Загнанный в угол и бессильный, герцог теперь находился под сильным давлением государственных министров Ганновера, требовавших заключения мира, который спас бы их страну от захвата. В начале августа оставалось неясным, когда, а не вообще, Камберленд вступит в переговоры. Его отец в частном порядке поручил ему в случае необходимости заключить отдельный мир для Ганновера, и не было сомнений, что его поручение, каким бы запутанным оно ни было, давало ему право вести переговоры о любом урегулировании, которое он считал благоразумным. Однако чем дольше он медлил с переговорами, тем менее убедительной становилась угроза, исходящая от его разбитой армии, и тем меньше шансов было получить выгодные условия от французов. По мере того как длился август, надежды министерства на улучшение военной ситуации на континенте ослабевали, беспокойство короля за сохранение суверенитета Ганновера усиливалось, а опасения Фридриха за оборону Пруссии становились все более отчаянными. Теперь все внимание было сосредоточено на способности Камберленда выпутаться из ситуации, которая с каждым днем становилась все более мрачной^[231].

Лишь несколько обнадеживающих событий разбавили мрачную картину первых дней министерства Питта-Ньюкасла. 8 июля из Индии пришли новости о том, что военные дела в этой далекой стране, по крайней мере, улучшаются. С Рождества поступали отрывочные сообщения о том, что армия наваба Бенгалии в июне предыдущего года атаковала пост Британской Ост-Индской компании Форт-Уильям в Калькутте, что привело к катастрофическим последствиям для гарнизона. Теперь пришло известие, что на Новый год подполковник Роберт Клайв — заместитель губернатора форта Сент-Дэвид, завода Ост-Индской компании в Мадрасе, — отбил Калькутту у армии наваба. Получив депеши с сообщением об объявлении войны между Великобританией и Францией, Клайв атаковал форт д'Орлеан, завод французской компании в Чандернагоре, и 23 марта вынудил его капитулировать^[232].

Поскольку для передачи информации из Индии требовались месяцы пути, никто в Англии еще не знал, что 23 июня неутомимый Клайв одержал решающую победу над навабом в битве при Плесси и захватил контроль над всей Бенгалией. Это знание, несомненно, обрадовало бы Питта, но в начале июля он по-прежнему был настороже. «Это сердечное приветствие, — писал он своему политическому союзнику в связи с известием о возвращении Калькутты и взятии Чандернагора, — каким бы оно ни было, не способно успокоить мой разум ни на минуту, пока мы не услышим, что лорд Лаудун в безопасности в Галифаксе» и готов начать штурм Луисбурга. К его огромному облегчению, депеши, прибывшие из Америки 6 августа, принесли новости, которых он так ждал. Лаудун прибыл в Новую Шотландию в начале июля, и его подготовка к десантной атаке на великую крепость Кейп-Бретон шла полным ходом. «Мне бесконечно приятно думать о том, какую радость вызовет эта новость [в семье принца Уэльского]», — писал Питт воспитателю принца, графу Бьюту. К несчастью для душевного спокойствия Питта, это окажется последней обнадеживающей новостью из Америки на долгое-долгое время^[233].

ГЛАВА 18

Наступление Ладуна

1757 г.

ЛОРД ЛАУДУН был рад узнать, что Питт поддерживает тотальную войну в колониях, хотя его, несомненно, обеспокоило то, что министр с такой готовностью вмешался в планирование его кампании на 1757 год. Изначально Лаудун намеревался направить регулярные войска в Пенсильванию и Южную Каролину для укрепления их обороны, а в остальном защищать колониальную границу с помощью провинциалов. Своих красных мундиров он собирался использовать в одном дерзком наступлении на Квебек. Однако когда в штаб-квартиру Лаудуна пришло известие о планах Питта на кампанию 1757 года, он обнаружил, что министр хочет, чтобы он сначала атаковал Луисбург и только потом двинулся на канадское сердце по реке Святого Лаврентия — план, имеющий стратегические достоинства, но неизбежно оставляющий границу между Нью-Йорком и Новой Англией беззащитной перед набегами или даже вторжением из Канады. Хороший солдат, каким он был, Лаудун действовал согласно приказу, проглотив свои сомнения и обиду на вмешательство Питта в его оперативное планирование. Поскольку Питт пообещал подкрепление в восемь тысяч регулярных войск для предстоящей кампании, а Лаудуну он поставил задачу «ни в чем не отказывать», главнокомандующий, возможно, не считал эту сделку особенно плохой. Более того, он верил, что его усилия по реформированию колониальных дел будут способствовать успеху кампании 1757 года, независимо от того, будет ли ее непосредственной целью Луисбург или Квебек^[234].

Лаудун провел всю осень 1756 года и большую часть последующей зимы, пытаясь навести порядок в американских военных действиях. В сентябре и октябре он сосредоточился на рационализации системы снабжения, внедряя эффективность и экономию в то, что было печально известной сложной и (как он считал) коррумпированной операцией. Благодаря централизованным складам в Нью-Йорке, Олбани и Галифаксе, а также бдительному комиссару по снабжению, проверявшему продукты на предмет их оптовости, новая система Лаудуна гарантировала, что впервые за всю войну регулярным войскам и провинциалам будут доступны достаточные запасы снаряжения, одежды и провизии^[235].

Однако, как бы ни были они значительны, Лаудун понимал, что улучшения в области закупок, хранения и контроля запасов будут бессмысленны без надежных средств доставки припасов в форты и войска, которые в них нуждались. Поэтому он решил прибегнуть к услугам Джона Брэдстрита и его корпуса вооруженных людей, несмотря на тесные связи Брэдстрита с ненавистным Ширли. Посоветовавшись с Брэдстритом, Лаудун предпринял меры, без которых невозможно было провести успешную кампанию против французов: расширил дороги и улучшил переправы, создал армейский обоз в дополнение к услугам дорогих и зачастую ненадежных гражданских обозников, построил стандартные бато и лодки, а также путевые станции для укрытия грузов и людей при переезде со станции на станцию. Снижение стоимости перевозки грузов — лучший показатель успеха Лаудуна в повышении эффективности транспортной системы. В 1756 году перевозка двухсотграммовой бочки говядины из Олбани до озера Джордж обходилась почти в шесть пенсов за милю, то есть армия тратила более половины стоимости самой говядины, чтобы провезти ее на шестьдесят миль. К концу 1757 года ту же бочку можно было перевезти по тому же маршруту менее чем за два пенса за милю^[236].

Лаудун провел эти реформы, чтобы меньше полагаться на американцев, которых он считал не только неблагонадежными, но и неблагодарными. Того же курса он придерживался и в отношении провинциальных войск, запросив для кампаний 1757 года менее половины того количества, которое служило в 1756 году. Лаудун также надеялся установить контроль над солдатами-контрактниками из Новой Англии и их офицерами, заботящимися о чинах, изменив метод набора. Если раньше каждая провинция предоставляла небольшую полноценную армию, то теперь Лаудун попросил колонии предоставлять войска в стандартных ротах численностью в сто человек, причем над командирами рот должен был стоять только один полевой офицер на провинцию. Эти провинциальные роты должны были быть объединены в походные отряды и гарнизоны под командованием красных мундиров.

Таким образом Лаудун рассчитывал решить две самые неразрешимые проблемы 1756 года. Теперь ни один человек не мог утверждать, что его контракт на службу освобождает его от совместной службы с красными мундирами, а значит, и от дисциплины; а назначение одного полковника от каждой провинции сведет к минимуму споры между провинциальными и регулярными полевыми офицерами по поводу званий и старшинства. Хотя полностью избежать использования американцев не удалось, Лаудун явно предпочитал использовать их на своих условиях. Даже колониальные жители глубинки, составлявшие роты рейнджеров армии, были, по мнению Лаудуна, временной заменой регулярных войск. Хотя нежелание большинства индейцев служить разведчиками у британцев не оставляло ему иного выбора, кроме как использовать американцев, Лаудун поощрял младших офицеров сопровождать рейнджеров в их патрулировании, чтобы они учились ремеслам и приемам борьбы с кустарником. В течение года или около того он надеялся, что сможет сформировать роты под командованием этих офицеров в составе регулярных полков. Тогда он сможет распустить хлопотные, дорогие, недисциплинированные подразделения американских рейнджеров^[237].