"Их, должно быть, очень сильно бомбили, раз они не открыли огонь", — сказал он. Я согласился, удар B-52 ошеломил и деморализовал их. "Очень сложно", — сказал он, — "пересилить свой инстинкт стрелять".

Я усмехнулся и согласился. "Ужасно, чертовски трудно, сэр". Джакс кивнул, рассматривая меня некоторое время, затем ушел. Я не был уверен, о чем он думал, но не придал этому большого значения. А следовало бы.

Как бы то ни было, последовала типичная неделя на паузе, проведенная в основном в клубе, где мы пили и обменивались историями с другими группами, отдыхавшими между выходами. Единственным, отличием было, что я объединился с другим Один-Ноль, Уиллом Карри, чтобы попробовать свои силы в написании песен. При переполнявшем нас глубоком фатализме, именно черный юмор поддерживал нас в здравом уме — неотвратимость, находившая отражение в нездоровых шутках, дерзком поведении, а в случае с Карри и мной — переписывании бродвейских мюзиклов. Так что, в дополнение к исполнению таких стандартных клубных вещей, как ужасный перепев "Джингл Беллз" или дико смешной песни о клерке "Вестерн Юнион", поющем телеграмму матери мертвого GI, мы с Уиллом писали наши собственные тексты, такие как этот, спетый на мотив "Больших Надежд" ("High Hopes").

Когда наша пауза закончилась, я узнал, что BDA будет моим единственным выходом с Киросом и Гуззеттой. Первый сержант разведки объявил, что думает дать мне другую группу, и передал РГ "Вашингтон" сержанту первого класса Юлису "Кэмелу" Пресли. В лице Юлиса группа обрела прекрасного командира.

Пресли занимался разведкой в CCN в 1968 году, уехал домой и вернулся, чтобы воевать в составе наших Хэтчет Форс. Но его последний выход — в составе роты из 100 человек на блокирование Шоссе 110 — обернулся кровавым фиаско, настроив его против своего командира и убедив, что он предпочитает независимость быть Один-Ноль. Пытаясь повторить успех блокирования дороги в 1969 году, его рота Хэтчет Форс заняла тот же холм, но на этот раз противник перенаправил движение на скрытые обходные пути и агрессивно сосредоточил войска против людей SOG.

Хэтчет Форс вызывали истребители весь день и ганшипы ВВС AC-130 всю ночь, в то время как тяжелые 175-мм орудия из Бенхета вели огонь круглосуточно. Реагируя быстрее, чем в предыдущем году, северовьетнамцы вскоре уже обстреливали вершину холма Пресли из минометов, РПГ и безоткатных орудий, а также окружили территорию зенитными орудиями. К третьему дню вертушки со снабжением не могли приземлиться, вместо этого проносились мимо на низкой высоте, чтобы сбросить ящики с крайне необходимыми боеприпасами. Затем NVA начали рыть траншеи вверх по холму. "Кажется, мы ни разу не спали", — вспоминал хороший друг Пресли сержант первого класса Рич Райан.

На четвертую ночь американская разведка перехватила радиосообщение противника: весь 27-й пехотный полк NVA — 1500 человек — сосредоточился, чтобы разгромить окруженную роту SOG. На следующее утро стало так плохо, что Пресли разложил свои магазины и гранаты и задался вопросом, сколько времени у них осталось, и куда придется первое попадание. Вертолет "Кингби" с медиком Уильямом Бойлом попытался прилететь за наиболее тяжело раненым, но сильный огонь изрешетил H-34. Райан видел, как он опустил нос и рухнул в пламени, охватившем всех на борту. Тела Бойла и пилотов забрать не удалось.

Оставалось только выбираться: их Наездник Кови, сержант первого класса Ллойд "Оу-Ди" О'Дэниелс, привел "Скайрейдеры" A-1 с мелкими бомбами со слезоточивым газом, чтобы затруднить действия противника, и "Фантомы" F-4 с тяжелыми 500-фунтовыми бомбами, чтобы пробить полумильный коридор к площадке эвакуации. "Кобры" выпустили дымовые ракеты, чтобы скрыть их марш, который несколько раз застопоривался.

На LZ, чтобы ускорить эвакуацию, они бросили все, кроме радиостанций и оружия. Несмотря на спорадический огонь с земли, эвакуация шла гладко, до последней корабельной группы. Когда прибыл последний "Хьюи", единственными оставшимися были Пресли, его командир роты и тяжело раненый ярд. Капитан запрыгнул на борт — нарушив этику SOG, что командир эвакуируется последним — в то время как Пресли с трудом грузил монтаньяра и был вынужден положить свой CAR-15 и радио в "Хьюи". Затем огонь с земли заставил вертолет уйти, и капитан остался на борту, улетев с CAR-15 Пресли, оставив его одного и безоружного с потерявшим сознание ярдом. В конечном итоге Пресли и ярда подобрала другая вертушка, но на этом для Пресли было все. Он перевелся в разведроту, приняв командование РГ "Вашингтон".

Пресли, который мог демонстрировать в клубе сумасшедший, грубый юмор, в равной степени обладал большой глубиной личности. Командир 5-й Группы специального назначения полковник Френсис Келли однажды привел в клуб Майк Форс нескольких южновьетнамских офицеров и попросил Пресли произнести тост: "За наших вьетнамских союзников, наших боевых товарищей". Юлис чокнулся бокалами с тремя молодыми вьетнамскими офицерами, которые, как он знал, были отважны и никогда не уклонялись от боя. Затем он повернулся к остальным, майорам и полковникам, которых Пресли знал как продажных трусов, и добавил: "А вы все остальные, держащиеся в тылу трусливые ублюдки — идите на хер". Пресли в ярости удалился.

Полковник Келли последовал за ним, сердито попрекая его: "Знаете, сержант, вы ставите меня в неловкое положение".

"Нет, сэр", — ответил Пресли, — "вы ставите меня в неловкое положение". Келли не знал, что сказать.

Хотя я смеялся над выходками Пресли, меня больше восхищала его пронзительная, глубокая сторона. Вскоре после того, как он принял РГ "Вашингтон" он со своим новым Один-Один, штаб-сержантом Томми Бэтчелором и четырьмя ярдами оказались запертыми в тупиковом каньоне в Лаосе. Спрятавшись в воронке, Пресли встегнул Бэтчелора и двух ярдов в эвакуационные обвязки, а затем смотрел, как "Хьюи" благополучно унес их. Второй "Хьюи" завис над головой и сбросил веревки, но только две из них достигли земли, поэтому, следуя этике Один-Ноль, Пресли зацепил Меу и Нигона, последних двух ярдов, и передал по радио, что будет ждать третий борт.