– Греция... – пробурчал Ницан. – Двадцать лет в такой глуши, надо же... Или мазохистка, или подвижница.

Завершало короткий список имя Баалат-Гебал Шульги-Зиусидра-Эйги, старшей сестры Навузардана Шульги, обитающей ныне в доме престарелых при храме Анат-Яху.

Никто из членов семейства не походил на человека, способного на такой странный поступок как подмена гроба. Впрочем, глупо было надеяться, что просмотр документов приведет к немедленному решению загадки.

Следовало сегодня же нанести визит владельцам «Дома Шульги». Детектив извлек из вороха валявшегося в углу тряпья плащ, выглядевший почти прилично, спрятал в карман спящего рапаита и с тяжким вздохом вышел из дома.

На улице шел проливной дождь. Пока Ницану удалось поймать такси, он успел промокнуть до нитки. Таксист недовольно покосился на сомнительного пассажира, но когда детектив назвал адрес офиса Шульги, промолчал.

Проснувшийся Умник немедленно выскочил на зеркальце обзора, принялся приплясывать на нем. Ницан с трудом сдерживался, чтобы не начать ловлю рапаита. Не хватало еще больше разозлить мрачного водителя, представ чокнутым.

– Скажи своему крысенку, – рявкнул вдруг тот, – что если он не прекратит дурачиться, мы во что-нибудь врежемся, – и положил руль круто вправо, а потом сразу влево, чудом проскочив между двух встречных грузовиков.

Ницан поспешно подхватил свалившегося при вираже Умника и сунул его в карман.

– Тут есть один маг, – проворчал таксист, немного успокоившись. – Хороший специалист, лицензированный. Помогает избавляться от этой нечисти. Берет недорого. Моего в два счета нейтрализовал. Пф-ф-ф... – только пар от мерзавца остался! Я с тех пор – ни-ни. Ни грамма, даже по праздникам. Хочешь, дам адрес?

Детектив промычал нечто неопределенное. Ему жаль было расставаться с Умником, хотя тот временами очень его раздражал.

– Ну, как хочешь, – водитель прибавил скорость и замолчал.

Через пятнадцать минут машина остановилась у роскошного двухэтажного особняка на площади Баал-Шамема в западной части Тель-Рефаима. Расплатившись, Ницан вышел из такси и с интересом осмотрел здание. На фасаде вверху красовался старинный герб Шульги – крылатый бык-шеду, попирающий змею. Герб сохранился с тех времен, когда Шульги носили титул энси – независимых князей, правителей города. Насколько было известно детективу из школьного курса истории, в древности шеду-хранитель символизировал собственно Тель-Рефаим, а змея – княжество Байт-Иштар, шестьсот с лишним лет назад завоеванное князьями Шульги и присоединенное к их владениям. Ныне на месте Байт-Иштар располагался восточный квартал города. После очередной реформы, случившейся примерно за шестьдесят лет до рождения Ницана, титулы были упразднены, никому сейчас не пришло бы в голову титуловать Шульги энси или «их княжеские высочества». Бывшие воители и властители превратились в финансистов и торговцев – весьма успешных – и об аристократическом происхождении свидетельствовал лишь полустершийся герб на резиденции.

Ницан взбежал по ступеням из розового мрамора, толкнул высокую – в два человеческих роста – резную дверь и оказался в просторном вестибюле. Продемонстрировав охраннику-голему лицензию частного детектива, он двинулся к двери с надписью «Секретариат».

Секретарь Пилесера Шульги оказался молодым человеком с безликими чертами лица – при других обстоятельствах Ницан запросто принял бы его за еще одного голема. Появление детектива вызвало у молодого человека плохо скрываемое отвращение: Ницан походил на двух-трехсуточного утопленника. Разве что без водорослей в слипшихся волосах.

– Что вам угодно? – холодно поинтересовался секретарь. – Учтите, по вопросам пожертвований нуждающимся существует специальный фонд Шульги, он находится...

– Непременно туда обращусь, – сказал Ницан, бесцеремонно усаживаясь в ближайшее кресло. – Как-нибудь в другой раз. Но сегодня меня интересует нечто иное... Скажите, вы присутствовали при вскрытии фамильного склепа три дня назад?

В глазах секретаря мелькнуло удивление.

– А в чем дело? – спросил он. – Кто вы такой и по какому праву задаете вопросы?

– Частный детектив, – сообщил Ницан. – Ницан Бар-Аба. Вот лицензия. В настоящий момент я занимаюсь поисками похищенного саркофага. По просьбе владельца похоронного бюро «Счастливого пути». Вы, насколько я понимаю, секретарь господина Пилесера Шульги... – он вопросительно посмотрел на стертоликого юношу.

– Цадок, – нехотя представился тот, держа карточку-лицензию так, словно боясь испачкать руки. Ницан подождал, пока он изучил все надписи на картонном прямоугольничке, спрятал лицензию во внутренний карман и продолжил:

– Так вот, Цадок, вы вольны не отвечать ни на один мой вопрос, поскольку я не являюсь государственным служащим. В то же время при рассмотрении дела в суде адвокатам вашего господина будет трудно объяснить причину, по которой вы, уважаемый Цадок, отказались разговаривать с частным детективом, официально представляющим интересы истца. Итак? – все это Ницан произнес с беззаботным и даже радостным выражением лица. Цадок однако никакой радости, похоже не испытал, напротив, в его глазах мелькнуло тревожное выражение.

– Хорошо, – ответил он. – Задавайте ваши вопросы, но учтите: я крайне ограничен во времени.

– Я тоже. А вопрос уже задан, – напомнил Ницан.

– Да, я присутствовал при этой унизительной процедуре. Ваш клиент фактически осмелился обвинить моего господина в грубой лжи. К счастью, он сам оказался посрамленным. Гроб, поставленный его фирмой, был заурядной дешевкой.

– Подделкой?

– Даже не подделкой, – сердито заметил секретарь. – Видимо, Нарам-Суэн понадеялся на то, что убитые горем родственники вообще не обратят внимания. Он не удосужился хотя бы покрыть этот грубый ящик соответствующей краской.

– Правда, странно? – подхватил Ницан. – Если уж он настроился надуть вашего господина, почему бы ему не сделать это более тщательно, а? Как вы правильно заметили, хотя бы подкрасить.

– Вот у него вы и спрашивайте, – ответил секретарь. – Вот он пусть вам и объяснит.

– А у вас никаких объяснений нет?

– Нет. У меня – нет, – секретарь подошел к столу и углубился в чтение какого-то документа, по-видимому, чрезвычайно важного. Ницан осторожно заглянул в бумажный листок и убедился в его девственной чистоте. Цадок раздраженно отбросил лист в сторону.

– Послушайте, что вам нужно? – нервно спросил он. – Вы задали вопрос, я ответил. Сделайте одолжение, уходите. Ваш клиент затребовал согласие суда на вскрытие семейного склепа. Этот факт сам по себе вопиющий! Результат вам известен. Так нет, теперь он нанимает частного сыщика и пытается доказать... – Цадок замолчал.

– Доказать что? – спроси с невинным видом детектив. – Впрочем, неважно. Как вы думаете, может быть, саркофаг подменили после похорон?

– Это невозможно. Сразу после похорон склеп был опечатан магическими печатями. ни один злоумышленник не смог бы туда проникнуть. И потом: для чего и кому понадобится чужой саркофаг? При том, что в склепе находилось золотых украшений более чем на триста тысяч серебряных шекелей!

– И ни одно не пропало? – спросил детектив.

– Представьте себе, – буркнул секретарь.

Детектив помолчал немного.

– Вы так хорошо знаете сумму украшений, хранящихся в фамильной усыпальнице, – заметил он. – Это что, входит в ваши обязанности?

– Именно так. Входит в мои обязанности, – язвительно ответил секретарь. – Личные украшения господ из клана Шульги остаются собственностью клана и учитываются при определении имущественного ценза. А декларации готовлю я. Есть еще вопросы?

Ответить детектив не успел. Дверь за спиной Цадока распахнулась, оттуда вышел человек, представлявший собою полную противоположность секретарю. Уж его ни при каких обстоятельствах нельзя было бы назвать безликим. Крупные запоминающиеся черты, ухоженные волосы, но главное – осанка человека, привыкшего к вниманию и подчинению окружающих. Одет он был в чрезвычайно дорогой костюм, по рукавам которого от плеч спускались широкие белоснежные ленты – знак траура. Ницан тотчас узнал сына и наследника Навузардана Шульги – Пилесера. Его портрет был помещен в том же номере газеты, который извещал о смерти Шульги-старшего.