Конечно, с детства его представления о милиции сильно изменились. И в особенности когда началась его собственная служба в органах. Уже несколько раз за недолгую свою карьеру ему пришлось столкнуться с коррупцией, с откровенными подставами, с продажностью сослуживцев. Заморочнов не то чтобы ощущал себя борцом за правду и справедливость, нет. Он просто хотел хорошо, профессионально делать свою работу. И считал ниже своего достоинства иметь отношение к грязным делам, которые стали неотъемлемой частью системы. А она становится не правоохранительной, а праводиктующей. Однако, как это уже понял Алексей, вся беда в том, что если ты не подчиняешься системе, стараешься быть вне ее или действовать вопреки принятым правилам, она тебя изживет. Вытолкнет, выдавит или вообще уничтожит. Он ушел бы из органов совсем, но все чего-то тянул, ждал. Может, память об отце пока не отпускала, а может, глаза матери. Поэтому после последнего случая в УБЭПе, когда в расследуемом им деле по торговле левыми лекарствами под срок подвели молодого парня, а его пузатого директора отмазали по всем статьям, Алексей решил перейти в уголовку. Он считал, что здесь все должно быть проще и честнее: есть хулиганы, грабители, убийцы, бандиты – и их надо просто ловить и наказывать.

В случае с убийством нотариуса Заморочнову хотелось лишь одного: чтобы не осудили девчонку понапрасну. Если же выяснится, что племянница действительно так цинично подставила свою тетку под пули, то пусть она ответит, что называется, по всей строгости. Сердцем, конечно, Заморочнов не верил, что Зоя виновна, но рассудок требовал быть объективным. «Что ж, – сам себя подбадривал старлей, – вести дело поручено мне – значит, мне и карты в руки. И как бы там майор ни распинался, но если убийство совершено по профессиональным мотивам, то я это докажу».

Никоненко, конечно, устроил сегодня им нагоняй по заслугам, думал Алексей. Но с другой стороны, майора явно понесло не в ту степь. Ведь совершенно очевидно, что он старается свалить все на девчонку, чтобы закрыть побыстрее дело. Для него Зоя со своим наследством – легкий, красивый вариант; просто бери и отчитывайся перед начальством. Почему он хочет свести все к банальной бытовухе? Понятно: не желает влезать в разборки между криминальными группировками, если они тут замешаны. Подобное дело начнешь копать – себе дороже может выйти. Или выговор схлопочешь, или пулю – если докопаешься. Как это майор вчера утром сказал? Там, где большие деньги, большие люди. Или нет, вот как: за состоятельными людьми стоят еще более состоятельные. Такие, как правило, жалости не имеют.

Ну уж нет, если девчонка не виновата, то он, Алексей, приложит все силы, чтобы ее выручить. Пусть даже преступление останется нераскрытым висяком. В любом случае Заморочнов постарается докопаться до истины. А для начала эту девчонку надо хотя бы отыскать, ведь ее показания могли бы представлять для следствия серьезную ценность.

В столе у него лежала Зоина сумка. Алексей достал ее и в который раз за сегодняшний день начал перетряхивать, перебирать ее вещи, в поисках хоть какой-нибудь идеи, подсказки – что же на самом деле случилось вчерашним дождливым утром и какое имеет к этому отношение странная девушка Зоя.

Так… Эта вот пачечка долларов – предположительно ее гонорар за договор. Десять тысяч рублей, что оказались с ними в одном конверте, Заварзиной уже вернули. Та, как рассказывал Саватеев, раскудахталась, как курица: спасибо, спасибо, значит, эту преступницу уже поймали? Папка с документами, среди которых лежал и тот самый договор купли-продажи завода. Все бумаги, кроме договора, несерьезные, договор среди них как залетная, нездешняя птица, потому и вызвал подозрения. В сумке находился и пустой, абсолютно новый блокнот, на первой странице которого записан только один номер телефона – тот самый, «Резерв-техники». Причем записан как-то странно: ни пометок, ни имени, только цифры. Что здесь еще… Наушники, плейер, косметичка, ключи, использованный билет в метро, ручка. Какие-то фантики от жвачек и леденцов. Кошелек, в котором денег – кот наплакал. Темный пузырек с лекарством – «Eleuterococcus», такую же микстуру его матери от неврозов прописали. Книжка – сборник рассказов Гарднера об адвокате Мейсоне. «Приятная вещица, – отметил Заморочнов, – классика психологического детектива, образец логического мышления. Если девчонка увлекается литературой подобного рода, то, возможно, поймать ее будет непросто».

Алексей вспомнил ее глаза. Какого они глубокого серого цвета – никогда он таких не видел. Обычно серыми называют глаза, близкие к голубым. А эти – совсем темные, цвета червленого серебра. Там, на месте убийства, когда Зоя вырывалась у него из рук, они так и сверкали стальными, жесткими искорками. А сегодня у лифта они были испуганными, оторопелыми, застывшими от неожиданности. Ну не может девушка с такими красивыми глазами замышлять такое жестокое преступление!

– Фу ты, Господи, – Алексей тряхнул головой, как будто сбрасывая с себя наваждение. Что это он опять про глаза ее вспоминает? Алексей обнаружил, что держит в руках паспорт Зои Семеновны Журавлевой и изучает ее фото.

Что это он хотел сделать? Ах да, передать фотографию на копирование, чтобы разослать по всем отделениям милиции.

«Эх, Зоя, Зоя. Если бы ты не сбежала, не пришлось бы мне тебя сейчас в розыск объявлять», – думал старлей.

На диване перед Зойкой лежали сегодняшние газеты, в которых на все лады журналисты расписывали громкое убийство нотариуса. В самых смелых публикациях девушку откровенно называли «кровожадной наследницей» и «змеей, пригретой на груди». Но казалось, что не эти избитые эпитеты произвели на нее большее впечатление. Удирая от милиции и добираясь до Генкиной квартиры, она уже успела как-то сжиться с мыслью, что ее подозревают в убийстве родной тетки. Сама причина этих подозрений – вот что стало для Зои еще одним неожиданным потрясением.

– Боже мой! Тетка оставила мне наследство… – как безумная то и дело повторяла она.

– Тебе ли как юристу не знать, что ничего ты не получишь, если докажут, что ты тетку заказала? – со вздохом сказал Геннадий.

– Не докажут. Это же глупость несусветная! Все прояснится… и мне перейдет все, что там у тетки было…

Гена видел, что его подругу бьет нервная дрожь, а на лице блуждает жалкое подобие ее обычной дерзкой улыбки. «Делает вид, что озабочена наследством, хотя в действительности напугана до полусмерти», – констатировал он мысленно. А вслух произнес:

– Зой, успокойся. Я понимаю, в этой дикой истории ты пытаешься найти хоть какое-то для себя утешение, но сейчас надо взять себя в руки и понять, что делать.

– Нет, я на самом деле очень рада, что тетка позаботилась о моем будущем. Да мне же и работать не надо будет!

– Лучше подумай, как ты докажешь свою непричастность к ее смерти, – говорил Генка, пытаясь вернуть ее в действительность. – Ты хоть понимаешь, что после того, как ты ударила сумкой этого мента, подозрения против тебя только усилятся? Это у них знаешь как называется?

Зойка испуганно посмотрела на него и пролепетала:

– Знаю…

– Как? – поощрял ее Генка к возврату в разумный мир.

– Сопротивление работникам милиции!

– Вот именно! Они же тебя теперь…

– А что мне было делать?! – защищалась Зоя. – Позволить упрятать меня в кутузку? Сам же знаешь: попадешь туда, потом не вырвешься! Если что – я в любое время могу сама к ним прийти. Может, я так и сделаю, только сначала во всем разберусь. Слушай, спасибо тебе, что ты вовремя успел меня предупредить! – хоть и запоздало, но с чувством поблагодарила она его.

– Не представляю, как ты намерена в этом разбираться. – Геннадий гнул свою линию. – Ты же осталась без всего: без денег, без документов. Ну что ты будешь теперь делать? Я, конечно, помогу чем могу, но…

Зоя начала нервно расхаживать по комнате, размахивая пачкой газет.

– Сейчас, сейчас мы что-нибудь придумаем… Нет, Ген, ты представляешь? Ни с того ни сего у меня – квартира, машина, что там еще у тетки было? Как ты думаешь, счет в банке был?