Нетвердый голос дрогнул, напускное веселье утихло, и это выдало тщательно скрываемое волнение ночного гостя. Опустив руку, сжимавшую бутылку, Тоуд пожал плечами, покачнулся всем телом в дверном проеме от косяка к косяку и спросил:

— А… это… Барсук — он как, дома? Мне бы того, поговорить с ним… Или сюда вход только по приглашениям? А где его взять?

Из всей честной компании только Барсуку удалось сохранить спокойствие. Протолкавшись в прихожую, он внимательно посмотрел на нежданного гостя и твердо сказал:

— Тоуд, ты пьян.

— Да, признаюсь. Выпил — было дело. Это ты, друг мой Барсук, верно подметил. Я, может быть, чуть перебрал, но…

— Тоуд! — рявкнул Барсук изо всех сил, сотрясая стены и потолок своей норы. — Ты пьян вусмерть! Ты же сам не понимаешь, что говоришь и что делаешь. Нет, ты просто невыносим — как и прежде!

— Но я же… — Тоуд усиленно искал в опьяненной памяти подходящие слова. — У меня эта, как ее… интоксикация организма, вот! И что касается…

— Тоуд! — снова грозно прорычал Барсук. — Ну, Тоуд!..

— Да, Барсук, это я. И я хотел… я хотел…

Но то, что именно он хотел сообщить Барсуку, не так легко давалось ему. Он поставил бутылку на пол, едва не упав при этом. Странные, непривычные огоньки сверкали в его глазах — это в них отражались свечи, горевшие в гостиной.

— Барсук, — произнес наконец Тоуд. — Тоуд хотел тебе кое-что сказать. И это «кое-что»… это…

Темнота за его спиной словно сгустилась, стала почти ощутимой. Тот чужой, жестокий, холодный мир придвинулся вплотную к порогу дома Барсука и окатил Тоуда липкой волной страха. А Тоуд… он мучительно искал нужные слова. Искал — и никак не мог найти.

— Тоуд, — вновь заговорил Барсук, — ты…

— Что? Что — я? — уныло и обреченно переспросил Тоуд, на лице которого вдруг ясно отразились все перенесенные им тяготы и испытания долгого и трудного пути.

— Ты — дома, Тоуд, — неожиданно мягко сказал Барсук. — И никому другому мы не были бы сегодня так рады, как тебе.

— Дома, — чуть слышно прошептал Тоуд. — Рады — мне?

Вдруг словно молния озарила его усталое лицо, и он торопливо, почти суетливо произнес:

— Я исправлюсь, я уже исправляюсь. Честное слово, Барсук, я больше не…

Барсук властным, но спокойным жестом призвал Тоуда к молчанию.

— Нет, Тоуд, исправиться сегодня тебе не удастся. Сегодня ты у нас будешь тем же старым Тоудом, который расскажет нам все о своих проделках и приключениях с того дня, как заполучил свою летательную штуковину.

— Кто? Я? Я буду рассказывать?

— А кто же? Непременно будешь! Я?

— Ну конечно ты. Мы тебя просто заставим.

— Еще бы! Конечно заставим! Заговорит как миленький! — раздался целый хор шутливо-грозных голосов.

Кричали все: Крот и Выдра, Рэг и Племянник, а вслед за ними и многие ласки и горностаи.

— Но вы же не станете выслушивать мою болтовню, — не верил своим ушам Тоуд. — Я ведь не готовился, я не собирался…

— Не собирался он! — передразнил его Барсук. — Да нам тут как раз болтовни и не хватает! А ты именно тот, кто нам нужен. Давай, приятель, приступай! Мы ждем!

— Правда? Я должен все рассказать — я правильно понял?

— Да правильно, правильно! А ну-ка проходи, садись и рассказывай!

Порой случаются совершенно необъяснимые вещи: сидят гости на вечеринке, настроение у всех унылое. И еда, разумеется, кажется всем пресной и невкусной, пить ничего не хочется. И вдруг появляется кто-то, кто в момент развеивает общую тоску, поднимает всем настроение, делает вечер увлекательным и веселым. И тут же еда становится восхитительно вкусной, напитки — бодрящими и согревающими. Все меняется в один миг.

Вот так и случилось в тот поздний вечер, когда на пороге дома Барсука появился мистер Тоуд.

Весь Дремучий Лес ожил, зашевелился, загудел, как потревоженный улей. И уже неважно, кто именно первым разнес весть о возвращении Toy да, кто, быть может, разглядел знакомый силуэт, крадущийся к дому Барсука. Дело было в другом: не прошло и получаса, как весь лес узнал, что в гостях у Барсука — Тоуд, сам Тоуд, собственной персоной. Позабыв про все приглашения и приличия, лесные жители стали стекаться к не закрывавшимся в ту ночь дверям дома Барсука.

Да, тот вечер, то чаепитие, тот почетный прием не зря заняли свое достойное место в истории Дремучего Леса и Ивовых Рощ. Но своей незабываемостью тот день обязан не только самому факту возвращения Тоу-да (что само по себе уже немало), не только его захватывающим рассказам, принимаемым слушателями на ура, — о его приключениях и злоключениях, не только занимательным и язвительным комментариям в адрес жен трубочистов, знатных молодоженов и надменных дворецких.

Не только незабываемый наглядный урок прыжков с парашютом, сымпровизированный Тоудом на обеденном столе Барсука (с помощью пижамы Рэта), остался в памяти обитателей леса.

Нет, вечеринка у Барсука совпала с другим, еще более ярким (в самом прямом смысле этого слова), запоминающимся событием.

Случилось же в ту ночь вот что: стало рассветать, и веселая компания вывалилась из норы Барсука на свежий воздух. Довольный происходящим, Крот неожиданно услышал озабоченный голос Рэта:

— Старик, помнишь поговорку: «Багровый закат — быть ветру, багровый рассвет — быть беде»?

— А что случилось? — не понял друга Крот.

— Небо красное. Очень красное, — пояснил Рэт. — И оно все краснеет и краснеет. Вон в той стороне.

Показав лапой, Рэт вдруг замер и еще внимательнее присмотрелся к небу и горизонту.

— Но ведь там — Тоуд-Холл, — осторожно напомнил Выдра.

Да, там был Тоуд-Холл. И более того, он там именно был.

Кричать «Пожар!» было бесполезно. Бежать всей толпой на берег, а оттуда — к усадьбе Тоуда значило лишь одно: успеть как нельзя вовремя к кульминации действа, именуемого «неугасимым возгоранием недвижимого имущества».

Так и получилось. Участники вечеринки, подбежав к пылающему Тоуд-Холлу, остановились на почтительном расстоянии от пожарища. Лишь сам Тоуд прошел вперед и оказался ближе к огню, чем это позволяла разумная осторожность. Его силуэт почти демонически вырисовывался на фоне пляшущих языков пламени. Кто-то из гостей попытался уговорить его отойти подальше, но Рэт отозвал их.

— Оставьте его, — сказал он. — Не думаю, что кто-нибудь может его сейчас утешить или образумить.

А Тоуд тем временем оглянулся, пристально посмотрел в глаза друзей, освещенных ярким огнем, как-то загадочно улыбнулся и вдруг лихо воскликнул:

— Да что вы все мрачные такие, как на похоронах?! Вы только посмотрите, какая красота! Дух захватывает! Видели когда-нибудь такое? Лично я — никогда! И это с моим-то опытом.

— Но… Тоуд, — попытался урезонить его Рэт. — Это ведь твоя фамильная усадьба, дом предков…

— Была усадьба, был дом, — подмигивая, уточнил Тоуд.

— Но ведь тебе… тебе негде будет жить! — не выдержав, вступил в разговор Крот.

— Ха-ха! Вот и здорово! — завопил Тоуд, пританцовывая в такт треску обрушивающихся перекрытий особняка. — Какое совпадение, надо же! Я как раз собирался избавиться от давившего на меня груза собственности.

— Тоуд! — строго обратился к нему Барсук. — Извини, конечно, но хотелось бы знать, а ты, часом, не…

— Нет, нет, нет, успокойтесь, — расхохотался Тоуд. — Я вовсе не свихнулся и, разумеется, не поджигал собственный дом. Другое дело, что я беспечно и рискованно оставил горящую свечу в спальне. Это было, признаюсь. Но никакого злого умысла. Просто неудачное стечение обстоятельств, которое привело к несчастному случаю с самыми полезными и счастливыми последствиями. А дом — да у меня теперь будет новый, заново отстроенный Тоуд-Холл, больше, краше и роскошнее, чем сгоревший!

— Сдается мне, что быть ему чуточку поменьше и поскромнее, — не согласился Крот.

— Вполне возможно, уцелеет какая-нибудь комната на первом этаже, — пожал плечами Тоуд. — Или часть флигеля. На худой конец — погреб.