Блин, как же отбрехаться-то, не вызывая неприязни?
— Знаете, среди чиновников в Сибири ходит высказывание: высшие должности походят на крутые скалы, и только орлы да пресмыкающиеся взбираются на них. До орла я пока не дорос, и кто знает, дорасту ли, а пресмыкающимся никогда не был и уже не буду.
Мои слова рассмешили Александра. Начал он смеяться потихонечку, но постепенно его смех перерос в откровенный хохот. Ну и славно! Недовольства я не вызвал, значит, встреча завершается на мажорной ноте.
Отсмеявшись, великий князь одним глотком допил портвейн и встал.
— Вы забавный молодой человек, Александр. Я вас запомню.
Вот и вся пирушка. Чего он от меня хотел, я так и не понял. Ой, да бог с ним, мне вообще лучше ещё лет пять от цесаревича подальше держаться. Для общения с персонами столь высокого ранга сначала надо заработать хоть какой-нибудь общественный вес, иначе они просто не будут воспринимать тебя адекватно.
А дома мне пришлось «отчитываться о проделанной работе» сразу и перед «мамулей» с «папулей», и перед «руководством» клана Ростовцевых. Вера Николаевна и Александра Александровна (мама и тётя графа Ростовцева) пожелали узнать новости из первых рук, поэтому и ожидали моего возвращения вместе со всеми. Впрочем, мой рассказ был коротким (а чего там много рассказывать?), и обсуждали будущие родственники его недолго. Все посчитали, что я вёл себя на приёме достойно и приобрёл в лице цесаревича и его супруги очередных покровителей, а следовательно, и покровителей клана Ростовцевых. Эти приятные новости мы и обмыли за ужином шампанским.
Но если честно, это начинает меня напрягать: получается, я, ещё не вступив в клан, уже за всех ответ держать обязан, а они, в свою очередь, держат ответ за мои поступки. Учуди я сегодня какую-нибудь глупость, и в глазах высшего общества неприглядно именно Ростовцевы станут выглядеть.
Как всегда, выходные пролетели быстро, и снова я, с какой-то затаённой радостью, окунулся в работу. Недавно с удивлением осознал, что с приездом сибиряков меня на работе начинает охватывать нешуточный азарт — возникает желание горы свернуть. По-видимому, это сказывается появление помощников инициативных и деятельных, на которых я могу во всём положиться, которым могу с уверенностью доверить любое дело.
А о чём это говорит? О том, что как производственник-управленец я состоялся. Теперь не без гордости сам себе признаюсь, что сумел создать в Красноярске вполне работоспособную команду, готовую на многое. И это, конечно, тешит моё самолюбие, но… почивать на лаврах пока рано, надо двигаться дальше: и самому опыта набираться, учиться и развиваться, и народ к своему уровню подтягивать. Планов-то у нас скопилось — у-у… лет на тридцать как минимум.
Только я закончил планёрку с начальниками цехов, как в дверь кабинета просунулась голова «вождя пионеров».
— Александр Владимирович, к вам можно?
— Заходи, Фёдор. Чего хотел?
— Проблемы с питерскими.
Ха, что-то я в Красноярске о проблемах с новичками не слышал, все они решались втихаря, кулуарным мордобоем. Стоп, кажется, мордобой уже был, вон какой синячище у Федьки под глазом сияет и на подбородке ссадины.
— Присаживайся и рассказывай.
Блин, а послушать есть чего. Если объяснять простыми словами, то Федьку хотят спихнуть с должности начальника — местным шалопаям не понравилась «диктатура», устроенная им в нашем заводском училище. Появился новый лидер и попробовал с помощью кулаков права качать, ну и получил в результате трындюлей по полной. Дальше — больше: собрался пацан повторить наезд вместе с двумя своими дружками, но и это не прокатило — трындюлей раздали всем. Федьку жизнь драться хорошо учила, да и я потом тренировал.
На этом бунт вроде бы и заглохнуть должен был, но местный лидер очень умным оказался и подбил ребят на неповиновение. Причём поступил хитро: в открытую ребята претензий не высказывают, просто выполнение заданий и работ сильно затормозилось, а добыча сведений в городе вообще заглохла. Ну, Федька тоже не лыком шит, всё сразу понял и где уговорами, где объяснениями большую часть команды вразумил, но вот с остальными ничего поделать уже не может. Он для местных чужак, и собственной команды, кроме приятеля Пашки, за спиной у него нет. Это в Сибири было легко, там красноярская шантрапа енисейской быстро всё разъяснила, а тут…
У нас из набранных учеников пятнадцать ребят — дети рабочих путиловского завода, и ещё семеро взяты из питерских беспризорников. Дети рабочих в основном малолетки — от шести до одиннадцати лет, а питерские старше — от десяти до тринадцати. Вот они воду и мутят. Перед Федькой встал вопрос: как быть дальше? К «пионервожатым» обращаться (у меня два куратора от бизонов над пацанами шефствуют), он посчитал, смысла нет: это лишь ещё сильнее уронит его авторитет. Следовательно, решать этот вопрос придётся мне, как последней инстанции.
Ох, как же всё не вовремя, вечно что-нибудь от работы отвлекает. М-да, но такую фигню надо пресекать не мешкая, иначе станет только хуже. Самое простое — турнуть бузотёров, но Федька просит этого не делать, уж больно ребята полезные, да и в дальнейшем, если из них дурь выбить, помощники будут отличные, могут стать и начальниками производств, и командирами охраны. Умные они, и лидерских качеств им не занимать, Федька специально таких в Питере выискивал.
— Хорошо, Фёдор. Ты всё правильно сделал. А где бунтари сейчас?
— Здесь, в городке, на хозяйстве. Я их сегодня специально никуда не посылал.
— Тогда собирай всех, кто есть, в классной комнате, я через полчаса подойду.
Парень пулей улетел, а я задумался. Что бузотёрам сказать-то? Сюси-пуси тут не пройдут. Ребята жизнью битые, они на эту самую жизнь уже как взрослые смотрят, но и тумана в голове у них ещё предостаточно. Расписывать радужные перспективы нашего сотрудничества? Не-е, не прокатит. Просто не поверят. Скорее, даже за слабость примут. Значит, будем действовать жёстко, но пути к отступлению постараемся им оставить.
— Здравствуйте, ребята.
В ответ нестройный хор голосов: каждый поздоровался по-своему.
— Кто я такой, вы уже знаете, а сейчас пришло время и мне с вами познакомиться. Кроме того, мы поговорим и о будущем. О вашем будущем.
Затихли, смотрят настороженно.
— При поступлении в заводское училище все вы были ознакомлены с правилами поведения в нём. Если кому-то что-то осталось непонятно, он может спросить об этом у меня. Нет таких? Хорошо. Тогда хочу внести ясность: наше училище создано с целью дать вам возможность выбиться в люди. Кто данную возможность не ценит, тому здесь не место. Ушедшего быстро заменят другие желающие учиться.
О, пошли переглядывания и даже шепотки.
— Наверно, вы уже заметили, что дисциплина у нас строгая, но при этом наказаний за провинности нет.
— Ага, Федька, чуть что, сразу наряд на уборку выдаёт, — вполголоса попытался возразить рыжий пацанёнок лет двенадцати.
— Думаешь, будет лучше, если охрана вас розгами пороть станет, как на других заводах?
От такого вопроса рыжий скуксился и глаза опустил.
— Поверьте, наряд на уборку по сравнению с поркой — это очень гуманное наказание. Тем более не забывайте, что, соблюдая правила, вы можете избежать нарядов. И ещё: в нашем училище вам даётся право управлять своей жизнью. Самим управлять. Это не относится к учёбе и распорядку дня, они целиком и полностью в моём ведении или в ведении того, кого я назначу. А вот своим свободным временем вы скоро сможете распоряжаться сами. Конечно, вы и сейчас им сами распоряжаетесь, — поспешил я остановить вопросы, — но я имею в виду другое. В училище к лету откроются группы по интересам. Во-первых, разнообразные спортивные. Полагаю, Фёдор уже рассказывал, как в Красноярске ребята спортом занимаются. В Петербурге всё будет схоже и даже новое появится, например группы: велосипедная, самокатная и подводного плавания. Если кто не знает, что это такое, пусть потом спросит у Фёдора. Кроме спортивных мы устроим и группы для любителей музыкальных инструментов, а также для тех, кого заинтересует фотография или воздушные змеи, ну и много ещё чего. Всем этим и предстоит управлять вам. Точнее, тем, кто заслужит наше доверие.
