СВЕДЕНИЯ о жизни людей, обычно, неполны и противоречивы, биография великого человека всегда превращалась в легенду.

Даже сейчас, когда тысячи фотографий сохраняют новым поколениям внешний облик человека, от рождения его и до смерти, когда печать как прожектор освещает все его действия, когда даже голос остается на граммофонной пластинке или пленке звукового кино, – все же биографы спорят о датах жизни человека, его привычках и делах. Чем дальше в прошлое, тем слабее и изменчивее контуры биографического рисунка, тем более сомнений: в достоверности свидетельств и документов.

Бесспорна только общая картина закономерно развивающегося общества, и достоверна лишь биография личности, как кадр в этой грандиозной картине, кадр, который плотно врос в породившее его целое и органически слился с ним.

Так бессильная призрачность биографической легенды замещается возрождаемой жизнью сына века.

И пусть длятся несогласия о числах рождения и смерти, цвете волос, обоснованности поступков – мы через преграду времени подаем руку человеку, который жил и боролся в непреложной правде социального прошлого.

ПОЛЯ истории знают эпохи бурных цветений. Столетиями бесплодные земли медленно и трудно накапливают силы. Дремлющая почва впитывает все новые и новые продукты распада и гниения. Дни разложения, дни гибели общественного строя, вселяющие ужас в умы современника, незаметно подготовляют близкое плодородие.

XV век был веком могучего всхода нови. Развитие производительных сил получает сильный толчок от технических усовершенствований в горном деле, текстильной промышленности, мореплавании и военном искусстве, от изобретения книгопечатания и успеха ряда наук. Начинается разрушение феодализма под напором подъема промышленности, развития денежного хозяйства и быстрого расширения внутреннего и международного обмена.

Общественные отношения спутываются в пестрый клубок обостренных противоречий. Усиливается классовая борьба, растет торговая конкуренция между отдельными странами.

«Война всех против всех».

В XV веке ткутся начала тех нитей, которые через триста лет сплетут узел промышленного переворота, начинающий замечательную и кровавую историю капитализма.

Мы еще в начале столетия мировых открытий – сегодня 14 марта 1434 года.

На краткий миг линза старого документа бросает на экран изображение двух людей: городского писца Майнца – Николауса Верштата – и майнцкого изгнанника – Иогана Гутенберга.

Появление первого из них кратковременно и дальше путь Николауса Верштата теряется. Гутенберг выходит на освещенную авансцену – потемок прошлого, чтобы остаться на ней навсегда.

Этот первый известный нам эпизод из жизни изобретателя книгопечатания крепко вправлен в рамки общественных связей и столкновений средневекового города.

Города в качестве хозяйственной и политической силы средневековья возникают во втором периоде западно-европейского феодализма (XI–XVI вв.).

Деревня определяет сущность и облик феодального строя, – помещик и зависимый крестьянин центральные его фигуры. История феодализма начинается замкнутым натуральным хозяйством, жестокой эксплоатацией мелких крестьянских хозяйств крупным землевладельцем-сеньором. Средства этой експлоатации не только экономическое принуждение, но и открытое насилие, основанное на личной зависимости непосредственного производителя.

Нужны были длительные сроки, чтобы эта постройка дала первые трещины. Развитие товарных отношений постепенно ломает натуральные формы феодального хозяйства, крестьяне переходят на денежный оброк и обезземеление выбрасывает начальные кадры сельскохозяйственного и ремесленного пролетариата. Тогда город отделяется от деревни и начинает свой путь развития, полный внутренней борьбы и внешних потрясений, но все же на решающих этапах, зависящий, в конечном счете, от феодальной деревни.

Первые политические бои горожан – защита своей независимости от феодалов. Завоевание городских свобод, права пользоваться «миром», означавшее устранение произвола феодалов было знаменательным началом. Древнейшее городское право Страсбурга (XII век) говорит: «По образу других городов основан и Страсбург с такой льготой, чтобы всякий человек, как чужой, так и местный уроженец, всегда и ото всех пользовался бы в нем миром». Дальше горожане добиваются у светских и духовных князей права самоуправления и выбора магистрата.

Плодами первых городских свобод воспользовались богатые семьи – патрицианские роды.[1] Они одни заседали в магистрате и занимали все должности городского управления.

Фронт горожан, объединенный в борьбе против сеньоров за городские свободы, разрывается внутренними противоречиями. Крепнущее сословие ремесленников протестует против монополии патрициев и стремится к ее ограничению или, больше того, к непосредственному захвату власти.

Наконец, возникает новая оппозиция – городской плебс, состоявший из разорившихся граждан, и массы горожан, не обладавших правами гражданства: ремесленных подмастерьев, поденщиков и многочисленных зачатков люмпен-пролетариата. Выступления городского плебса – отдалённые предвестники будущих бурь рабочих восстаний. Одним из ярких случаев такого открытого бунта плебса было восстание чомпи[2] во Флоренции в 1378 году.

Иоган Гутенберг происходил из города Майнца. Первый этап борьбы за городские свободы был пережит его предками, об этом, вероятно, сохранились предания в его семье.

На краткий срок оставим Майнц и пусть перед нами пройдут картины схватки горожан с владыками в другом городе, изображенные одним из талантливых писателей средневековья.

Конечно, это частный случай, но он бросает свет на то, как завоевывались городские свободы, как складывалась та жизнь, в которой предстоит Гутенбергу начать свой трудный путь.

Время XII век, место город Лан во Франции. Действующие лица король Людовик, епископ Годри, духовенство, сеньоры, горожане.

Слово предоставляется Гвиберту Ножанскому – богослову и историку. – оставившему автобиографию – великолепный документ эпохи.

«Над этим городом (Ланом) издавна тяготело такое злополучие, что никто в нем не боялся, ни бога, ни властей, а каждый, сообразуясь лишь со своими силами и со своими желаниями, производил в городе убийства и грабежи…

Сеньоры и их слуги открыто совершали грабежи и разбои; ночью прохожий не пользовался безопасностью: быть задержанным, схваченным и убитым – вот единственно, что его ожидало.

Духовенство, архидиаконы и сеньоры, видя такое положение дел и изыскивая всевозможные способы, чтобы вытянуть деньги из простонародья, вступили с ним в переговоры через посредников, предлагая представить им право, если они заплатят достаточную сумму, образовать коммуну».

Что означало образование коммуны?

«Все жители, обязанные платить поголовно определенный чинш[3] должны были выплачивать однажды в год своему сеньору обычные крепостные повинности и платить законно установленный штраф в случаях, когда они совершали какой-либо противный законам проступок. На этих условиях они совершенно избавлялись от всех повинностей и взносов, которые, обычно, налагались на сервов.[4] Пользуясь случаем откупиться от множества притеснений, простолюдины дали кучи денег этим сребролюбцам, руки которых подобны были бездонной яме, которую нужно было наполнить».