Игорь Шафаревич. Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России. СПб.: Библиополис, 2002

Существуют книги, весь смысл которых заключён в том, чтобы «разбить врата молчания», то есть сказать вслух об общеизвестном. При этом «молчание» (то есть установившееся общественное табу) может окутывать любые, сколь угодно распространённые явления. Достаточно вспомнить о западном обществе позапрошлого века, в котором нехитрые тайны алькова были приравнены чуть не к государственным секретам. Сейчас нам непонятно, что такого любопытного нашли современники в скучнейшем романе про любовника леди Чаттерлей. Тем не менее после «Любовника» (и ещё нескольких сочинений такого рода) европейцы выпали из мира, где «секса не было», и попали в мир, где он есть. Не как «реальность, данная в ощущениях», но как проблема, то есть предмет интересов, страхов, опасений, и т. п., а главное — разговоров. Тема оказалась весьма увлекательной: за разговорами «про Это» Запад провёл весь двадцатый век, отвлекаясь только на войны и революции. Впрочем, революции зачастую делаются для того же самого — чтобы завоевать право говорить о некоторых вещах легально.

В современном мире самым запрещённым к обсуждению, закрытым и замурованным для всех, кроме специально допущенных людей, является еврейский вопрос.

Всё, что касается евреев, еврейскости, еврейской религии и истории, еврейских страданий и в особенности страданий, причинённых евреями другим народам, охраняется тщательнее, чем запасы плутония. Само слово «еврей» приобрело примерно те же свойства, что Непроизносимое Имя Божье: его запрещено употреблять всуе, в каком бы то ни было контексте, позитивном или негативном (кроме ритуальных ситуаций — например, во время отправления культа Холокоста или обличения «русских фашистов»).

Новый всплеск интереса к еврейскому вопросу связан с появлением солженицыновских «Двести лет вместе». Эти два тома если и не «разбили врата», то, по крайней мере, проделали в них внушительную дыру, которую сейчас и пытается расширить Шафаревич своей «Загадкой».

Внимательному читателю понятно, что сочинение Солженицына — это классическое диссидентское «говорение Правды о Неправде Властей»: по книге заметно, что её автор относится к «еврейству» именно как к Власти, причём с большой буквы. Можно предположить, что «Двести лет вместе» были задуманы как своего рода «Архипелаг ГУЛАГ» XXI века (но написанный осторожнее, без надежды на скорое сокрушение супостата — и, соответственно, без посыла «сказать всю правду и ею раздавить гадину»). Шафаревич же просто продолжает «своё прежнее», то есть начатое в знаменитой «Русофобии», пользуясь новооткрывшимся пространством возможностей.

О фактологическом содержании книги можно долго не говорить: труды, посвящённые еврейскому вопросу, оригинальными не бывает. Для незнакомых с проблемой (если такие есть) напомню основные пункты. Евреи презирают другие народы, но при этом умело их эксплуатируют. Евреи были одной из движущих сил русской революции, а когда она победила, оказались во главе советского государства. Евреи уничтожили цвет русской нации и заняли его место. Фашизм возник как реакция на тягостное для немцев доминирование евреев в Веймарской республике. Культ Холокоста был навязан Западу и привёл к беспрецедентному росту еврейского влияния. Евреи поставили под свой контроль мировую финансовую систему и средства массовой информации. Евреи приняли активное участие в разрушении Советского Союза, а сейчас пользуются в России исключительным положением. Etc.

Признаем для начала вот что: всё это — вещи общеизвестные. Разумеется, «общеизвестное» не означает «истинное», но, так или иначе, нечто подобное считает верным немалое количество людей (в особенности — русских, образованных и сколько-нибудь знакомых с историей). Понятно и то, что отношение ко всему вышеперечисленному может быть разным, в том числе и положительным. Но, во всяком случае, в это верят — причём верят тем больше, чем меньше об этом говорят и чем громче это отрицают. Автору этих строк не раз доводилось слышать от безупречно политкорректных людей крайне либеральных взглядов фразочки типа «ну ты же понимаешь, они этого не допустят», или «ну ведь сейчас понятно кто решает все вопросы». То же самое, впрочем, говорят и «патриоты», — только про них известно, что они это говорят, а про либералов это как бы неизвестно. Впрочем, это, скорее, внутренняя проблема расщеплённого российского либерально-патриотического сознания, обсуждать которую здесь было бы едва ли уместно. Отметим только, что ситуация сродни тем, которые разбирает психоанализ: если с точки зрения психоаналитика за всякой мыслью или суждением пациента стоит «неудовлетворённое сексуальное влечение», то за всяким политическим дискурсом обнаруживается «еврей» как универсальный денотат любого высказывания.

Интереснее, однако, методологическая сторона дела. Нарисовав определённую картину, честный исследователь должен как-то определиться по отношению к ней. Например, говоря о «еврействе» или о «еврейском народе» как о субъекте, следует дать ему какое-то определение — не обязательно жёсткое, но достаточно внятное и эксплицированное. Точно так же, говоря о «еврейской власти» (или, если угодно, о «еврейском засилье»), надо определиться с тем, что мы понимаем под «властью» или «засильем». Шафаревич, будучи человеком последовательным и аккуратным, мимо таких вещей пройти не может. И предлагает свою методологию (впрочем, забегая вперёд, заметим — не столь уж и «свою»).

Прежде всего, вызывает интерес само определение «еврейства», принятое в «Загадке». Перечислив (и отвергнув) почти все известные точки зрения на этот вопрос, автор останавливается на следующем рабочем определении: «еврейство» — это сила, соединяющая евреев вместе. Эта своеобразная «гравитация» пользуется как своими проводниками (точнее говоря, как media) такими вещами, как общность происхождения, религия, язык, и так далее, но сама к ним отнюдь не сводима. Message, передаваемое через эти media — это пресловутая «избранность еврейского народа». Последняя определяется опять же апофатически — как нечто, впервые сформулированное в Торе и развитое в Талмуде, но к своим формулировкам отнюдь не сводимое: еврей-атеист всё равно остаётся «евреем» в указанном смысле.

При этом Шафаревич соглашается с тем, что еврейство уникально. Так, обсуждая творческие способности евреев (оказывающиеся при внимательном рассмотрении сродни способностям гофмановского «крошки Цахеса»), он в конце концов пишет: «Я способен указать лишь на один творческий акт, свойственный евреям как народу, это создание самих себя: совершенно уникального, не встречавшегося до того сплава религии и национальности, замешанного на идее избранности». В принципе подобное признание разом отыгрывает назад всё остальное: по сравнению с этим обсуждение еврейских приписок становится чем-то вроде обсуждения «реальной стоимости» доллара — как ни называй его «резаной зелёной бумагой», а его всё равно будут хранить под подушкой.

Очень схожие проблемы возникают и с «еврейской властью». Шафаревич энергично подчёркивает, что «еврейское засилье», в общем-то, не связано с количественными факторами: евреев в стране может быть мало (в пределе — сколь угодно мало) и при этом им (в каком-то трудноуловимом, несмотря на свою додискурсивную очевидность, смысле) всё же может принадлежать «ведущая роль». Соответственно попытки «изгнания евреев «из власти» не то чтобы обречены на провал, но совершенно бесполезны: «еврейство» является чем-то вроде витамина, фермента или катализатора, количество которого в организме измеряется миллионными частями грамма, но наличие их абсолютно необходимо для жизни.

При таком подходе «еврейство» перестаёт быть чем-то «влияющим» на власть извне и оказывается неотъемлемым свойством самой власти — во всяком случае, власти определённого типа (современные её самоназвания — «мондиализм», «глобализм» и так далее).