— Я тебе прямо сказал — без рукоприкладства. Чтобы все по согласию было, — произнес он.

— Так, скрутить, то разве рукоприкладство? Это так… — мужчина оскеся, заметив недобрый взгляд Кузнецова, и добавил: — Но я же, как вы сказали, заговорил и к вам привез.

— Ступай, — пододвинул к нему деньги Кузнецов. — Если понадобишься — я дам знать.

Лев Павлович забрал деньги и моментально убрал во внутренний карман.

— Благодарствую, Ваша светлость, — поклонился он и покинул кабинет.

Кузнецов же встал, прошелся по кабинету и уставился в окно. С минуту он размышлял, после чего громко крикнул:

— Харитон!

В кабинете тут же появился невысокий, сгорбленный мужчина с сединой в волосах.

— Господин, звали?

— Харитон, где сейчас Константин?

— Так это… На заднем дворе, на веранде. Со Светланой Семеновной изволят чай пить.

— Хорошо, — вздохнул глава рода, сложил руки за спиной и уверенным, целенаправленным шагом направился прочь из кабинета. — Пойду тоже… чаю попью.

Константин усмехнулся, глядя в спину удаляющейся служанки, и покосился на Светлану, что сидела рядом.

Девушка откровенно наслаждалась приятным ароматным чаем и сидела в кресле, полуприкрыв глаза.

— Ежевичное варенье, — задумчиво произнесла она и хохотнула. — Неплохо.

— Последнее время меня начинает раздражать ее неутолимая тяга угодить, — произнес брат, нагнулся к столу и взял сушку, которую макнул в клубничный джем. — Что на нее нашло? Последние пару месяцев она чрезмерно…

— Папенька перестал ее звать к себе в кабинет для проверки расходов и доходов домовладения, — пожала плечами Светлана.

— А разве этим не Харитон занимается? Вроде бы, он управляющий и…

Заметив, как взглянула на него сестра, парень умолк, несколько секунд помолчал, после чего произнес:

— Я понял. Там ни о каком учете речи не шло. Однако разве это…

— Она не молодая девушка, Костя. Да и место хорошее. А вот взять новую служанку себе в фаворитки папенька вполне может. Вот и пытается привязать нас к себе.

Константин тяжело вздохнул и произнес:

— И вся чернь живет вот этим… Теплым местом, едой и плотскими утехами.

— Думаешь мы сильно от них ушли? — с вызовом приподняла одну бровь Светлана. — Или ты думаешь, что среди высшей знати по-другому?

Видя, как задумался брат, девушка продолжила:

— Ничего нового ты там не увидишь, Костя. Та же тяга к хорошей еде, алчность, похоть и жажда власти. Разница лишь в том, что там действуют тоньше, незаметнее и аккуратнее. Тот еще серпентарий. Там выживает не тот, кто честнее, а тот, кто хитрее и наглее.

— С твоих слов, наш отец как раз такой же, — с легкой усмешкой произнес Константин.

— А разве нет? — взглянула на него с интересом Светлана. — Только не говори, что его слова о чести, долге и слове дворянина…

Теперь уже Константин смотрел на сестру с легким удивлением.

— Нет конечно. Я, по-твоему, совсем идиот и ничего не вижу? — усмехнулся Константин и умолк. Секунд пять он молчал и нехотя произнес: — Просто…

— Что?

— Ничего, — отмахнулся Константин.

— Боишься, что твоего яда не хватит для этого серпентария? Или…?

— Иногда слова о долге, чести и достоинстве можно… Трактовать по-разному, — задумчиво произнес брат.

Повисла небольшая пауза. Девушка снова пригубила чаю, стрельнула взглядом из-под полуприкрытых век на брата и спросила:

— Чем тебе не угодил тот фермер? Федор, кажется.

Константин тоже спокойно пригубил чаю, после чего произнес:

— Наглый, грязный, бедный и, что самое главное — простолюдин, — спокойно произнес Константин и взглянул на сестру. — Этого мало?

— Ты неисправим, — вздохнула Светлана и посмотрела в сторону дома, откуда к ним приближался отец. — Как думаешь, он чаю решил попить или все же тот слуга тебя сдал?

— Разумеется, сдал, — хмыкнул Кузнецов младший. — Ты в этом сомневалась?

— Нет. Если ты знал, что сдаст, то зачем?

Константин вздохнул, кинул взгляд на сестру и развел руками.

— Не мог отказать себе в малом удовольствии. Я ведь не железный.

Светлана закатила глаза и театрально вздохнула.

— Отец, — поднялся Константин, когда Семен Гаврилович оказался рядом.

— Папа, — привстала Светлана.

— Садитесь, не на церемонии, — буркнул он, усаживаясь за стол. — Как чай? Чья глупость с ежевичным вареньем?

Светлана улыбнулась и глянула на брата.

— Мы со Светланой поспорили, есть ли у нас вообще в городе ежевичное варенье, — подал голос Константин. — По моему сугубо личному мнению, если существует сладкая ягода, то скорее всего из нее делают варенье.

— Ежевика не имеет собственного яркого вкуса, — тут же подхватила девушка. — Это глупо — делать просто сладкое варенье. У нас и ежевику-то еще поискать надо, а варенье… тем более. Поэтому я уверена, что даже в у нас в столице такого не найти.

— В столице есть все, — уверенно заявил Константин и покосился на отца. — Ну, или почти все.

— То есть вы опять за старое, — кивнул он своим мыслям. — Сначала не та скатерть, потом самовар грязный, а закончили… ежевичным вареньем.

Семен Гаврилович откинулся в кресле, оглядел детей и упер недовольный взгляд в Константина.

— Я объяснял свое дело. Объяснил, что мне нужен этот Горт. Нам необходимо договориться. Однако ты… — начал было отец и умолк. Стараясь не показывать гнева, он втянул носом воздух и продолжил: — Ты, своим поведением и поступками пустил все коту под хвост. Я хочу услышать хоть одну вескую причину, по которой ты рушишь мои планы. Хотя бы одну.

Константин не торопясь взял чашку, пригубил чай и посмотрел на родителя.

— То, что ты не знал — не уместно. Я прямо тебе объяснил, что и зачем я делаю, — стальным тоном произнес Семен Гаврилович.

— Во-первых, я не оскорблял, не угрожал, не трогал пальцем и не просил наносить какой-либо вред этому простолюдину, — спокойно произнес Константин. — Во-вторых, то, что ему не нравится быть чернью — это его дело. В третьих…

Тут парень поставил чашку на стол, выпрямился и упер жесткий взгляд в отца. Глаза в глаза.

— В-третьих, это дело чести. Он вошел в купе в поезде и не поклонился. Чернь вел себя с нами, как с равными. Я знаю, что были прецеденты, и чернь основывала рода. Да, было. Может и этому свезет, но он не стремился подняться до нашего уровня. Напротив… — тут Константин изобразил суровую физиономию и продолжил: — Он опустил нас до его уровня. А это прямое…

— Ты передергиваешь факты, — рыкнул Семен Гаврилович.

— Император! Честь! Достоинтво! Слово! — перебил его сын. — Чьи это слова? Кто неоднократно повторял мне это и кто вбивал в меня это с пеленок⁈

Кузнецов вскочил с кресла, сверкнув глазами, отвернулся, секунд десять постоял, после чего принялся выхаживать по веранде.

— И я напомню, что пальцем его не трогал, не оскорблял и не подстрекал к его наказанию, — уже спокойно произнес Константин. — Будь на моем месте кто-то из знатного рода, и этого нищеброда отхаживали бы плетью.

— Хорошо, — прохрипел Семен Гаврилович. — Ладно…

Он еще раз глянул на сына, развернулся и направился к дому.

Константин же кашлянул, взял чашку и откинулся в плетеном кресле. Секунды три он провожал отца взглядом, после чего шумно, словно простолюдин, отхлебнул из нее чаю.

В этот момент раздались легкие хлопки.

— А ты хорош, — уважительно произнесла она, даря брату аплодисменты.

Константин поджал губы, глянул на сестру и одобрительно кивнул, наслаждаясь моментом.

— Евгений дела ведет, он важный, — со знающим видом сообщил Дмитрий, сидевший у деревянного ящика, в котором были навалены елочные игрушки. — Постоянно куда-то ходит, с кем-то говорит. Часто просто так ходит, но иногда приходит довольный и пьяный.

— Чем хоть он занимается? Что за дело у него? — спросил Горт, поправляя ящики, на которые положил доски от топчана. Тот оказался с гнилыми ножками, и кроме досок, с него было нечего взять.