Таким образом, частный нотариус стала очередной жертвой имущественной войны и борьбы за передел собственности, активизировавшейся в Москве в последнее время. Напомним, что Журавлева была застрелена неподалеку от своей конторы, когда направлялась утром на работу. Киллер выпустил в нее пять пуль из пистолета Макарова с глушителем, две из которых – в сердце и в голову – стали смертельными. В настоящее время Майков уже дает признательные показания, ведется розыск непосредственного исполнителя этого преступления».

Дикторша продолжала рассказывать следующие новости, а с дивана донесся радостный вопль:

– А-а-а!!! Гена! Геныч! Ты слышал?! Все получилось!!! – Зойка вскочила, молитвенно сложила руки и возвела глаза к потолку. – Господи, благодарю тебя, Господи!

Геннадий тоже не удержался – бросился обнимать Зою, уткнулся губами в ее стриженую голову, прижал к себе изо всей силы.

– Зойка! Ну вот… вот! – только и мог произнести этот скупец на слова и эмоции. На минуту они замерли друг у друга в объятиях.

– Это надо отпраздновать! – сказала девушка, оторвавшись наконец от него и глядя сияющими глазами, в которых так и плясали темные крапинки. – Давай купим вина! Хоть я и не пью, но сегодня напьюсь до чертиков! Боже мой… я снова свободна… свободна от этих чудовищных подозрений, от постоянной угрозы, от страха! Только… – на ее лицо вдруг набежала мрачная тень, – жалко мне этого мужика, как его, Майкова…

– Ты что же, думаешь, что они взяли невинного ангела? Да наверняка про захват завода и про преступную группировку, с которой он связан, – это правда. Просто ему вдогонку навесят убийство. Или сторгуются с ним, чтобы взял убийство на себя, а за это ему скостят срок или закроют глаза на другие преступления. Этот способ часто используется, чтобы закрыть «висяки».

Зоя задумалась.

– Знаешь, мы ведь действительно с теть Ниной готовили эту сделку по продаже завода. И кажется, тетка как-то обмолвилась, что никогда еще она не работала под таким давлением. Вдруг этот Майков и в самом деле имеет отношение к убийству?

– Вот видишь!

– Не зря мне подкинули договор именно по этой сделке. Легостаев хотя и говорил, что он попал ко мне случайно, но я все же убеждена, что его подложил кто-то в конторе.

– Да и черт теперь с ним.

– А вдруг это правда?

– Что?

– Что теть Нину убили из-за этой сделки, а не из-за Легостаева?

– Какая теперь разница?

– Такая. Это значит, что в нашей конторе у Майкова есть сообщник.

– Ну вот. Снова здорво. Не забывай, что представление, которое мы сейчас видели, было организовано Ивановым. И если б не он, никогда бы ФСБ не заинтересовалась этим убийством. А сейчас они просто взяли более-менее приемлемую версию, похожую на правду.

– А если это вовсе не Иванова работа? Если следствие само пришло к такому выводу? – Она высвободила свои локти из его рук и уселась на диван.

Гена присел рядом с ней, помолчал немного, раздумывая, а затем сказал:

– Но Иванов же еще вчера говорил, что материалы по убийству забрали в ФСБ… Нет, я убежден, все это сделано по его звонку. И если освободят Легостаева, это будет лишним тому подтверждением. Так что не ломай голову, не запутывай все.

– Знаешь, мне еще не дает покоя бриллиантовая пыль, что была у тетки в сейфе. Кого она хотела ею отравить? Может быть, сообщника, а вернее, сообщницу Майкова? – упрямо продолжала Зоя.

Геннадий закатил глаза:

– О, она опять за свое… Неужели ты не можешь просто радоваться тому, что все удачно разрешилось? Так или иначе, а тебя больше ни в чем не подозревают. Вот все вы женщины такие… Занимаетесь самокопанием, накручиваете на ровном месте, все усложняете… Мне тоже интересно узнать про этот чертов порошок, но я же не донимаю тебя разными бессмысленными идеями. Я хотел даже написать исследовательский очерк о бриллиантовой пыли и взять за основу случай с твоей теткой. Вспомнил несколько исторических фактов, связанных с легендами о великих отравлениях. Ну не сможем мы теперь узнать, кого она хотела отравить, ну и что? В этом убийстве и без того много загадок, которые мы, похоже, никогда не разгадаем. Так что забудь и просто наслаждайся тем, что все удачно складывается. Кстати, помнится, ты говорила, что у вас в Мирном кого-то из высокопоставленных чиновников отравили таким способом. Может, расскажешь поподробнее? Или мне сгонять в библиотеку, чтобы поднять архивы старых газет?

– А-а, значит, тебя все-таки зацепило! – Зоя, мгновенно забывшая о мучивших ее мыслях, с видом победительницы повернулась к нему. – А как ты с самого начала смеялся надо мной! Скептик… Так и быть, расскажу тебе кучу таких историй, так что недостатка в материале для очерка у тебя не будет. Только сначала идем за вином и отпразднуем! Ты и в самом деле прав. Чего я все раздумываю над этим убийством? Тетку ведь этим не вернешь. А если в конторе ей кто-то и гадил, так я все равно выгоню всех этих фурий! – Она радостно рассмеялась.

– Погоди, может, отпразднуем в Москве? Нам же надо возвращаться. Меня на работе ждут, а тебе еще должны отдать документы, извиниться перед тобой – ты помнишь свои условия?

– Хм… а потом снова лететь сюда, в Якутск? Может, сразу отдать Иванову камень?

– Нет. Надо выполнять все до конца, как договаривались. Отдашь сейчас камень, и Легостаев может остаться за решеткой. Кстати, уже можно включить телефоны, будем теперь ждать от него звонка.

– Да, ты прав. Но… давай полетим завтра? Вот прямо с утра. А сегодня я хочу веселиться!

– Ну хорошо, – сдался Гена, не особенно противясь такой перспективе. – Тогда сейчас едем за билетами, потом в магазин, а по дороге я позвоню Иванову.

В тот вечер Геннадию пришлось сдаться и еще раз. И Зоя убедилась, что он вовсе не импотент. «Просто закоренелый холостяк, который боится женщин и серьезных отношений», – сделала она утром вывод, о чем и не преминула ему сообщить мурчащим голосом, поблескивая потемневшими от усталости и блаженства глазами.

– Товарищ майор!

– Отстань!

– Товарищ майор, неужели вы не понимаете? Да не того они взяли, не того! То есть, может, Майков и виновен в захвате завода, но убийство Журавлевой организовано не им.

– Достал ты меня уже… Вот есть замороченный, не зря тебе, собственно, такую фамилию дали! Ты ж сам эту версию выдвигал! Да он и признался уже! Все газеты сегодня пестрят новыми подробностями. Что тебе еще?

– На Лубянке кто угодно в чем угодно признается. Скажите мне фамилию следователя, кто дело забрал. Открылись новые обстоятельства. Я должен доложить!

– Нет, ну подсунули сотрудничка! – Никоненко встал из-за стола и подошел к окну, вытащив на ходу свой клетчатый платок и по привычке прикладывая его ко лбу. – Мне же приказано было не совать туда нос, не мешать, и я тебе об этом говорил, предупреждал! А теперь ты пойдешь к федералам и прямо вот так и вывалишь, что их распоряжение не выполнено!

– Если что, я сам отвечу за свои действия! Вы же и в самом деле не виноваты, что я все-таки поехал в СИЗО, – настаивал старший лейтенант.

– А… фук с тобой! Хочешь нарываться – нарывайся! – Терпение Никоненко кончилось. Этот упертый старший лейтенант почти битый час тянул из него жилы: пепельница была полна окурками, а во рту у него стоял кислый привкус, который очень хотелось смыть только что принесенным старлеем коньяком. Все равно ведь попрется в ФСБ да еще нажалуется, что его не пускали!

Майор вернулся к столу, открыл сейф, достал из него документы и переписал оттуда на бумажку фамилию сотрудника ФСБ, по чьему требованию он передал туда дело об убийстве Журавлевой.

– На! Ищи приключений на свою ж… – протянул он ему листок.

Заморочнов взял бумажку, вчитался в неразборчивый почерк начальника. В этот момент зазвонил телефон.

– Слушаю! – гаркнул в трубку Никоненко.

– Ну, я пошел? – шепотом, чтобы не мешать, спросил довольный старлей и встал со своего места. Но Виктор Петрович жестом остановил его. Заморочнов опять присел, досадуя на задержку. Никоненко поговорил по телефону и вновь обратился к старлею: