– Сейчас иди.

Не споря, Игнат нахлобучил на голову шапку и, поплотней запахнув армяк, ушел, на прощанье поклонившись Ивану.

– Так вот, о человечьем жире… – дождавшись, когда на крыльце затихли шаги, негромко продолжил гость. – А также – о печени, сердце и прочем… Кто из ворожей то пользует? Кто?!

Олена неожиданно заплакала, плотно стиснув губы.

– Не хочешь называть? – встав из-за стола, Иван подошел к ней вплотную и взял двумя пальцами за подбородок. – Боишься последствий?

– Господине…

– Боишься… Ладно, не называй. Скажи только, кто приносил жир и все прочее? Только не говори, что не ведаешь. Наверняка ходили средь вас, ворожей, слухи…

– То только слухи, господин.

– А ты мне их передай – интересно послушать.

Олена вдохнула и скупо пересказала все то, что слышала от других ворожей и колдуний.

– В черной однорядке, говоришь? На подоле прожженной.

– Да, вот тут, – женщина показала. – Слева…

– В таких пол-Москвы ходит.

– Ну, уж что слыхала – сказала.

– А не говорили колдуньи, как он выглядел? Из знатных людей или, может быть, из простых?

– Не знаю… Хотя… Слыхала краем уха, что, по повадкам, вроде бы из простых… но ведет себя как боярин. Важно.

– Важно, говоришь? Ну-ну…

Задав ворожее еще пару вопросов, Иван удовлетворенно кивнул и, простившись, отправился восвояси обратно на Земский двор. Правда, по пути заглянул снова к Флегонтию:

– Говорят, есть у тебя один паренек, человече… что чужие замки, как свои открывает.

– Что ты, что ты, милостивец! Окстись! Нешто я таких татей приваживаю? – Хозяин постоялого двора испуганно замахал руками.

– Насчет татей – это мы потом с тобой поговорим, Флегонтий, – нехорошо прищурившись, пообещал Иван. – Вдумчиво так поговорим… и не здесь… коли ты уж мне никак удружить не хочешь. Прощай пока…

– Постой, постой, милостивец! – Флегонтий ухватил гостя за рукав и, состроив умилительную гримасу, прошептал: – Тебе парнишка-то насовсем надобен? Для дыбы?

– Был бы для дыбы – я б к тебе не пришел, сам бы сыскал, не сомневайся. На время он мне нужен, по личному, можно сказать, делу.

Хозяин постоялого двора посветлел ликом:

– Так бы сразу и сказал, господине! Так бы сразу и сказал… Пожди-ка чуток…

Он повернулся, подзывая из глубины людской залы служку:

– Кондратий!

– Что, Флегонтий Иваныч?

– К Пахе Звездарю сбегай. Скажи… – Флегонтий обернулся к Ивану. – Чего сказать-то?

– Чтоб сразу после обедни был на Чертольской… ну, скажем, у кабака… Со всем своим инструментом.

– Слыхал, Кондратий?

– В точности все передам, Флегонтий Иваныч!

Вернувшись в приказ, Иван без удивления понаблюдал за царившей там суетой: приказные мыли полы, оттирали стены, бегали туда-сюда с увесистыми кипами бумаг, какие-то раскидывали по отделениям-четям, какие-то – вручали лично дьякам. А некоторые даже сжигали. Ну, все ясно – ждали Овдеева. Как раз сегодня должен был приехать, к вечеру. Вдруг да в приказ решит по пути завернуть, не дожидаясь завтрашнего утра?

Заглянув в сыскную каморку, Иван кивнул своим:

– Собирайтесь. Дело есть.

– А что за дело?

– По пути расскажу. Ты, Прохор, надеюсь, еще кулаками махать не разучился?

– Ха!

– А ты, Митя, из пистоля по-прежнему бьешь?

– Спрашиваешь! Почти каженный день с князем Михайлой стреляем.

– Ну, идемте оба…

– Постойте! – Из своего угла высунулся из-за кипы бумаг подьячий Галдяй Сукин, поморгал обиженно. – А я? Я-то как же? Чего меня не берете?

– Тебя? – Иван вдруг улыбнулся и махнул рукой. – Черт с тобой, сам напросился. С порохом-зельем обращаться умеешь?

– Умею! – накидывая на плечи армяк, радостно закивал Галдяй, а потом, уже тише, чтобы никто не услышал, добавил: – А не умею, так и научиться недолго. Не такое уж хитрое дело.

Уже стемнело, когда к хоромам подъехали всадники. Один спешился, обернулся, крикнул повелительно:

– Езжайте. Утром явитесь к докладу.

– Спокойной ночи, господине… – почтительно попрощались всадники. Двое из них – здоровенные бугаи – остались.

В темноте, быстро удаляясь, застучали копыта. Вдруг пошел снег, повалил мягкими хлопьями; заскрипели ворота…

– Черт знает что! – громко выругался спешившийся всадник. – Евстафий, ты что, один здесь? А где остальные?

– Охряй занемог, а где Федька с Хилаем – не ведаю, – послышался дребезжащий старческий голос.

Вспыхнул факел. Таившийся за углом Иван вышел из темноты:

– Здрав будь, Артемий Овдеевич!

Овдеев вздрогнул, обернулся:

– Иван! Ты как здесь?

– Да вот, зашел переговорить. В избу пустишь?

– Заходи, – Овдеев прищурился. – Чтой-то я тебя в приказе сегодня не видел. А ведь заезжал.

– Знаю.

– Ты поднимайся… Я тут распоряжусь. Евстафий, проводи гостя в горницу!

– Так, господине… замок.

– Ах да… Держи ключи!

Высокое крыльцо, сени, низкая притолока… Замок. Большой, увесистый… Слуга в черной бархатной однорядке с прожженным подолом зазвенел связкой ключей, отпер. Войдя в горницу, зажег свечи и в ожидании хозяина почтительно встал у двери.

Ну вот, кажется, и все… Кончится скоро все… скоро… вот уже сейчас.

Усмехнувшись, Иван подошел к печи… Странная была печь – топилась не из горницы, а из соседней людской. Горячая! Юноша приложил руки к изразцам с рисунком в виде красных тюльпанов. Потом подошел к стене… вот здесь вроде бы выцвело… и гвоздик.

– Увидел чего? – насмешливо поинтересовался с порога Овдеев.

Иван неспешно обернулся:

– А картинку-то с мельницами куда дели, Артемий Овдеевич? Ту, что купец Никодим Рыло подарил.

– Не подарил, а в обмен дал, – усаживаясь в кресло, усмехнулся Овдеев. – Вижу – ты даром времени не терял. – Он зло прищурился.

– Да уж, – светски улыбнулся гость. – Сказать по правде, пришлось нелегко… слишком уж умело вы заметали следы… господин Ошкуй!

– Тихо, не дергайся! – Овдеев мигнул, и двое бугаев – приставы, те самые, в дежурство которых повесился Телеша Сучков, – бросившись от дверей к Ивану, заломили юноше руки.

– Вот так-то лучше, – нехорошо усмехнувшись, кивнул хозяин. – Посадите его на лавку… Теперь обыщите.

Опытные руки приказных ловко зашарили под кафтаном и за голенищами сапог, вытащив на свет Божий два длинных ножа и кистень.

– Больше ничего нет, – улыбнулся Иван. – Вот, ей-богу!

– Оставьте нас, – хмуро бросил Овдеев и пристально посмотрел на гостя. – Чего пришел?

– Поговорить.

– Хм… Признаться, я тоже хотел сегодня тебя навестить, больно уж ты прыткий молодой человек! Слишком прыткий… Я ведь приехал еще вчера… Не заходил ни домой, ни в приказ… Ну? – Овдеев сверкнул глазами. – Говори, коль пришел! Только не думай, что тебе хоть что-то поможет.

– Давайте так, господин Ошкуй, – улыбнулся Иван. – Я начну рассказывать, а что мне будет непонятно, спрошу. Хорошо?

Овдеев кивнул:

– Только прошу побыстрее.

– Итак, – начал Иван. – Как я вышел на ваш след…

– Да, интересно…

– Как ни странно – через гребень. Тот самый, что вы подобрали, убив несчастного Федотку… Парнишка-то чем вам помешал? Неужто посчитали за соперника?

Овдеев цинично кивнул:

– Щенок вполне мог занять то место, на которое нацелился я.

– Поэтому вы убили еще и сына боярина Ивана Крымчатого, племянника воеводы Федора Хвалынца, Ртищева, наконец!

– Ртищев был обречен, – хмуро согласился Ошкуй. – И не только тем, что занимал мое место. Он, сволочь, слишком много узнал. Даже напросился ко мне в гости – сидел вот в этом самом кресле… болтал, так, ни о чем… Но я догадался, почувствовал – подозревает!

– И слуга Телеша Сучков подсыпал ему яд, – продолжил Иван.

Овдеев ухмыльнулся:

– Догадливый. Телеша, видишь ли, содомит. Я то узнал, присматриваясь к Ртищеву… на том и сыграл. А он, дурачок Телеша, захотел много денег… дурачок…

– Как же ему их не захотеть? Убить трех человек, устроить пожар, – на одно лампадное масло, небось, ушла немалая сумма. Заработал парень, что и сказать. А вы, значит, не захотели платить? Ай-ай-ай…