Первый передатчик, который был разоблачен, размещался в Брюсселе на улице Рю дез Атребат, дом 101. Налет Пипе и его людей произошел в ночь на 13 де-кабря 1941 года. В сеть попали три человека: радист ГРУ Антон Данилов (Давид Ками), шифровальщица Софи Познанска и квартирная хозяйка Рита Арну. На следующее утро в организованную в квартире мышеловку попал еще один офи-цер ГРУ Михаил Макаров. Лишь окольный путь через Берлин заставил его назвать свою настоящую фамилию. 18 февраля 1943 он был приговорен к смер-ти. Был ли он действительно казнен или пережил войну — вопрос спорный. Шифровальщица Софи Познанска тоже не захотела помочь сыщикам. Она про-держалась 9 месяцев, затем покончила с собой в брюссельской военной тюрьме Сен-Жиль.
Остался лишь один человек, который знал меньше всего — квартирная хозяйка и курьер Рита Арну. Она вскоре раскололась. Но это мало чем ей помогло. В апреле 1943 года ее приговорили к смерти, а в августе 1943 года казнили в тюрь-ме Плётцензее в Берлине. Но до этого она дала Гестапо и Абверу решающие наводки: агентурная сеть приобрела лица, и самое главное: Рита Арну знала названия книг, которые стояли на столе у шифровальщицы Познански. Одной из них была книга Ги де Террамона «Чудо профессора Вольмара». В букинисти-ческом магазине Парижа абверовец Карл фон Ведель смог купить эту книгу. И верно: «Чудо профессора Вольмара» было тайной радиосвязи. Ведель держал в руках шифровальную книгу радиопередатчика Макарова.
Избежавшие ареста во время этого провала на какой-то период затаились. Дальше всего ушел руководитель бельгийской резидентуры Анатолий Гуревич, он же «Кент». После остановки в Париже он со своей возлюбленной Маргарет Барча добрался до Брюсселя. Что он там делал до своего ареста, не совсем яс-но, но вряд ли он там мог много времени уделять шпионажу.
После провала на Рю дез Атребат и побега Гуревича дела нужно было отрегули-ровать заново. Преемником Гуревича стал действовавший в Бельгии нелегал ГРУ Константин Лукич Ефремов, который до сего момента никак не был связан с Треппером и компанией. Ефремов был офицером-инженером Красной армии. В 1939 под легендой финского студента Эрика Йернстрёма он стал учиться в брюссельском университете. Его второй работой был промышленный шпионаж против Бельгии. После немецкой оккупации Бельгии и отъезда советского по-сольства Ефремовым руководил по почте резидент ГРУ в США, т. к. у Ефремова с самого начала по легенде был богатый дядя в Америке, регулярно помогавший деньгами своему финскому племяннику. То, что этот щедрый дядюшка был од-новременно резидентом ГРУ в США, знали только посвященные.
После того как США вступили в войну с Германией, почтовое сообщение между Брюсселем и Америкой было прервано. Агент оказался без связи со своим опе-ративником. Потому Центру пришла в голову мысль приказать радисту ГРУ немцу Йоханну Венцелю, который еще оставался на свободе, выйти на контакт с Ефремовым.
Так Ефремов стал начальником брюссельской сети, а Венцель ее радистом. Дол-го их работа не продлилась, их обоих арестовали. Арест этих двух разведчиков был очередным взломом снова заработавшей брюссельской сети. Тут, как и в других оккупированных странах, Гестапо и Абвер использовали свой весьма своеобразный рецепт успеха: комбинацию из необузданной жестокости и кол-лаборационизма.
Абвер в Брюсселе работал с человеком, которому присвоил псевдоним Карлос, его также звали Ле Кузен, «кузен». Этим родственничком был ни кто иной, как главный инспектор бельгийской государственной полиции Шарль Матьё. Кура-тором Матьё был старший лейтенант отделения Абвера в Брюсселе Бёдикер. По каким причинам этот бельгиец сотрудничал с немцами, неизвестно. Возможно, ему как полицейскому просто докучала нелегальная деятельность с черным рынком и прочими прелестями, которые пышно расцветали под ширмой Сопро-тивления. Возможно, он был антикоммунистом, может быть, еще и антисемитом.
Инспектор Матьё подловил на крючок подходящего человека. Звали его Абрам Райхман. Он изучил достойное ремесло: ремесло фальсификатора, мастера по подделке документов. Свой курс подмастерья он прошел в подпольном аппарате КПГ, где делал поддельные паспорта. Потом он стал самостоятельным ремес-ленником. Из этого источника черпали некоторые брюссельские клиенты, кото-рым срочно требовалось «сменить личность». Райхман поддерживал контакты с полицией, для его профессии это было неизбежным. Но он не знал, что главный полицейский Брюсселя месье Матьё выдал его существование и его деятель-ность немцам.
2 сентября 1942 года Райхман был арестован. И перевербован. Люди вроде Треппера позднее пытались представить Райхана героем, который пошел на со-трудничество с немцами лишь после жестоких пыток. Гестаповцы после войны утверждали обратное — у каждого были для этих утверждений свои причины. Во всяком случае, встречи Райхмана для передачи паспортов превратились в тай-ные аресты. Среди арестованных оказались также радист Венцель и его новый шеф Ефремов.
Ефремов тоже вскоре согласился сотрудничать с немцами. О причинах этого ходят самые разные гипотезы. Наверное, ближе всего к правде та версия, что гестаповцы запугали Ефремова тем, что собирались сообщить его начальникам в Москву, что он перешел на сторону немцев и выдал им Венцеля. Ефремов знал, что это обвинение ложно, но понимал, что будет с его семьей, которую он очень любил, если Гестапо запустит эту «утку» в сторону Москвы.
Помимо Ефремова в следующие месяцы сотрудничать с немцами стал и Вен-цель, что их очень обрадовало. Как его принудили к сотрудничеству, было уже описано в главе о Шульце-Бойзене и его коллегах. С помощью Венцеля удалось решающим образом взломать коды советских радиопередач. Он также был включен в радиоигру с Москвой. Венцель впоследствии заявлял, что водил Аб-вер и Гестапо за нос. Его радиограммы были составлены так, что любой знаю-щий человек заметил бы, что в них что-то не так. В пользу Венцеля, во всяком случае, говорит то, что после 5 месяцев ареста и радиоигры 18 ноября 1942 го-да удалось сбежать. Он смог продержаться в подполье до отступления немецко-го Вермахта.
Ефремову этой лазейки не оставили. Лишь в самом конце войны он исчез в ни-куда. До того времени он дал Гестапо несколько полезных наводок. Например, он рассказал о фирме «Симекско» в Брюсселе. Оттуда уже сыщикам легко было выйти на парижский «Симекс». Но обыск на «Симексе» показал лишь, что эта фирма занималась спекуляцией и контрабандой, но ее серьезные служащие, если в этой фирме и было что-то серьезное, понятия не имели о конспиратив-ной деятельности господина Жильбера, он же Леопольд Треппер. У этого были и преимущества, и недостатки.
Недостатком было то, что все, кого напугали обвинением в шпионаже, тут же выложили все то немногое, что они знали, чтобы помочь схватить тех, кто ма-нипулировал ими без их ведома. Например, супруга управляющего «Симекс» мадам Мари-Луиз Корбен сказала немцам, что рекомендовала месье Жильбера своего стоматолога. Она сообщила имя и адрес доктора. Календарь приема вра-ча был просмотрен во время внешне невинного посещения и в нем действи-тельно значился месье Жильбер. Он был арестован прямо в зубоврачебном кресле 5 декабря 1942 года. Так Треппер попал в немецкие руки.
Он сразу же согласился сотрудничать с Гестапо. У Треппера это описывается так: ему с самого начала было понятно, что зондеркоманде он будет нужен, по-тому что свои честолюбивые планы она могла выполнить только с его активной помощью. И поэтому дальше мы видим, как Треппер дает покровительственные уроки начальнику парижской зондеркоманды Карлу Гирингу, как водит его за нос, подбрасывает ложные следы и так реально управляет работой Гестапо.
Это истории из «Тысячи и одной ночи», не более того. И еще большее сходство с восточной сказкой состоит в том, что умный Треппер точно знал, что в тот мо-мент, когда он выложит все, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Но не следует представлять себе, как Гестапо угрожает Трепперу ужасными пытками. Еще до того, как немцы вообще могли бы хоть чем-то ему угрожать, он уже сам предложил им свое сотрудничество. Гестапо потребовались бы доказательства его лояльности. Это знал и Треппер. Потому сначала он выдал им на смерть своих самых близких соратников и прежних коллег по сионистскому движению Лео Гроссфогеля и Хилеля Каца. На смерть — в самом прямом смысле, потому что оба после допросов были казнены.
