длится торжество и непрерывно текут и сменяются разноплеменные толпы.

Установленный семилетний срок истекал через год, и Гутенберг, заключает договор с бургомистром соседнего города Лихтенау Гансом Рифом. Они образуют товарищество для выделки предметов, которые надеются с выгодой сбыть в Аахене.

Узнав о товариществе, Андрей Дритцен обратился к Гутенбергу с неотступными просьбами включить и его в это новое дело.

Немного позднее, знатный страсбургский горожанин Антоний Гейльман попросил о том же изобретателя от имени своего брата Андрея.

Товарищество возросло до четырех человек, причем оба Андрея вошли в него как ученики Гутенберга. Они оплачивали свое обучение, но вместе с тем приобрели право на долю в прибылях с предприятия. Благоприятно начавшееся дело неожиданно стало перед серьезными затруднениями – празднество в Аахене было отложено на год.

Дритцен и Гельман пожелали продолжать учобу и ставят вопрос о том, что бы Гутенберг ничего от них не утаивал и открыл им все свои искания и достижения.

Молодые ученики мастера уже знали, что главным в замыслах и трудах Гутенберга были не зеркала, не то, чем предполагали компаньоны заработать деньги в Аахене, а нечто гораздо более новое и обещающее. Мастер не мог скрыть от них своих опытов и, может быть, и не хотел скрывать.

В эти годы Гутенберг настойчиво производил изыскания в области печатного искусства. Это несомненно – страсбургский золотых дел мастер Ханс Дюнне в 1436 г. изготовил для Гутенберга на крупную сумму в сто гульденов «предметы, относящиеся к тиснению».

Но не печатные произведения думал он пустить в продажу. Мастер Иоган тогда еще не вышел за рамки существовавших производств и о книгопечатании, как о ремесле, изготовляющем изделия на рынок, не было и речи. Страсбургский период – это еще хождение ощупью, начальное раскрытие идеи.

Книгопечатание, освоенное в основных его деталях, не появилось перед Гутенбергом внезапно, как Минерва из головы Юпитера, когда он во второй половине своей жизни вернулся в Майнц. Процесс создания нового искусства складывался медленно и постепенно, слишком сложен и труден для того времени был неизбежный путь исканий такого блестящего новшества.

Книгопечатание родилось в Майнце, но зачато оно было в Страсбурге.

Однако перспективы нового искусства уже вырисовывались перед изобретателем и пленяли воображение. Только чем-то потрясающе новым и открывавшим широкие перспективы мог Гутенберг захватить и привязать к своему делу восторженного Дритцена.

Свидетельница Барбель из Цаберна передает на суде свой знаменательный разговор с Андреем.

Была ночь, а Дритцен еще не собирался ко сну. На уговоры Барбель он отвечал, что предстоит работа. Любопытная женщина ловко выпытывает у него сколько гульденов из отцовского состояния вложил Андрей в это темное для нее дело с пришельцем Гутенбергом. Услышав о крупной сумме, ушедшей из рук молодого человека, она в ужасе восклицает: «Святой страдалец, что же ты будешь делать, если вы все это потеряете»?

Ответ Дритцена подчеркивает веру в свое дело и в учителя: «Мы не можем потерять, не пройдет и года, как мы получим назад вложенные деньги и будем счастливы, если только господь не захочет послать нам страдание». Он говорит это уверенным тоном. Неприглядное сегодняшнее существование этого человека окрашено в привлекательные цвета надеждой на светлое будущее.

Аффектированная вера Дритцена только измененное отражение спокойной уверенности Гутенберга, прошедшего уже какой-то путь опыта и проверки своей идеи.

Вера Дритцена почерпнута там – в монастыре св. Арбогаста, где постоянно проводили время, ели и пили Дритцен и Гейльман.

Предполагаемая беседа Гутенберга с учеником

Ночь. Комната в доме Гутенберга. Слышен шум реки, которая протекает у самых стен. В комнате двое: мастер Иоган и Андрей Дритцен. Они много работали сегодня и теперь отдыхают за кружкой вина. Мастер пьет больше обычного – он расстроен. Оба молчат.

«Сколько раз, зная свой бешеный характер, свою необузданность, он говорил себе – это было в последний раз. Человек, мужая, приобретает уверенность и непоколебимое спокойствие, и вот опять неудача. Всему виной женщина, но не монах же он, чорт возьми! В жилах этого большого тела, силу и ловкость которого так радостно ощущать, бежит настоящая кровь, – кровь завоевателя.

И потом, он не позволит, чтобы посторонние люди совались в его дела, он проучит их всех, как проучил этого башмачника. Но суды ему надоели», – так думал Гутенберг и чувствовал обиду, огорчение и злость.

«Началось так: Анна обвинила его перед духовным судьей в том что он нарушил свое обещание жениться на ней. Может быть, он и права, но никто не может повелевать Гутенбергу, никто ему не указ.

Шоттен Лавель – этот башмачник – посмел явиться свидетелем на суд. Этого нельзя стерпеть. Он здорово обругал этого лжеца и негодяя. Снова жалоба, теперь уже в городской суд. Присудят к штрафу, а денег так мало, деньги нужны на дело».

Андрей молчит и опустил глаза. Этот мальчишка, конечно, все знает и чего доброго еще смеется над ним.

Вслух: Что ты молчишь, Андрей?

– Мастер, я думаю о твоем изобретении.

Гутенберг оживляется, можно в беседе забыть огорчения и обиды.

– Давай поговорим, помечтаем о будущем. Пусть неприглядность сегодняшнего нашего существования, ничтожество и бедности наши озарятся лучами величественного восхода нового светила, которое сейчас еще скрыто тенью. Мы, подготовляющие появление книгопечатания, пока единственные знаем, что оно действительно будет, но и мы не можем еще уяснить себе и малой доли его последствий.

8
{"b":"94267","o":1}