Я в это не верю. Что я знаю точно, так это то, что его визит не принесет ничего хорошего. Нужно быть в два раза бдительнее, чем обычно.

Покидаю кабинет и предоставляю доступ ко всем помещениям людям в масках, которые осматривают их тщательно, но на удивление аккуратно. Шеффилд тем временем беседует с Крейвеном и Дженни, а затем задает несколько вопросов одному из клиентов. Пока его люди проводят жалкое подобие обыска, он не обращает на меня ни малейшего внимания, но я не позволяю себе радоваться по этому поводу. И, как оказывается, не зря.

Покончив с осмотром помещений, законники покидают «Тень», и Шеффилд безошибочно находит меня цепким взглядом.

– Еще увидимся, Даниэль, – говорит он напоследок, а затем выходит за своими людьми.

Смотрю ему в спину и мысленно произношу: «Надеюсь, что нет».

Что-то подсказывает, что надеждам не суждено сбыться.

Помогаю сотрудникам с уборкой, ведь несмотря на аккуратность службы безопасности, после обыска в салоне остался беспорядок. После этого ухожу в штаб, где тоже убираюсь. Все на своих местах – криво лежащие на диване подушки, неизменная кружка Рори на журнальном столике, нет только сумок парней, но помещение все равно кажется пустым.

Падаю на диван и прокручиваю разговор с Шеффилдом, все еще не в силах уложить в голове, что он был именно таким. Пусть и со скрытыми угрозами, которые явственно чувствовались во фразах Эдварда, но общение было до странности нормальным. И это не вызывает ничего, кроме нового приступа тревоги.

Бессонная ночь и жуткая усталость сегодняшнего дня, как и бесконечный поток мыслей выключают сознание из реальности, и я проваливаюсь в беспокойный сон.

Просыпаюсь ближе к вечеру, ощущение тревоги никуда не делось, зато к нему добавились головная боль и адский голод. Раздумываю над тем, купить еду, поужинать в штабе и вообще остаться здесь на несколько дней или вернуться домой. Несмотря на то, что событие, из-за которого я хотела остаться в одиночестве, уже случилось, мне не кажется умным сразу же отменять задуманное. Возможно, Шеффилд оставил кого-то за мной следить. И чтобы убедиться, так это или нет, придется выйти и проверить. Поход за ужином будет как раз кстати.

Подхватываю куртку и спешу на выход. И только заперев дверь, вспоминаю про Кейда, который ждет в моей квартире. Черт! А если он выполнит свое обещание и явится сюда, когда я не приду? Ему нельзя здесь светиться.

Тяжело вздохнув, решаю отправиться домой. Там же можно будет поужинать и разобраться с Органа. Спускаюсь со ступенек и делаю не больше трех шагов, когда кто-то набрасывается на меня сзади.

Мои руки пытаются зафиксировать. Действуя на инстинктах, вырываю одну из захвата. Выхватываю нож и пытаюсь отбиться. К лицу прижимают пропитанную вонючей дрянью ткань. Задерживаю дыхание, но это не помогает. Разум плывет, но я не прекращаю попыток отбиться.

Над ухом раздается болезненное шипение, возвещающее о том, что я по крайней мере ранила нападающего. Рот и нос зажимают крепче. Зрение туманится. Сопротивляться не получается. Сил нет.

Нож выскальзывает из захвата, а борьба становится бесполезной. Последнее, что я чувствую, – меня утаскивают в переулок. А перед тем, как отключиться, вижу свои пальцы, залитые кровью противника.

Сознание возвращается медленно и неохотно. До слуха доносятся громкие голоса, за которые я цепляюсь изо всех сил, чтобы не провалиться обратно в забытье. В висках беспрерывно пульсирует, волнами накатывает тошнота, а в горле так сухо, будто я не пила по крайней мере неделю.

Заставляю себя сконцентрироваться на споре, а судя по интонациям это именно он, и отодвигаю подальше неприятные ощущения во всем теле, что совсем непросто.

Несколько минут лежу, сохраняя неподвижность, и глубоко дышу, борясь с дурнотой. Скорее всего мои похитители еще не заметили, что я пришла в себя. Стоит этим воспользоваться. Легче подумать, чем сделать. Кажется, прими я хотя бы подобие вертикального положения, меня вновь заберет чернота. Или вывернет наизнанку.

С трудом поднимаю отяжелевшие веки. Требуется несколько попыток, чтобы поймать фокус и осмотреться. Я в небольшой комнате с минимумом мебели. Кроме покосившегося комода, стула в углу и дивана, на котором лежу, здесь ничего нет. Из помещения ведут две двери, за одной из них и ведется уже тихий разговор. Прислушиваюсь, но не могу выделить ни слова, лишь бесконечный бубнеж.

Упираюсь ладонью в диван и без лишней спешки принимаю сидячее положение. Приходится стиснуть зубы, чтобы преодолеть желание избавиться от содержимого желудка. Хотя прошло уже больше суток с тех пор, когда я в последний раз ела, что еще хуже. Ненавижу горечь желчи на языке.

Еще несколько минут уходит на то, чтобы совладать с собой и подняться. Ноги подрагивают, а голова раскалывается, но хотя бы тошнота немного отступила. Плетусь к той двери, за которой все это время сохранялась тишина. Нужно поискать хоть какое-то подобие оружия, нож я потеряла, а пистолет у меня забрали – за поясом пусто.

Осторожно давлю на ручку, и она беззвучно поддается. За дверью оказывается крошечная, под стать комнате, ванная. Быстрый осмотр ничего не дает. Оглядываюсь на стул, можно разломать его и использовать ножки в качестве средства обороны. Но в первую очередь следует избавиться от тянущего ощущения на коже и горького привкуса на губах, не хватало получить еще большую интоксикацию от той дряни, которой меня вырубили. Включать воду небезопасно, это могут услышать, но жажда столь нестерпима, что я решаю рискнуть.

Быстро прохожу в ванную, включаю минимальный напор, под который тут же подставляю ладони. Умываюсь и вдоволь напиваюсь воды из-под крана. В тот же миг чувствую себя в десятки раз лучше. Рядом с раковиной обнаруживается полотенце, но и не думаю пользоваться им, позволяя ледяным каплям стекать с лица. Ненавижу это ощущение, но сейчас даже рада ему – приводит в чувство.

Делаю еще несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего решаю – пора. Конечно, я в полной мере осознаю, что не в форме, но ждать, когда ко мне вернется способность постоять за себя, нет времени. Решительным шагом направляюсь из ванной, намереваясь расколотить стул и попытаться разобраться с похитителями.

Застываю на пороге, потому как в тот же миг, как я выхожу из ванной, распахивается вторая дверь.

– Шон? – пытаюсь воскликнуть, но изо рта вырывается лишь хриплый шепот.

– О, ты очнулась, отлично, – с облегчением говорит брат, направляясь ко мне.

Прочищаю горло и спрашиваю, настороженно глядя ему за спину:

– Какого черта? Кто нас похитил?

Шон растерянно моргает, замерев на полпути.

– Похитил? Дани, нас не похищали. Не волнуйся, все это лишь недоразумение.

Начинаю злиться, пальцы сжимаются в кулаки.

Как это понимать, черт возьми?

– Это ты недоразумение, Шон! Выкладывай уже! Что происходит?

– Я… – начинает он, но замолкает, когда до слуха доносится женский голос.

– Даниэль? – произносит показавшаяся на пороге мама.

На ней мятый брючный костюм насыщенного зеленого цвета. Несколько локонов выбились из прически, глаза покраснели, а веки припухли, но, похоже, ее вообще не волнует непрезентабельный внешний вид.

– Мам, – выдыхаю с облегчением и направляюсь к ней в обход Шона.

Она плетется навстречу. С каждым шагом слез в ее глазах становится все больше и больше, пока она не дает им волю и не начинает рыдать.

– Милая, ты в порядке? – всхлипывая, спрашивает мама, заключая меня в такие крепкие объятия, что почти перекрывает доступ к кислороду.

– Да, – отвечаю ей в волосы.

Оборачиваюсь и выжидательно смотрю на брата, давая понять, что мне все еще нужны ответы.

– Ты слышала, что произошло с отцом? – спрашивает Шон, отчего мама начинает плакать еще горше и цепляться за меня так, будто я ее единственное спасение.

Решаю не рассказывать о том, что присутствовала при казни, это может возыметь еще более негативный эффект.