Да уж, с таким отношением верхушки общества к тяжёлой промышленности становится понятно, почему она, бедная, в Российской империи находится в такой заднице.

— Знаете, Александр, что касаемо Нико́лы, то я хотел бы обсудить с вами ещё и его здоровье, а конкретнее, его зрение. Усердные чтения по вечерам и ночам, столь нужные при учёбе в Академии Генерального штаба, привели к тому, что моему сыну перед Рождеством пришлось очки заказывать, а это, согласитесь, для его юного возраста очень плохо. Я уж боюсь упоминать, что дальше может быть только хуже.

Ха, это великий князь на лечение сыночка у Софы намекает, что ли? Ну хоть тут-то олух царя небесного по имени Нико́ла не проболтался, что он уже два лечебных сеанса прошёл и моя «мамуля» успела его порадовать: она полагает, что к весне всё проблемы со зрением у него будут решены.

Князь меж тем продолжил, и моя догадка подтвердилась:

— Я вижу, как улучшилось здоровье у Александры Иосифовны10 за те две недели, что она встречается с Софьей Марковной. Поэтому не могли бы вы поинтересоваться у своего опекуна по поводу лечения ещё и нашего сына?

Что оставалось делать? Только невозмутимо кивнуть. Рассказывать о том, о чём Нико́ла промолчал, — это, знаете ли…

— Сегодня же поинтересуюсь. Уверен, Софья Марковна не откажет.

— Это было бы замечательно, — с облегчением во взгляде кивнул мне князь. — Что же, тогда я вас больше не задерживаю.

Я поспешил откланяться, а на пути в комнату Нико́лы меня занимали мысли об изменениях в отношениях нашей «семейки» с семейством второго человека в империи. Как-то слишком быстро мы с ними сближаемся. Нико́ла меня и Машулю уже за друзей считает, Александра Иосифовна Софью Марковну — за подругу. Теперь вот ещё и Константин Николаевич выказал своё явное расположение: в делах помогает и… просит, а не приказывает.

Жизнь наша прям с каждым днём всё пышнее и пышнее цветёт, возносимся, в понятиях общества, всё выше и выше. Глядишь, скоро и с императорским семейством познакомимся, песенки им пропоём. Ха… не-е, Саша, это вряд ли. Великий князь Константин Николаевич — человек весьма прогрессивный и не чурается общаться с людьми, не входящими в высшее общество, а император у нас не таков, в его окружение пробиться чрезвычайно трудно. Он хоть и считается либералом, продвигающим реформы, но в свой ближний круг рядовых дворян старается не допускать.

Ну… такой себе либерал. Почти никакой, в общем. Да и как самодержец он, что называется, ни то ни сё. Всё время кидается из стороны в сторону, пытаясь всем угодить: и дворянам, и крестьянам, и реформаторам, и консерваторам. То есть болтается, как… нечто непотребное в проруби. Крестьянскую реформу, своё главное достижение (освободитель как-никак), по-моему, так до ума и не довёл. Остальные реформы у него тоже еле ползут (точнее, еле пробиваются сквозь бюрократические препоны и козни консерваторов). Я бы политику Александра II охарактеризовал так: шаг вперёд, два шага вбок, скачок назад и два вперёд.

Эх-х… сменить бы его на Константина Николаевича, уж он-то… хм… да не… это маловероятно.

Господа гвардейцы веселились, как и в ресторане, а вот Нико́ла сидел какой-то напряжённый и явно более трезвый, чем остальные. Не успел я закрыть за собой дверь, как он подскочил ко мне и вполголоса взволнованно затараторил:

— Алекс, ты чего так долго? Я уже собирался идти к папа́ за разъяснениями. И о чём вы говорили? О чём вообще можно было более получаса разговаривать? Он тебя что, отчитывал? Ну, не молчи, ответь.

— Если ты дашь мне вставить хотя бы слово, я отвечу.

— Хорошо, молчу. Говори.

— Разговор прошёл нормально, обсуждали путиловский завод и наши с Николаем Ивановичем преобразования. Нам Константин Николаевич даже с регистрацией акционерного общества обещал помочь.

— Вот здорово! — искренне обрадовался Нико́ла и тут же попробовал меня подколоть: — Теперь ты войдёшь в столичную когорту самых состоятельных промышленников империи.

Я, естественно, на подколку не повёлся:

— Да. Только, тсс… об этом молчок. Я миллионер скромный, и нечего кому бы то ни было о том знать, а о помощи твоего папа́ в учреждении нашего с Путиловым акционерного общества тебе лучше сразу забыть.

— Ха-ха-ха, ну ты в своём репертуаре. Чёрт, даже завидую! Такие грандиозные планы, а у меня… Как ты говоришь? Сплошная грызня научного гранита?

— Ой, не прибедняйся. У тебя тоже планы великие, хоть и в краткосрочной перспективе. Всё же закончить Академию Генерального штаба одним из лучших многого стоит.- Тут я вспомнил о наказе Константина Николаевича и постарался воспользоваться столь вовремя поднятой темой. — Да и, в конце концов, что тебе мешает ещё и производством для души заняться? Открой перспективный заводик, найми хорошего управляющего, а из-за его спины, ну… чтоб бомонд не слишком фыркал, корректируй работу предприятия и расширяй своё дело.

Нико́ла замер, ошарашенно уставившись на меня, через пару секунд очнулся и в задумчивости выдавил:

— Вот я иногда свои мысли и желания понять не могу, а ты скажешь, и, как по волшебному велению, всё на свои места становится. Как это у тебя получается?

— Господи, Нико́ла, да возьми ты уже за правило ориентироваться на дальнюю перспективу. Нельзя жить одним лишь сегодняшним днём. Строй глобальные планы, которые в твоей душе нарисовались, разбивай их на этапы, а потом осуществляй эти этапы один за другим, и будет у тебя небо в алмазах.

— Небо в алмазах? Красиво сказано, — криво усмехнулся князь.

Кажется, парень уплывает в свои фантазии, взгляд его уже скорее не на меня устремлён, а куда-то в себя. Что ж, значит, пора эту тему завязывать, пусть он пока обдумает всё, а после мы к этому разговору ещё вернёмся, но уже с конкретными предложениями. М-да… удачное вышло начало приобщения Нико́лы к производственным делам. Так, глядишь, через недельку он и акционером путиловских заводов станет. Причём по своему собственному хотению. Вот и свершатся пожелания Константина Николаевича.

* * *

— Что, сын, будущие сослуживцы уже всё выпили и оставили тебя одного?

— Да. Поехали дальше развлекаться.

— А Александр, как я понимаю, ещё днём ушёл?

— Да, папа́. Вам верно доложили.

— Нет, не докладывали. Но, немного зная Александра, я посчитал, что на вторую гвардейскую гулянку подряд он времени тратить не будет.

— У него дела. Тем более, по его словам, составить гвардейцам компанию в застолье он ещё долго не сможет, — усмехнулся Нико́ла. — Александру от прошедшего бы отойти, ранее ему столько пить не доводилось.

— О чём я и говорю. А вот почему ты остался и не уехал с конногвардейцами, мне непонятно.

— Хотел поговорить с Вами, папа́.

— Я тебя внимательно слушаю, сын.

— По прогнозам Александра, всё осталось без изменений, как Вы и предполагали, а по Якуб беку и железнодорожному строительству его предложения совпадают с Вашими.

— Это хорошо.

— И ещё, папа́, — Нико́ла, секунду поколебавшись, всё-таки решился задать волновавший его вопрос. — Как Вы посмотрите на то, что я куплю себе завод или стану совладельцем одного из тех, что имеются в столице?

— Гха-м… Спасибо, что спросил, а не сделал как обычно, не заботясь о мнении своих родных. И знаешь, я не против, но тебе следует блюсти свой статус. О делах твоих никто не должен знать лишнего.

— Я постараюсь быть очень внимательным.

— Хорошо. А скажи, не Александр ли тебя этому надоумил?

— В первую очередь он стал мне в этом примером. И… да, он открыл мне глаза на многое.

— Я вижу, вы ним сдружились.

— Да, папа́.

— Надеюсь, Александр ведёт себя в твоём присутствии не слишком вольно?

— Нет, папа́.

— И крамольных мыслей он всё так же не высказывает?

— Нет.

— Ты уверен? Впрочем, кого я о крамоле спрашиваю, ты ведь и сам не чужд вольнодумства и нигилизма. Всё, иди.