Аберон неподвижно сидел в своем рабочем кабинете, невидящим взором уставившись в лежащую перед ним, открытую книгу. Мысли короля витали далеко, отвлекшись от бесполезного сейчас магического манускрипта. У ног владыки скорчился уродец Гнус, не решающийся прервать затянувшееся молчание. Наконец Холодный тяжело вздохнул, его тусклые, устремленные в одну точку глаза, оживились:
— Ну а ты, дружище, что обо всем этом думаешь?
Гнус, как обычно — обряженный нелепо и вычурно, пестрым комком выкатился на середину комнаты:
— Нужно перейти на сторону тварей и более того, попробовать разгромить ослабевшего принца демонов. Наверняка, после его гибели найдется много чем поживиться и в плане магии, и в плане богатства!
Аберон вздрогнул. Он и сам планировал предать, бросить терпящего поражение Астора, но ударить в спину вчерашнему союзнику… да такого Холодный не додумался! Он по-новому, пожалуй, даже немного уважительно, посмотрел на кривобокую фигуру трезвомыслящего любимца:
— Оттуда в таком маленьком и болезненном существе столько злости и подлости? — удивленно и в какой-то степени риторически спросил король, ни к кому конкретно не обращаясь.
— А я концентрированный! — гадко хихикнул Гнус. Его крохотные, глубоко посаженные глазки засветились мерзким вожделением:
— А после всего, твое величество отдаст мне свою родственницу — рыжую Ульрику?
Аберон сразу же вспомнил о сердечной слабости, столь явно и совершенно не вовремя испытываемой Астором к Сумасшедшей принцессе, и вздрогнул вторично. Скорее всего, коснись дело вопроса жизни и благополучия этой юной особы, принц еще найдет в себе силы побороться с кем бы то ни было. Не говоря уже о том, что боевой тандем принца и принцессы, если он вдруг когда-нибудь возникнет, может составлять весьма ощутимую угрозу для любого существа, окажись оно хоть самим Ледяным богом. И Холодный искренне понадеялся, что идея подобного союза никогда не воплотиться в реальности, потому что абсолютно не доверял ни Рыжей, ни великому демону.
— А зачем тебе моя племянница? — спросил он у гнома, возвращаясь к временно утерянной нити разговора.
— Рыженькая, страшненькая, но миленькая! — плотоядно облизнулся Гнус, его тощие пальцы рефлекторно зашевелились сами по себе, напоминая паучьи лапы. — Люблю девственниц!
«Слышал бы тебя сейчас Астор! — мысленно усмехнулся Аберон. — Если бы твои похотливые идеи достигли ушей влюбленного демона, тот быстро избавил бы тебя от причинного органа, а вместе с ним — и от бремени плотских желаний»
— Принцесса слишком опасна, — сказал он вслух. — Не забывай, что она доводится внучкой самой королеве Смерти.
— Тем лучше, — довольно ухмыльнулся уродец. — Ненавижу всю ее поганую семейку, ненавижу покойного короля Шеаррана, ненавижу ее матушку Альзиру…, — Гнус не успел договорить.
Воздух в центре комнаты неожиданно сгустился, образовав белесое, слабо светящееся пятно. Гнус с перепуганным воплем откатился в угол и спрятался за массивную серебряную статую. Аберон пораженно мигнул, неотрывно наблюдая за происходящим. Кто-то смело и самоуверенно творил окно пространственного перехода, с четкостью и быстротой — наглядно выдававшими навыки опытного архимага. Сгусток тумана уплотнился и принял форму дверной арки, щедро украшенной позолотой и резными виньетками. Холодный насмешливо фыркнул — нужно быть либо безмерно глупым, чтобы в пустую тратить силы на воспроизведение декоративных, никчемных деталей отделки, либо… тут до альбиноса наконец-то дошла суть происходящего, он запоздало ахнул и рухнул на колени. Потому что подобным, почти неограниченным запасом энергии, кроме всех известных королю чародеев, мог обладать только один маг, вернее — магичка. Созданная из пустоты дверь бесшумно распахнулась. Стройная женская ножка, обутая в туфельку из кожи саламандры, мелькнувшая в высоком разрезе полупрозрачной, серебристой юбки, шагнула на ковер королевского кабинета. Женщина, не оборачиваясь, щелкнула пальцами, и дверь мгновенно исчезла. Незнакомка спокойно пересекла комнату, не дожидаясь приглашения — величественно уселась в опустевшее кресло, где еще минуту назад сидел сам Холодный и кончиками белоснежных, тонких пальцев, сняла полумаску, прикрывавшую ее лицо. Аберон затаил дыхание, не смея поднять глаза.
— Посмотри на меня! — властно потребовала женщина низким, грудным голосом.
Аберон несмело поднял взор. Густые, вьющиеся, цвета беззвездной ночи локоны обрамляли узкое лицо, каскадом падая на плечи и спускаясь до пояса. Умопомрачительно глубокое декольте являло почти не закрытую тканью грудь, казалось, выточенную из бесценного розоватого мрамора. Огромные черные, опушенные самыми длинными в мире ресницами, очи — смотрели холодно и высокомерно. Вишневые губы, пухлые и аппетитные, сложились в несмешливую улыбку. В мертвой тишине было слышно, как притаившийся в углу Гнус жадно сглотнул и шумно перевел дух, завороженный недоступной красотой нежданной гости. Женщина правильно расценила услышанные звуки и весело расхохоталась:
— Нравлюсь?
— Госпожа, — урод на карачках подполз к красавице и униженно распростерся у ее ног, лобызая острый кончик кокетливо выставленной туфельки, — твой смех напоминает стук бесценных алмазов по золотому блюду…
Женщина довольно усмехнулась и милостиво протянула Гнусу свою лилейную кисть, позволяя безобразным губам запечатлеть на ней верноподданнический поцелуй.
«Да она всего лишь самовлюбленная эгоистка! — с ужасом понял Аберон. — И этой пустоголовой женщине повезло встать у кормила власти и выпала возможность вершить наши судьбы? Спаси нас, благое провидение!»
И правда, было от чего испугаться. Женская глупость во много раз превосходит мужскую, ибо всегда найдутся корыстные льстецы — ей бесконечно потакающие. Женская жестокость во много раз превосходит мужскую, ибо даже самый жестокий мужчина способен пощадить женщину, но женщина мужчину не пощадит никогда. И наконец, женская ненависть во много раз превосходит мужскую, потому что озлобленная женщина чаще всего, быстро забывает справедливую причину, движущую обидчиком, но саму обиду помнит вечно. Спасите нас боги от дур, и еще более — спасите от красивых дур дорвавшихся до власти, опасных вдвойне…
Все эти мысли с быстротой молнии промелькнули в мозгу расстроенного Аберона, потому что он уже понял, кем на самом деле являлась его незваная гостья.
— Ну, — требовательно прикрикнула женщина, — а ты чего ждешь?
Усилием воли, король заставил себя склониться и вскользь чмокнуть кокетливо подставленную руку. Женщина откинулась на спинку кресла с видом сытой кошки, объевшейся жирной сметаной.
— Итак, — теперь в ее голосе явственно слышались удовлетворенно-мурлыкающие нотки, — кто-то совсем недавно упоминал, как сильно он ненавидит принцессу Альзиру!
Аберон недовольно покривился. Как ни недолюбливал он свою умалишенную сестру, но все же, с родственниками он предпочитал разбираться сам, без вмешательства вездесущих демонов. Грязное белье на людях не стирают, сор из избы при посторонних не выносят, а тем более — из избы королевской. Но гостье, похоже, оказались совсем неведомы куртуазные правила приличия, хотя бы показные, которых так любил придерживаться щепетильный и брезгливый эльф.
— Госпожа Ринецея, — король старался совместить всю доступную ему вежливость с минимально отпущенными ему в данной щекотливой ситуации крохами собственного потрепанного, марионеточного авторитета, — я полагаю, что члены королевской семьи рода эль-Реанон ни в коей мере не подходят в качестве объекта для грубых шуток.
— А мне начихать, чего ты там полагаешь, — нахально, нарочито грубо, почти выплюнула демоница. — Ты сейчас находишься совсем не в том положении, чтобы что-то полагать. Это ты полагаешь, а я — располагаю! — и она демонстративно поставила острый каблучок туфельки прямо на горностаевую мантию коленопреклоненного эльфа.
Аберон снова поморщился. Все-таки, дурные манеры госпожи Ринецеи являли разительный контраст со всегда безупречным поведением ее брата, принца Астора. Но, разумеется, об этом король предпочел умолчать.
