Смысл этого символа стал ясен для Иеро, когда дирижабль замер в воздухе, развернувшись против ветра и чуть отрабатывая моторами. Алая стрелка на карте-экране принялась мигать, и это означало, что "Вашингтон" достиг пункта назначения, и сейчас под ним должны находиться берег Тибра, семь холмов Вечного города, площади, улицы дома и храмы Господни, а также дворец наместника Божьего на Земле. Однако никаких сооружений, руин и даже земли внизу не просматривалось; большой морской залив, поглотивший речное устье, тянулся далеко к востоку, и лишь там, на расстоянии семи или восьми миль, торчали оплавленные утесы. Картина была такой же, как над Британскими островами: водная гладь в пенных барашках, синее небо, яркое солнце, а более - ничего. Правда, море тут было не синевато-серым, а лазурным, прозрачным, ласковым, и в его глубине, под лесом застывших водорослей, виднелись смутные очертания скал - то ли естественных образований, то ли чего-то рукотворного, древнего, как Смерть, скрытого от глаз людских водной толщей, наростами раковин и морской растительностью.

Иеро глядел на эту картину и чувствовал, что на его реснице, будто напоминая о ночном гадании, повисла слеза. Чуткий Горм, уловив его грустные мысли, осторожно приблизился к распахнутому люку и положил голову на колено священнику.

"Под нами - забытый и затонувший город?" - родились в сознании Иеро слова.

"Да", - отозвался он, ощущая, как сочувствие медведя обволакивает его теплым, едва заметным облаком.

"Но почему ты расстроен? Разве ты мало повидал забытых городов? А в этом, - Горм втянул ноздрями солоноватый воздух, - в этом даже исчез человеческий запах. Вода смыла его, как и злые мысли, приходящие от камней - те мысли, что вызывают болезнь."

Иеро кивнул, сообразив, что Горм имеет ввиду радиацию.

"Это был особый город, - с грустью улыбнулся он, почесывая Горма за ушами. - Город, куда тянулись чаяния и надежды людей со всего света. Обитель слуг Господних, святое место."

"Святое… - с оттенком задумчивости в ментальном голосе протянул медведь. - Ты иногда произносишь это слово, но какой в нем смысл?"

"Святой человек - посвятивший себя служению Богу, изгнавший зло из своей души, творящий для ближних только доброе, оберегающий и охраняющий их, - пояснил Иеро. - Место, где обитают такие люди, тоже становится святым."

"Значит, ты - святой! - уверенно заявил медведь после недолгих размышлений, повергнув собеседника в шок. - Но я бы хотел узнать, что означают другие непонятные слова - Бог, душа и еще несколько, которые ты произносишь, беззвучно шевеля губами. Кажется, это называется "молиться"?"

Брат Альдо, ловивший их ментальный разговор, хихикнул за спиной священника, и тот, мстительно усмехнувшись, произнес:

"Я не могу быть святым, ибо я убивал и буду убивать, а истинно святые покоряют врагов лишь добротой и мудрым словом. Но если ты поглядишь на нашего старейшего, соединишься с ним мыслью, заглянешь в душу, то поймешь, что такое святой человек."

"Увы, я тоже убивал, хоть не своими руками, - донеслось от брата Альдо. - Я тоже грешен, и не гожусь в святые, мой мальчик!"

"Возможно, есть разные уровни святости, - заключил Горм. - Ведь даже шишки на сосне растут на разных ветках, пониже и повыше… Теперь, когда я понял, что означает это слово, я постараюсь выяснить, кто больше соответствует определению друга Иеро. Я буду размышлять и изучать вас - всех, кроме Гимпа. Гимп точно не святой. Он пьет ядовитый напиток и ест мой пеммикан!"

Иеро расхохотался, и слезы, пролитые им над руинами Вечного города, вдруг высохли. Подмигнув брату Альдо, он повернулся к сидевшему у штурвала капитану и приказал:

- Опусти-ка дирижабль пониже, мастер Гимп, футов на пятьдесят. Мы сбросим плотик, и я спущусь на воду. Возможно, если нырнуть, я разгляжу одно из зданий или церковь… В Риме было десять тысяч храмов и церквей… Неужели все они погибли?

- Лучше я нырну, мой конунг, - сказал Сигурд, стаскивая рубаху. - И лучше взять с собой оружие. Думаю, эти воды небезопасны.

Они разделись и сбросили вниз на канате плотик, довольно большой, три на четыре ярда, сделанный из гибкого прочного пластика. Пара таких плотов, особым образом упакованных, входили в комплект снаряжения "Вашингтона"; в момент удара о воду они чудесным образом разворачивались и надувались, превращаясь в устойчивые платформы с круглым низким бортиком. Еще на Ньюфоре Иеро выяснил, что каждый такой плотик может нести как минимум дюжину человек.

Сигурд, с ножом у пояса и тремя гарпунами под мышкой, скользнул по канату вниз. Иеро последовал за северянином; он нес метатель, заряжавшийся с дула гладкоствольный карабин, десяток зарядов к нему и свой короткий тяжелый меч. Этот клинок являлся реликвией более древней, чем дирижабль, что подтверждалось надписями у рукояти: "U.S. 1917" и "Сделано в Филадельфии". Пятнадцатидюймовое лезвие служило когда-то тесаком бойцу морской пехоты США, древней империи, лежавшей южнее Внутреннего моря и поглощенной сейчас пустынями Смерти, саванной и джунглями.

Спустившись на плот, священник положил свое огнестрельное оружие посередине, придвинулся к Сигурду, и оба начали пристально всматриваться в морскую глубину. Залив был мелким, и прямо под ними - казалось, в футах тридцати или тридцати пяти - маячил курган из каменных глыб, возможно обработанных руками человека. Густое покрывало водорослей не позволяло разглядеть детали, и взгляд все время отвлекался на живых существ, ползавших по дну и шнырявших в подводных джунглях. Тут были раковины размером в ярд, в приоткрывшихся створках которых розовели огромные моллюски, были большие крабы в шипастых багровых панцирях, причудливые морские цветы с трепещущими щупальцами или змеевидными отростками стеблей, какие-то твари, усеянные колючками, но больше всего было рыб. Иеро не подозревал, что подводная жизнь может излиться в таком изобилии, в таких причудливых формах и расцветках! У дна маячили плоские круглые рыбины с выпученными глазами, а над ними кружился хоровод золотистых, серебряных, алых, синих и желтых тел, пестрых в черную полоску на светлом фоне, пятнистых, узких и стремительных или похожих на раздутые бочонки, на ярких птиц с плавниками-крыльями, с пастью, вытянутой клювом, с выростами на голове, напоминавшими рога; все эти причудливые твари либо кормились в водорослях, либо гонялись друг за другом, и средние проглатывали мелкоту, чтобы сделаться добычей тех, что покрупнее. Правда, самый большой из подводных обитателей не превосходил в длину протянутой руки и казался не слишком опасным.