– Ты… подумал… обо мне? – жалобно спрашиваю, успокаиваясь, когда оказываюсь в сильных руках, прижатой к теплому телу.

– Я только и делаю целыми днями, что думаю о тебе…

Думает обо мне целыми днями? Зачем?.. Он ведь сам меня бросил. Уехал, не попрощавшись лично. Так, будто несколько месяцев, проведенных вместе, абсолютно ничего не значили.

Пульс зашкаливает, но я с трудом нахожу внутри остатки смелости и поднимаю лицо. Смотрю в потемневшие от возбуждения глаза.

Тело неистово дрожит.

Расул склоняется и грубовато проезжается своими жесткими губами по моим, приоткрытым, жадно забирая с них рваное дыхание. Я издаю короткий стон.

Он делает это со мной снова. И еще. Так жадно, будто целовать меня нельзя, но ему… сил нет как хочется.

До ужаса хочется мои губы.

И я, черт возьми, снова это чувствую. Женщиной себя ощущаю. Красивой и желанной. Забытое ощущение проходится стаями мурашек от макушки до пяток и концентрируется внизу живота.

– Блядь, это невозможно!.. – бормочет Расул и нападает.

Целует!.. Он меня целует!

От напора горячего языка в голове становится пусто. Земля уходит из-под ног, поэтому я покрепче сжимаю лацканы пиджака, а руки Расула гуляют по моим волосам, плечам, позвоночнику, бедрам и ягодицам. Ласкают, сжимают.

Подчиняют и вспоминают.

Тоже вспоминаю. Только заторможенно.

После нескольких секунд искреннего замешательства робко отвечаю на поцелуй и перемещаю ладони на мужественное лицо. Царапаю кончики пальцев короткой щетиной и наслаждаюсь этим забытым ощущением.

Так вкусно…

Выгибаюсь, сильные руки требовательно стискивают талию, и я чувствую внушительную эрекцию, упирающуюся мне в живот.

Нам нельзя. Или можно?

Расул с громким вздохом отстраняется и уверенно разворачивает меня к окну, прижимаясь сзади всем телом и сцепляя руки под грудью.

– Красивое платье, – замечает, очерчивая ряд пуговиц на талии.

– Откуда я знала, что эта Алия – родственница Мадины? – жалуюсь.

Его тело еще больше напрягается.

– Вы к Дзаитовым ездили?..

– Да, – горько усмехаюсь. – Я даже не успела ничего выбрать, меня на выход попросили.

Горячие слезы снова застилают глаза.

– Пиздец. Магазинов больше не нашлось?

Пожимаю плечами.

Я почему-то молчу. Привезти меня туда было решением Марьям. Не верится, что она это сделала намеренно. Скорее всего, не знала, что Алия может быть в курсе о нас с Лукой.

Мы поговорили в машине.

Оказывается, здешнее общество становится все более светским и некоторые семьи резко негативно относятся ко вторым женам. Мадина пожаловалась на мужа родителям, а те рассказали родне.

Особым унижением для девушки стал мой возраст. Я на шесть лет ее старше. А значит, видимо, считается – хуже.

И тем не менее Расул выбрал меня сам. Три года назад так уж точно. Его никто не заставлял быть со мной тогда и помогать сейчас. Это не навязанный брак, отдающий дань вековым традициям.

Это… по-настоящему?

– Рас, я… прости. Я погорячилась.

– Все будет хорошо, – произносит он, проезжаясь носом по моим волосам и наконец-то отпуская.

Оправив платье, иду в ванную, чтобы спрятаться и все обдумать, но что-то внутри заставляет меня обернуться и растерянно прошептать:

– Расул… Я…

– Иди, Таня. Иди, будь добра.

Он упирается ладонями о подоконник и смотрит в окно. Широкие плечи, упакованные в темный пиджак, мерно вздымаются и опускаются.

Когда выхожу из ванной, его уже нет. Привожу себя в порядок, беру лекарство и направляюсь на кухню. За накрытым по-простому столом вся семья.

Вся семья.

«Не считая первой жены», – язвительно шепчет мой рассудок.

– Садись за стол, – гостеприимно приглашает хозяйка дома. – Я дам тебе приборы.

Слабо киваю.

– Мамочка, – счастливо улыбается Лука. – Я съел весь рис. А мясо не стал. И тетя Марьям дала мне конфеты, но я их не ел…

– Почему?

Он резко сникает. Герман – приверженец правильного питания, поэтому на сладости реагировал негативно.

– Можешь съесть одну, я разрешаю. Только после лекарства, – говорю, наполняя мерную ложечку сиропом.

Делать это сложно, потому что чувствую сразу три пары глаз. И все они принадлежат Хаджаевым. Что за наказание?

– Пойдем, я покажу тебе нашу гостиную, – зовет Марьям Луку, когда он расправляется и с лекарством, и с двумя конфетами.

Я благодарно ей улыбаюсь и кладу на тарелку пару ложек риса с красивого широкого блюда. Подумав, добавляю три дольки огурца и кусок мяса.

Мужчины пьют кофе и оба смотрят на меня.

Отец и сын.

Такие похожие и одновременно разные. Честно говоря, после всего, что сегодня случилось, да еще и под таким грозным надзором, спокойно есть совершенно не получается.

Аура на уютной, ухоженной кухне становится все тяжелее.

Быстро расправляюсь с едой.

– Я пойду к Луке, – сообщаю, убирая за собой тарелку.

Помыв ее, выхожу из кухни и из любопытства замираю на месте. Прислушиваюсь. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди от волнения.

– Зачем ты привез эту женщину, если сам сюда почти не приезжаешь? – с подозрением спрашивает Рашид у сына.

– У меня были неотложные дела. Ты прекрасно об этом знаешь. Скоро суд по делу «Каспия». Нужно было разобраться в одном вопросе. Нотариус, оформивший ту сделку с прибрежными землями, наконец-то нашелся.

– Что-то ты темнишь, Расул… И почему Татьяна с мальчишкой приехали без вещей?

– Потому что я так решил! Я сам их всем обеспечу.

– Обидел Дзаитовых. Мадина…

– Мадина привыкнет. Я тоже многое терплю. В том числе от тебя, – злым голосом отвечает Расул. – Если я еще раз узнаю, что ты намеренно сталкиваешь Татьяну с Дзаитовыми…

– Деловой какой стал! Начальник! – ворчит старший Хаджаев. – Яйца курицу не учат.

– Может быть, – слышится отчетливый звон чашки о поверхность стола. – Если только те самые яйца не выросли настолько, чтобы разнести весь курятник к чертям собачьим.

Вздрагиваю, услышав скрип ножек стула о мраморный пол, и покидаю коридор.

Проходит несколько дней, прежде чем мы с Марьям и Рашидом вырабатываем определенный стиль общения, который всех нас устраивает.

Это сложно, потому что никто из нас не хотел оказаться в одном доме, но я в безвыходной ситуации, а они не могут отказать своему среднему сыну.

По утрам мы с Лукой приходим на кухню, только когда хозяин дома уже позавтракал и курит свою трубку на крыльце. После того как сын съедает кашу, Марьям уводит его в гостиную, а я занимаюсь хозяйством. И да, меня никто не заставлял этого делать, просто так мне гораздо спокойнее. И я чувствую себя обязанной чуть меньше.

Обед и ужин у нас обычно совместный. Чаще молчаливый и напряженный. Один Лука не особо ощущает накаленную обстановку, сохраняющуюся между мной и Хаджаевым-старшим, и неустанно закидывает нас вопросами, на которые я или Марьям тихо отвечаем.

А по ночам… я читаю книги из личной библиотеки Расула и представляю, что он, лежа на этой самой кровати, тоже держал их в руках.

С того дня, когда мы целовались в моей комнате, он больше не приезжал. Буба сообщил, что босс в командировке, но где именно не сказал.

Хотя я из любопытства интересовалась.

– Вам нравится? – спрашиваю у Марьям, расправляя на одну сторону складки тяжелой, портьерной ткани.

В гостиной стало чуть темнее, но намного уютнее.

– Очень нравится, Таня, – она скромно складывает ладони на груди.

Спокойного лица касается легкая полуулыбка.

– Красиво. Просто волшебно. Где ты так научилась?

– В школе, но потом еще маме помогала. Она любит шить, и я с ней за компанию. В подмастерьях.

Отойдя от окна, еще раз оцениваю свою работу. Шторы получились – загляденье. Марьям купила ткань и хотела отдать ее швее, но я предложила сделать все сама.