Значит, Телеша Сучков… Отрок лет четырнадцати. Кого про него и расспрашивать, как не других отроков? Ведь ясно, что молодой вьюнош не может день-деньской сидеть в избе со стариками, наверняка с кем-то из близ живущих сверстников дружил, общался. Надо только установить – с кем, а затем, глядишь, и какая-нибудь ниточка потянется. Ведь где-то же он сейчас скрывается… Если правда не убит – ну, тогда уж все концы в воду. Прохор говорит, Телешу видели с десятилетним отроком… тем самым, сгоревшим. А что общего может быть у четырнадцатилетнего – уже почти совсем взрослого – парня с десятилетним ребенком? Надо выяснить… Постой-постой! А ведь, кажется, Галдяй тоже что-то похожее говорил… Правда так, между делом… Завтра же расспросить! И искать, искать Телешу!

С утра завлеченный в «отрядную» горницу Галдяй Сукин явно этому не обрадовался. Что-то канючил, темнил – наверное, не особо-то и хотел работать, скорее всего, не о деле порученном думая, а о пропавшей лошади. Да уж, что и говорить – тетеря та еще!

– Мой тебе совет, – исподволь уламывал Иван. – Пойди-ко на пожарище да поговори с совсем уж небольшими парнищами, так, лет по восьми-двенадцати. Кто, может, с Телешей Сучковым дружил, если помнишь – это слуга сгоревшего Гермогена.

К удивленью Ивана, этому предложению Галдяй обрадовался, закивал – да, мол, схожу, вот, посейчас и отправлюсь, шапку только надену.

– Лишь бы дьяк Ондрей Василич ничего больше не поручил! – Подьячий опасливо покосился на дверь.

– Так ты ему на глаза-то не показывайся, – посоветовал Иван. – Беги, пока не пришел. А спросит – чем занимался, скажешь – порученье Овдеева выполнял. Да ведь так оно и есть!

– Ин ладно, – подьячий хитровато улыбнулся. – Говоришь, об Телеше узнать? Вызнаю. Благодарствую за совет.

– Не стоит, – светски улыбнулся Иван. – Всегда рады помочь своим людям. Одно ведь дело делаем.

Проводив Галдяя до двери, Иван подошел к окну и увидел, как выскочивший из приказных палат подьячий с заячьей прытью понесся к воротам. Ну, понятно – не хотел встречаться с Ондрюшкой. А тот чего-то сегодня запаздывал, то ли дело какое было важное, то ли – а и скорее всего – просто вчера эдак слегка поддал, пользуясь отсутствием непосредственного начальства. Овдеев пьянства среди подчиненных не терпел, хотя и сам, как всякий хороший начальник, чарки-другой не чурался. Скорей бы уж возвратился, иначе Ондрюшка совсем несчастного подьячего съест. И за лошадь украденную, и за общую нерасторопность.

А подьячий Галдяй Сукин, смешно размахивая руками, со всех ног поспешал к воротам. Ай да Иван, ай да дворянин московский – хорошую вещь подсказал! Опросить отроков? Тащиться за-ради этого через полгорода к Покровским воротам? Как бы не так! Это для других Галдяй – дурак, а для себя он умный. Знал, куда сейчас идти – уж никак не на Покровскую. Да и вообще… Эх, вот вспомнить бы, как того белоголового отрока звать, который куда-то там с Телешей Сучковым шастал. Их ведь двое было, ребят, погорельцев. Старший и младший, лет восьми-девяти. Матери их еще государь пять рублев на избу пожаловал – хвастали. Как же их…

А ну их! Галдяй едва не споткнулся – показалось, будто прямо навстречу скачет на кауром коне старший дьяк Ондрей Василич. Нет, вот уж именно, что показалось, слава те, Господи. Есть свободный денек – вот славно-то! И провести его можно не так, как хочет начальство или дальние родичи Сукины, у которых Галдяй жил в приживалах, а как он хочет сам. Сам! Пойти на Никольскую улицу – тут недалече – да присмотреть девок, из тех, что обычно там рядами стояли, держа во ртах с бирюзою кольца, знак, что девка – гулящая. Галдяй не раз уж там прохаживался, облизываясь, да все не везло – то денег не было, то времени. Теперь-то уж не так – подьячий с удовольствием потрогал кошель. Скопил! Хоть и медяхи, а все ж на гулящую хватит. Не на красивую, конечно, так, на какую-нибудь чернавку, что живет у плохого хозяина и вынуждена от нужды продаваться задешево. Вот такую-то он, Галдяй Сукин, сейчас и купит. С оглядкою, чтоб, не дай Бог, свои, приказные, не увидали. Ну, да тут уж Галдяй не обмишурится, это для начальников он – дурак, а для себя – так очень даже умный.

Еще раз оглянувшись, подьячий выскользнул в ворота и, свернув на Никольскую, замедлил шаг, внимательно всматриваясь в ряды торговцев – именно среди них и маскировались гулящие девки. С кольцами!

Словно истинный работорговец, Галдяй придирчиво осмотрел девок. Честно говоря, ему не понравилась ни одна – то старые попадались, морщинистые, а то, наоборот, слишком уж молодые да тощие. Таких, чтоб кровь с молоком и колесом грудь – не было, видать, разобрали уже. Нет, вот та, чернявая, вроде бы ничего.

Пересилив вдруг нахлынувший страх, подьячий подошел ближе:

– Сколь стоишь, чернавка?

– Полденьги!

– Чего?! – Галдяя будто отбросило. – Полденьги? Надо же!

Девчонка улыбнулась:

– А ты сколь хотел?

– Ну, хотя бы алтын… два… Хорошие деньги!

– За алтын собачку дери! – нагло бросила девка, и ее стоящие рядом товарки гнусно захохотали.

Подьячий покраснел, обиделся, хотел ответить что-нибудь этакое – да на язык ничего не пало, так, махнул рукой да отошел восвояси. А гулящие девки еще долго смеялись ему вослед. Сволочуги, понятно. Ишь, до чего обнаглели – полденьги им. Этак скоро и цельную деньги попросят.

– Что, не свезло, приятель? – негромко произнесли рядом, в самое ухо.

Галдяй дернулся, обернулся, увидел позади молодого щербатого парня с рыжими непокорными вихрами. Еще он, кажется, был косой – вот уж, поистине, Бог шельму метит.

– Я Гришаня, – мягко взяв подьячего за локоток, назвался рыжий и, нахально подмигнув, прошептал: – Могу с девочками помочь, а если угодно, и с отроками.

– Типун тебе на язык – с отроками! – испуганно отстранился Галдяй. – Нешто я содомит какой?

– Не хочешь отроков, помогу с девками, – покладисто согласился Гришаня. – У тебя деньгов-то сколько?

– Алтын, – на всякий случай занизил цену подьячий и густо покраснел.

Рыжий расхохотался и снова подмигнул:

– Вполне хватит. Отойдем?

Пожав плечами, Галдяй молча отправился за новым знакомцем. Шли недолго, завернув за угол, остановились.

– Ты зря с алтыном на Никольской утех ищешь, – оглянувшись по сторонам, негромко заметил Гришаня. – Тут, считай, самый центр – цены высокие. А вот ближе к окраине…

– Э-э-э, – разочарованно протянул Галдяй. – Это еще куда-то переться…

Честно говоря, идти куда-то далеко ему совсем не хотелось – боялся опоздать к вечеру в приказ.

– Да не так и далеко, на Чертольской, в корчме одной…

– На Чертольской? – Тут подьячий задумался. Вроде ведь, и правда, не так и далеко выходило. Ну, не близко, конечно, но не так, чтоб уж очень далече. Тем более рыжий сказал, корчма там. Это хорошо, что корчма – девку-то гулящую не в сукинские же хоромы вести – это Галдяй только сейчас и сообразил. А губы уже сами собою спрашивали, хватит ли алтына.

– Двух – точно хватит, – Гришаня поспешно спрятал под ресницами слишком уж пристальный взгляд.

– Двух?

– Да не жадись, оно того стоит! Знаешь, какие на Чертольской девки красивые? Павы!

– Ин, ладно, – решился-таки подьячий. – Идем.

Дошли быстро, еще и солнышко на полдень не поднялося. Сокращая путь, шагали напрямик, через все Чертолье, пару раз Галдяй чуть было не свалился в лужу, да Бог – или черт? – упас. Правда, ступил все ж таки в собачье дерьмо. Остановился, сорвал лопух – сапог отчистить, позвал ушедшего вперед спутника:

– Долго еще?

– Ничо! – живо обернулся тот. – Эвон, видишь, заборы? Там.

Заборы Галдяй видел. Знатные были заборы, истинно московские, тянувшиеся сплошным неперелезаемым частоколом из толстых, остро заточенных на верхушках бревен.

– И как же мы там пройдем?

– Да пройдем… – беспечно отмахнулся рыжий. – Тут меж усадьбами проходец имеется.

Проход меж усадьбами действительно имелся, узкий такой, темный, – только был тщательно заколочен толстенными досками. Что, однако, ничуть не обескуражило провожатого. Нагнувшись, он без видимых усилий оторвал пару досочек снизу, отвел в сторону, так, что вполне можно было пролезть.