Эти свойства сферы коммунальных отношений с давних времен вызывали к себе двойственное отношение. Со времен седой древности произносились гневные слова о "низости толпы", ненавидящей все высокое. Но с того же времени именно эта самая толпа (на сей раз уважительно именуемая народом) считалась источником и эталоном нравственных норм и противопоставлялась «растленной» знати, «заевшимся» собственникам и «зазнавшимся» интеллектуалам. Все эти бессмысленные рассуждения связаны с употреблением слов типа народ или толпа. Произнося эти слова, никто не задумывается над тем, о чем он, собственно, говорит. Что такое, например, народ? Все жители данной страны? Очевидно, нет — иначе в «народ» попадает и правительство, и богатые люди, и местные интеллектуальные светила. Тогда что же? Все, кто не относится к вышеперечисленным категориям людей? Вроде бы да. Но тогда границы понятия «народ» совпадают с границами сферы коммунальных отношений, и обозначает совокупность людей, которые относятся (по своему поведению) в основном к этой сфере (нечто вроде касты шудр в Древней Индии). Но это совсем не то, что имеют в виду, когда говорят о народе как нации.[29]

Правила ведения конфликта в сфере властных отношений являются, как всегда, чем-то вроде суммы первого и второго правил. В этой сфере поведения нормальным способом ведения конфликта можно считать демонстрацию своего превосходства: сделать то, чего не делают другие. Вполне допустимым считается делать и то, чего тот же самый человек не дает делать другим.

Для конфликтов в этой сфере характерно, что в них имеет место как конкуренция, так и создание помех для чужой деятельности.

Конфликт в сфере властных отношений тесно связан с демонстрацией своего превосходства. Если в сфере коммунальных отношений "быть не таким, как все" плохо (таких людей принимают за глупцов или преступников), то в сфере власти плохо быть заурядным, "таким как все", а не значительнее других. Ограничений на демонстрацию превосходства тут нет никаких, важно только одно — превосходство должно быть подлинным.

Интересно, что те же самые люди, истово ратующие за справедливость в своей среде и не терпящие выделяющихся, внутренне убеждены, что руководители и вообще «власть» должна состоять из выдающихся личностей, круг полномочий которых должен быть очень велик (вплоть до диктаторских), и здесь чувство справедливости почему-то молчит. В голове такого человека возникает смутный образ общества, состоящего из народа, у которого ничего нет, кроме товарищества и хороших отношений, и когорты вождей, у которых нет ничего, кроме власти.

За этим скрывается интуитивное представление об обществе, в котором есть только две сферы, а именно, сферы властных и коммунальных отношений, при отсутствии отношений собственности, а также людей, свободных от общества, например, интеллектуалов. В современной социологической литературе подобный набор представлений называют "проявлением авторитарного сознания". На самом деле это вполне нормальный способ восприятия общества, хотя и слишком радикальный и неполный. Трудно доказать, что подобное общество должно быть обязательно «хуже» (или "лучше") другого столь же радикального и неполного варианта, согласно которому в обществе должны остаться только собственники и интеллектуалы, а все остальное должно ужаться до минимума или исчезнуть.

Осталось рассмотреть конфликты в сфере культуры. Если правило ведения конфликта в сфере властных отношений получилось как своего рода сумма правил из сферы отношений собственности и сферы коммунальных отношений, то в духовной сфере это правило получается, так сказать, путем вычитания, или взаимного отрицания этих правил. В случае конфликта в сфере культуры единственно приемлемой его формой является отказ делать то, что делают другие. В случае человек говорит примерно так: "Вы как хотите, но я не буду этого делать" (слушать собеседника, подчиняться приказам, и т. д. и т. п.). Ему, разумеется, могут ответить тем же. Далее развертывается своего рода соревнование в "непослушании".[30]

Когда мы говорим об этике или нравственности, мы имеем в виду ту или иную систему норм поведения, регулирующую отношение человека к обществу во всех сферах деятельности. Этика позволяет в каждой конкретной ситуации разрешать конфликты, возникающие между нормами поведения, в частности — делать выбор между ценностями.

Из этого следует, что этические нормы описываются иным образом, нежели нормы и ценности, зависящие от сферы деятельности. Они являются более общими, поскольку должны быть справедливы для всех общественных отношений.

Следует подчеркнуть независимость этики от ценностей, связанных с отношениями. Ни один человек, строго говоря, не обязан делать добро ближним (или себе). Разумеется, если человек не приносит никому никакой пользы, к нему вряд ли будут хорошо относиться, — и, тем не менее, это еще не значит, что данный человек заслуживает морального осуждения. Это касается и всех остальных ценностей. Нельзя даже сказать, что человек во всех обстоятельствах обязан быть справедливым. Командир отходящего взвода, оставляющий за собой прикрытие, поступает несправедливо по отношению к тем, кого он посылает на смерть; но это все же лучше, чем если бы погибли все вместе.

Прежде всего, этическое суждение имеет своим предметом не отношения человека с другими людьми, а действия человека по отношению к другим людям. Причем речь идет исключительно о действиях "второго порядка", направленных на установление или прекращение тех или иных отношений.

Нет ничего «этичного» или «неэтичного» ("хорошего" или "плохого") в том, что человек находится в тех или иных отношениях с другими людьми, каковы бы они ни были. Но действия, направленные на изменение ситуации, могут быть этически оценены. Так, нет ничего плохого (или хорошего) в том, чтобы владеть чем-то (скажем, какой-то вещью); этическое суждение касается только одного: способа ее получения (была ли она куплена или украдена).

Но и это еще не все. Этическое суждение о единичном поступке субъекта невозможно. Например, несправедливый поступок субъекта мог быть вызван несправедливостью, допущенной по отношению к нему. В таких случаях этическое осуждение субъекта считается недопустимым. Таким образом, этическое суждение предполагает оценку не одного, а по крайней мере двух разных действий, а именно — действий субъекта, направленных на других людей, и действий других людей, направленных на данного субъекта. Более того, для вынесения правильного этического суждения следует знать всю совокупность действий "второго порядка", совершенных как индивидом, так и по отношению к индивиду. Единичное действие не подлежит этической оценке. Это значит, что, рассматривая любое единичное действие, пусть даже самое предосудительное (например, кража или убийство), мы не можем сказать, этично оно или нет.

Это не противоречит тому, как мы выносим этическое суждение в реальной жизни. Говоря о том, вправе или не вправе человек совершить тот или иной поступок, мы все время ссылаемся на обстоятельства, при которых он вынужден его совершить. (Например, убийство при самообороне и тем более при защите других людей рассматривается как нормальное и даже похвальное поведение.) Не существует действий, этичных или неэтичных "по своей природе".

Все понятия, касающиеся этической оценки тех или иных действий, заранее предполагают обстоятельства, при которых они совершаются. Например, заповедь "Не убий" значит буквально "Не совершай убийства", что не эквивалентно требованию не умерщвлять других людей ни при каких обстоятельствах (например, на войне).[31]