Но все это было не нужно. Она выбрала того, кто стоял сейчас перед ней. И она от него не откажется. А детали можно будет обсудить позже.

— Марианна жива, — ответила она. — Так называется это лицо.

«Счастье — это любить то, что нам нужно, и нуждаться в том, что любим. И получать желаемое», — подумал Янн.

— Ты вернешься с нами в Кердрюк? — спросил он.

— Да, — ответила Марианна.

В Кердрюке было все, что она ожидала от жизни.

И тут, словно они не могли больше только смотреть друг на друга, но не прикасаться друг к другу, Янн и Марианна обнялись и поцеловались так стремительно, что стукнулись зубами. Они рассмеялись, поцеловались еще раз, на сей раз нежно, но смех оказался сильнее, и так Янн и Марианна стояли, обнявшись, и смеялись, пока весь зал не подхватил их счастливый смех.

Эпилог

Говорят, это только легенда. «La nuit de samhain». Конец лета, начало черных месяцев. Ночь, когда сходятся ныне живущие и их умершие предки, когда пространство и время сливаются, когда на двенадцать безымянных часов становятся неразличимы прошлое, настоящее и будущее.

В эту ночь из туманов является иной мир, чтобы вернуть нам дорогих умерших. Мы молим их вопросить в потустороннем мире богов, демонов и фей о нашей судьбе.

Однако, когда человеческое начало сталкивается со стихиями, герои — с ненавистниками, никто не должен покидать своих близких и светлую сторону, ведь борьбу двух сливающихся миров способны выдержать лишь немногие души. Тот, кто заблудится на темных улицах или у водных врат иного мира, встретится с духами, которых могут победить только друиды и жрицы; того, кто решится выйти из дому, духи завлекут в царство мертвых, и он останется там на год. А когда вернется, никто из смертных более не в силах будет его узреть.

И все же Марианна сквозь эту ночь отправилась на море, чтобы увидеть своих дорогих умерших.

Она в одиночестве ушла с праздника, который устраивают вечером тридцать первого октября в честь покойных. Однако в этот день не только поминали умерших: Марианна и Женевьев превратили его в праздник женщин. Подобно тому, как некогда требовали этого забытые кельтские и бретонские легенды: любовь женщин стирала все границы, побеждая смерть и время.

В память женщин этого и иного миров совершали жертвоприношение — зажигали пшеничные снопы, после минуты молчания закрывали их и тушили пламя. Это был знак, что солнечный год завершился и начался новый цикл, когда будут зажжены следующие снопы. На каждый стол клали один лишний прибор, к каждому столу придвигали один лишний стул. Это место предназначалось мертвым, которых приглашали из другого мира. Потом на минуту гасили все огни, чтобы мертвые незамеченными могли взойти на свои ладьи и отправиться к себе домой. Свечи в окнах указывали им путь.

Перед каждым участником празднества стояла задача оправдаться за совершенные неблаговидные поступки и простить тех, кто его обидел, а еще составить список того, что он хочет испытать и пережить за ближайший год, до следующего samhain.

Идея составлять такие списки тоже принадлежала Марианне.

Только Янн дал Марианне знак, что в эту ночь слияния миров не готов долго ее ждать.

Янн. Были ночи с ним и ночи без него.

Были дни, когда не смолкала музыка, и дни, когда не ослабевала скорбь; в такой день прах Сидони перенесли к камням и погребли между ними. Были часы, полные чудес, когда Симон с Гретой совершили тур по винокурням Нормандии, где перегоняют кальвадос, и вернулись оттуда вместе, и решили больше не расставаться, или когда Поль и Розенн во второй раз сказали друг другу «да», и в мэрии Марианна впервые узнала, что Поль родился во Франкфурте. Поль был немец, но ничем на немца не походил. Вступив в Иностранный легион, Поль отверг свое прошлое и постарался забыть, что он — сын офицера СС. Это была тайна, бросавшая мрачную тень на всю его жизнь. Марианна и впредь ни слова не сказала ему по-немецки, такова была его воля, а ее уважение перед человеческой волей возросло, с тех пор как она обрела собственную.

Были минуты, исполненные счастья, когда Жанреми и Лорин спросили об именах, которые подойдут младенцу, и минуты, исполненные благодарности, когда Марианна смотрела из окна своей «раковины» на окрасившийся в розово-оранжевые тона Авен, где отражались небо и солнце.

А еще были все те же понедельники в гавани Кердрюка, когда Марианна встречалась со своими любимыми друзьями и говорила с ними обо всем на свете: о боге, богинях, о мире, о больших и маленьких мечтах.

А теперь она сидела у моря, в самую таинственную ночь года. Рядом она поставила складной стул. На всякий случай, если кому-нибудь из мертвых захочется сесть. Когда они явятся.

Они являлись ей каждый год. С закрытыми глазами Марианна сыграла песню для мертвых, для женщин и для моря. Песню без названия, ее пальцы сами выбирали мелодию. «Sa-un», — прошептала Марианна, величая это «время безвременья» так, как именуют его бретонцы. «Sa-un, — пророкотали в ответ волны, — ты готова совершить странствие в прошлое?»

Марианне показалось, что она слышит шаги и смех, что ощущает дуновение ветра, когда мертвые бросились бежать по песку, оставляя за собой следы.

«Ты счастлива?» — спросил у нее отец. Он сидел рядом с ней, сложив руки и глядя в черную даль Атлантики.

«Да».

«Моя неунывающая девочка».

«Я люблю тебя, — сказала Марианна. — Я так по тебе скучаю».

«У него были твои глаза, — произнесла ее бабушка, выйдя к ней из волн. — Я любила твоего деда, а после него и вовсе забыла о мужчинах. Редко какой женщине выпадает это счастье, когда один мужчина доставит тебе такое наслаждение, что после него тебе не потребуются другие».

«Он был волшебником?»

«Любой мужчина, который любит так, как заслуживает того женщина, — волшебник».

Марианна открыла глаза. Ее пальцы замерли.

Берег был пуст. На песке она не заметила никаких следов. И все-таки… они были рядом. Умершие, ночь и море. Оно подарило ей песню о мужестве и о любви, песню, пришедшую издалека, словно пропетую много лет тому назад кем-то для тех, кто застыл на берегу, не в силах броситься в неизвестность.

Интервью с Ниной Георге

Когда вы открыли в себе писательский талант?

В 1992 году, когда не отличающийся политкорректностью мужской журнал выдал мне чек на четырехзначную сумму в немецких марках за право напечатать рассказ с феминистскими тенденциями, гневный, не боящийся эротических подробностей. В виде исключения я не стала прятать его в ящике письменного стола, а отправила по почте в редакцию журнала. Мне только что исполнилось девятнадцать, и я напечатала новеллу-монолог «Слушай, заткнись, а?» («Mann, sei doch einfach still») за две ночи, в бешеном темпе. Сейчас я вижу, что для меня это был своего рода внутренний прорыв: у меня в рассказе молодая женщина поднимает бунт против всех идеологических систем, созданных мужчинами для собственного удобства, и это возмущение я облекла в форму беллетристики. По крайней мере, после этого я стала смутно догадываться, чем могло бы сделаться для меня писательское творчество: эмоциональной разрядкой, средством самовыражения, созданием словесных образов, возможностью привести в этот мир персонажей, о которых никто еще и не слышал.

Однако в конечном счете и тогда не раздались звуки гонга, я не проснулась утром с ощущением абсолютной уверенности в том, что я талантлива. Ведь писатель испытывает постоянные сомнения, мысленно повторяя: «А у меня точно есть дар?» А потом всей своей жизнью пытается ответить на этот вопрос. Ведь талант — всего лишь некий импульс, желание писать, а вот ремеслу учатся дольше. Без овладения законами ремесла талант только некая сила, охваченная безотчетной тоской, но не находящая выхода.

Мои прадеды, происходившие из Франции, были столярами-краснодеревщиками. Прежде чем талантливого ученика допускали к художественным работам, он должен был пройти школу ремесла и идеально прямо распилить огромное количество древесных стволов. Лишь потом ему разрешалось вырезать тонкие орнаментальные детали. Только научившись благодаря журналистскому опыту, чтению множества книг самых разнообразных жанров и самого разнообразного качества, а также постоянным упражнениям целенаправленно использовать эту силу, я превратила талант в умение, а распиливание стволов — в искусство резьбы по дереву. И до сих пор учусь.