Как пояснила Софа, у его матери в их первые встречи было схожее поведение, значит, это, скорее всего, наследственное. К тому же впоследствии всё ещё и травмой усугубилось: когда Николе исполнилось десять лет, он упал с лестницы и разбил голову, от этого у него постоянно случались сильные мигрени. Однако теперь всё в прошлом, нашему домашнему экстрасенсу за полгода со всеми проблемами удалось справиться.

И не только Николу она вылечила, но и его мама́, у них сейчас поведение более ровное, сильных перепадов настроения не наблюдается. Александра Иосифовна в последнее время чуть ли не образцовой женой стала (у неё, кстати, после лечебных процедур даже седина пропала). Скандалы и склоки в семье давно прошли, Константин Николаевич прям не нарадуется на такое положение дел и старается всячески угождать жене, хотя и продолжает при этом бегать к своей любовнице — танцовщице Коре Парль (которая на самом деле Анна Кузнецова).

Да-а, за нынешнего Николу стоит порадоваться: в семье спокойствие, сам бодр и весел, частенько вообще душа компании. Только какие бы у него в характере изменения ни произошли, но вот что осталось прежним, так это его тяга к женскому полу. Пусть и не такая безудержная, как раньше, но всё же… всё же.

— Жа-аль, тебя хотели там видеть.

— Обойдутся.

Ха, хотели видеть! Нет уж, мои песни они послушать собирались, так сказать для подъёма статуса салона. Да, чёрт возьми, я и сам не заметил, как стал этаким престижным элементом столичных вечеринок. Всё чаще и чаще разными окольными путями какие-то левые господа и дамы меня к себе заманить пытаются, устал уже отбиваться. Моей скромной персоне хватает посещения тех салонов, что понравились и к которым я привык, а развлекать всякую шушеру мне и на фиг не сдалось. Утомило, блин!

Похоже, надо граммофон изобретать и штамповать грампластинки со своим пением, это хоть как-то снизит напряжённость в массах. Но… граммофон всё же дело дальнее, так что пока нужно песенник издать, с нотами, пусть господа сами поют и дам развлекают. Кстати, некоторые, особо ретивые, товарищи мои песни давно поют, даже разрешения не спросив. Что поделаешь, авторского права на песни нынче ещё не существует.

— С Кошелевой отношения определились?

— Не беспокойся, всё в порядке.

— Рад за тебя, — кивнул Никола, поняв по выражению моего лица, что подробностей не будет. — А какие планы на сегодня?

— Помнишь, я рассказывал о своих разработках самодвижущихся мин, схожих с минами Уайтхеда?

— Да.

— Вот с утра мы ещё с одним изобретателем и станем ими заниматься. Потом я в подсобные хозяйства поеду, проверю, как там работы идут. Надеюсь, к осени у нас и своя свинина будет (хотя бы в малом количестве), и говядина, и молоко, и овощи, а то закупать их на стороне накладно выходит. Рабочих на питерских заводах общества уже больше трёх тысяч, и треть из них предпочитает в столовых питаться, поэтому продуктов требуется уйма. Ближе к вечеру осмотрю угольные хранилища и домну, ещё следует на Невский завод заехать, взглянуть, как там корпус под наш быстроходный катер строят. После домой.

— Прекрасно, на осмотр мин я с тобой поеду, дальше ты уж сам.

Ну да, конечно, хозяйственные заботы Николу мало интересуют, не дошли ещё мозги у этого обалдуя до понимания их важности. Ай, ладно, хорошо хоть технические новинки вызывают у него искреннее любопытство, и не поверхностное, что радует. Новое он всегда стремится изучить досконально.

Иван Фёдорович Александровский встретил нас у ворот путиловского завода. Не в конторе, как ему изначально предлагалось, а именно у ворот. О как человек за дело радеет, готов чуть ли не впереди паровоза бежать. Хм, ну в смысле на работу впереди хозяев. Такого и подгонять не надо, сам будет изо всех сухожилий к заданной цели рваться. Нет, я его точно к себе переманю, на любых условиях. Он, между прочим, не так давно свою подводную лодку построил и испытывает её под бдительным наблюдением чиновников военно-морского флота.

Правда, если мне не изменяет память, она вроде затонет скоро, и флот проект Ивана Фёдоровича прикроет, но с нашей-то помощью можно будет избежать этого конфуза. Ну или мы новую подлодку соорудим, Путиловскому акционерному обществу после склёпки множества паровиков склепать ещё и небольшую субмарину особого труда не составит. И при этом вышло бы замечательно, если бы военфлот нам на неё заказ дал.

А что, подводные лодки и быстроходные торпедные катера, один из которых я собираюсь в августе Морскому министру Краббе и великому князю Константину Николаевичу представить, обеспечили бы путиловский завод заказами на долгие годы. У меня, кстати, и проектные чертежи подлодки имеются; нужно их Александровскому показать, во человек удивится.

Я познакомил Николу с Иваном Фёдоровичем, и мы прошли на завод, где я с превеликим удовольствием устроил Александровскому экскурсию по всем цехам. За прошедшие полгода та заводская часть, что занималась рельсопрокатом, изменилась слабо, а вот части машиностроительная, металлообработки и производства паровиков выросли в разы. И самое последнее наше достижение — это цех листового металлопроката.

Прокатный цех, или, как сейчас говорят, вальцовню, мы построили под нужды изготовления паровиков. Изначально нам приходилось нашу сталь для раскатки в листы на другие заводы отсылать, но потом мы посчитали это слишком затратным и постановили создать прокатный цех у себя на путиловском. Никола к этому моменту в акционерное общество свою долю внёс, вот на эти деньги и началось строительство.

Естественно, новый цех, как и предыдущие новые производства, ушёл под мою руку. По сути, Путилов и сам бы с любым техническим предприятием справился, знаний у него хватает, но он говорит, у меня всё иначе получается: определённо не так, как у других, и всегда лучше. Ха, странно было бы, если б я не использовал опыт, накопленный человечеством за последующие полтора столетия.

Иван Фёдорович после всего увиденного пребывал, можно сказать, в возбуждённом восхищении, а я втихаря потирал руки и радовался: не-ет, не откажется он от моего предложения. Точно не откажется. Уверен, он даже простым инженером согласится у нас работать, лишь бы прикоснуться к такому совершенному производству. Хм… совершенному, разумеется, для девятнадцатого века.

Стоп, это я что, уже радуюсь пристройке выдающегося изобретателя на зарплату простого инженера? Блин, Сашок, а не зажрался ли ты? Экономия, конечно, важна, но надо и меру знать. Ладно, согласуем этот вопрос позже. У Ивана Фёдоровича должен быть достойный заработок. Он хоть и сам бизнесмен и человек небедный, имеет в Петербурге весьма успешное «Собственное фотографическое заведение господина Александровского», но для моей совести это ничего не меняет.

Многое приходилось пояснять.

— Я смотрю, у вас только в одном цехе станки изготавливаются, но спрос на столь совершенное оборудование высок. Не думали расширяться?

— Как не думали, думали конечно. В дальнейшем у нас собственный станкостроительный завод будет. И он не один такой, и другие производства тоже готовятся к расширению, например оружейное дело выделится в отдельный завод. Трубопрокатный цех постепенно также заводом станет. Помните, в механическом цехе мы осмотрели маленький закуток, где ножи делают?

— Да. У вас прекрасные ножи.

— Так вот и этот закуток года через три в завод превратится. Построим мы и завод по изготовлению инструментов, а то в России современный точный инструмент, сравнимый с европейскими образцами, никто и не производит.

— Не быстро ли за три-то года?

— Надеюсь, даже быстрее сможем.

А что делать? Лет через пять, а то и раньше, кризис нам крылья основательно подрежет, необходимо до его начала хоть что-нибудь из вложенных средств отбить. Потом начнём лапу сосать и работать преимущественно на себя. Или скорее на меня. На золото с моих приисков. Ведь подойдёт время строительства заводов и шахт в Кривом Роге и на Донбассе, а там и железная дорога потребуется, и куча всего остального. Опять же, я планирую возвести судостроительные заводы на Волге и в Николаеве, а это о-го-го сколько станков и прочего железа понадобится. То есть прорва металла и рабочих рук, точнее, человеко-часов, как в Советском Союзе говорили.