Это была действительно поразительная перемена, особенно в предположении Джонсона, что, возможно, даже «все» ирокезы «присоединятся к оружию Его Величества». За исключением тридцати или сорока онейда, сопровождавших Брэдстрита в Катараки в предыдущем году, только ирокезы (с которыми Джонсон состоял в брачном родстве) проявили готовность помочь англичанам, но даже они мало что сделали после смерти вождя Хендрика в 1755 году. На протяжении всей войны ирокезские воины, особенно сенеки, помогали французам, если не как официальные союзники, то как участники пограничных рейдов. Однако когда полевые войска Придо достигли Освего, их встретили воины всех Шести наций, включая значительное число сенеков.

Этот поворот был настолько резким, что ни один британский офицер — даже Джонсон — не был уверен в его значении, и никто не подумал заглянуть за пределы самих ирокезов, чтобы понять его истоки. «Нативистский» импульс среди западных индейцев возник так недавно, был продуктом войны и ее потрясений, что англо-американцы вряд ли могли предположить, что они увидят, что происходит в деревнях Огайо. Но сопротивление в долине уже приобретало мощное религиозное измерение, и лидеры Шести Народов не медлили с пониманием его значения, как и белые. Поскольку влияние ирокезов на западе всегда зависело от способности Онондаги дипломатически манипулировать европейцами, любое исключающее сопротивление среди народов Огайо постепенно подорвало бы позиции ирокезов. Однако если корни сопротивления будут религиозными — если индейцы Огайо убедятся, что контакт с европейцами духовно загрязнил ирокезов, сделав их фактически неотличимыми от белых, — влияние Шести наций исчезнет как дым на ветру^[464].

Форт Джонсон, ок. 1759 г. В отличие от своего преемника, Джонсон-холла (1763), элегантного георгианского особняка, база сэра Уильяма Джонсона во время Семилетней войны представляла собой тщательно продуманный утилитарный комплекс, включавший лагерь для приезжих индейских делегаций, несколько складских помещений, мельницу и прочные, защищенные жилые кварталы. Отсутствие выходящих наружу окон в главном доме (в центре справа) говорит о том, что главным приоритетом Джонсона была безопасность. Его скромный первоначальный дом частично виден в излучине Мохаука, сразу за флангом холма слева. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

Так, зимой 1758-59 годов вожди Онондага пришли к выводу, что единственным способом восстановить свое господство над племенами внутренних районов является использование британской военной мощи в интересах ирокезов. Если бы форт Ниагара перешел к англо-американцам, французы потеряли бы контроль над важнейшим портом к озеру Эри, и их власть на западе ослабла бы. Однако простое исключение французов из Страны Огайо не позволило бы ирокезам контролировать этот регион. Необходимо было каким-то образом побудить англо-американцев остаться в Форксе, ведь только британская гегемония могла гарантировать влияние Онондаги на западных индейцев. Практически одновременные обращения ирокезских эмиссаров к Джонсону с призывом к экспедиции на Ниагару и к Мерсеру, информировавшему его об опасности, которую представляет собой зарождающаяся западная конфедерация, составили взаимодополняющие половины единой стратегии Шести наций. В итоге не давление со стороны европейцев, а вполне обоснованные опасения совета Конфедерации, что ирокезы не смогут восстановить влияние на свои бывшие народы-клиенты, заставили Шесть наций отказаться от нейтралитета ради открытого военного союза с британцами. Несомненно, вожди Онондага рассматривали этот шаг как временную, тактическую уступку — лишь один из многих прагматичных политических сдвигов в долгой истории отношений между Конфедерацией и британской короной. Но на этот раз крен в сторону британцев окажется бесповоротным, а его последствия превзойдут все, что могли предположить ирокезы. Ведь приверженность активному союзу, если не по названию, то по факту, означала признание зависимости. Как только власть Франции на западе будет сломлена, экономическая и военная мощь Британии будет служить нуждам не ирокезов, а всей империи.

Начавшись, Ниагарская кампания не была затяжной. Генерал Придо — еще один младший полковник, временно исполнявший обязанности бригадира, — не стал задерживаться в Освего. Он отрядил тысячу человек, чтобы начать восстановление форта, а затем 30 июня с остатками своих войск и воинами Джонсона поспешил к Ниагаре. Четыре дня они гребли на запад вдоль дикого южного берега озера Онтарио, а затем остановились примерно в трех милях от своей цели — красивого «замка» из серого гранита, возвышающегося над озером с отвесной скалы в устье реки Ниагары. Форт Ниагара был отнюдь не такой легкой мишенью, как форт Фронтенак в предыдущем году, поскольку его комендант, сорокасемилетний капитан регулярных войск по имени Пьер Пушо, был также опытным военным инженером и значительно усовершенствовал оборону поста. Когда англичане прибыли 6 июля, они столкнулись с единственным фортом во внутренних районах Северной Америки, который был защищен обширными земляными укреплениями в европейском стиле: ледником, рвом и крытой дорогой, протянувшейся по всему полуострову и закрывавшей замок и другие здания в пределах валов^[465].

Осада Ниагары, 10–25 июля 1759 года. На этой карте форта Ниагара и его укреплений из книги Рокка «Набор планов и фортов» показано состояние осады примерно на 20 июля, когда была установлена третья батарея. Любезно предоставлена библиотекой Уильяма Л. Клементса в Мичиганском университете.

Капитан Пушо был одним из самых способных регулярных офицеров в Америке, и в обычных условиях он смог бы защитить форт и его важнейший порт от любого возможного нападения. Это было так по причинам, которые выходили за рамки впечатляющих укреплений, которые он построил. Прежде всего, он позаботился о том, чтобы наладить отношения с ирокезами. Местная группа сенеков столько лет держала монополию на перевозку грузов по Ниагаре, что у него не было причин сомневаться в их лояльности. Они, в свою очередь, заверили его, что у него будет достаточно предупреждений, если какие-либо британские силы пройдут через Ирокез и нападут на его пост, и, поскольку своевременная передача таких сведений была краеугольным камнем ирокезско-французской антанты на западе в течение более чем полувека, он им поверил.

Во-вторых, Пушо знал, что лучшее время для британской атаки уже прошло. Ниагара была наиболее уязвима весной, до того как он вернулся из Монреаля с людьми для усиления зимнего гарнизона. Когда в мае британские войска не появились, а к началу июня информаторы из племени сенека не сообщили ему ни о каких британских передвижениях в коридоре Мохок-Освего, Пушо почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы отправить 2500 из 3000 своих людей на подкрепление Линьери в форт Машо, готовясь к запланированной на лето кампании в долине Огайо. Водрёй приказал ему отрядить эти силы, но Пушо, несомненно, сделал бы это по собственной инициативе, поскольку разделял стратегическое видение Водрея. Если бы Лигнери и его войска смогли спуститься по Аллегени до того, как у англичан появится шанс нарастить силы в Форксе, французы вернули бы себе контроль над проходом через Огайо в Луизиану, возобновились бы набеги индейцев в глубинку Виргинии и Пенсильвании, и англичанам пришлось бы перебросить значительное количество людей на оборону границы. Новая Франция снова будет спасена от вторжения^[466].

Поэтому никто не мог быть более удивлен, чем капитан Пушо 6 июля, когда ирокезские воины напали на рабочий отряд за стенами форта: это был первый признак того, что происходит что-то необычное. Быстро убедившись, что поблизости высаживаются тысячи британских и американских войск, он отозвал своих усталых людей, закрепил форт и послал в форт Мако срочное сообщение, чтобы Линьери вернулся с войсками, предназначенными для страны Огайо. У него было менее пятисот человек для защиты своего поста и, возможно, сотня индейцев — в основном сенеков, которые, как и он, были озадачены тем, что их сородичи находятся в окружении англо-американской армии. Теперь Пушо нужно было время — товар, который казался тем более ценным, что 10 июля британцы открыли свои первые осадные траншеи в полумиле от форта. Поэтому на следующий день, хотя этикет осады едва ли это допускал, он объявил перемирие, чтобы позволить Каендаэ, вождю ниагарских сенеков, подойти к Джонсону и его ирокезским сторонникам и узнать, сможет ли он отговорить их от участия в атаке.