Лугальбанда грозно нахмурился, а воришка съежился и забился в дальний, наименее освещенный угол кабинета.

Ницан приветливо ему улыбнулся и спросил:

– Ты меня помнишь?

Воришка отвернулся и ничего не ответил.

– Тебя спросили о чем-то! – рявкнул Лугальбанда.

Воришка еще раз взглянул на Ницана.

– Так как – помнишь? – спросил сыщик. – Ты меня обчистил и тут же постарался удрать. Но почему-то не удрал. Уселся на обочине. Так?

– Ну.

– Ты ведь тогда уснул, верно?

– Ну.

– Вспомни, что тебе снилось.

– С ума сошел, что ли?

– Вспоминай, – вмешался Лугальбанда. – Зачтется как помощь следствию. Только без вранья!

Воришка тяжело задумался. Ему очень хотелось воспользоваться нежданно-негаданно свалившимся шансом. Но грозный вид мага-эксперта его изрядно пугал.

– Давай-давай, – нетерпеливо сказал Ницан. – Я тебе помогу. Ну-ка, закрой глаза!

– Зачем? – подозрительно спросил воришка.

– Закрывай, не бойся… А теперь вспоминай. С закрытыми глазами. Вот ты выскочил из кузова грузовика. Огляделся по сторонам. Заметил какого-то лоха, заснувшего прямо на придорожном камне. Так?

На лице воришки появилась хитроватая улыбка.

– Вот, – продолжал Ницан негромко, – воткнул ты у него бумажник. И рванул. После сел считать добычу. И…

Руки карманника, до того живо реагировавшие на слова сыщика энергичными движениями пальцев, замерли и бессильно повисли. Воришка засопел. Рот его приоткрылся.

Лугальбанда коротко хохотнул.

– Да ты его просто усыпил! – маг-эксперт покачал головой, от чего по бороде прошли неторопливые волны. – Ничего он тебе не расскажет.

– А ты не спеши, – уязвленно ответил Ницан. – Сейчас увидим. То есть, услышим. А может, и увидим, и услышим. Дай-ка мне… – он закрыл глаза и по памяти быстро перечислил: – Толченой коры дерева эц-самма, сушеной желчи рогатой лягушки, пару щепоток черного камня… – он открыл глаза и увидел, что Лугальбанда изумленно таращит глаза. – Ну? Чего ты стоишь? Мне нужно увидеть его сон, черт побери, а ты только время теряешь! Давай-давай, Лугаль, это же все должно быть в твоей лаборатории. Только не говори, что нет!

Лугальбанда нахмурился.

– Не вижу необходимости в кустарщине, – ворчливо бросил он, направляясь к затканной магическими символами ширме. – У меня снадобье всегда под рукой. Нет нужды все это каждый раз заново толочь в ступе. Тебе много?

– Минут на пятнадцать, – ответил Ницан. И невольно поежился. Сны – владения Нергала и Эрешкигаль, повелителей Страны мертвых. И вторжения туда, даже с благими намерениями, повелители Подземного мира очень не любят. Ницан это знал прекрасно – в некоторых своих прежних расследованиях ему доводилось и посмертное дознание проводить, и открывать взор покойника. Тяжелая процедура. Но… Сыщик тяжело вздохнул.

Видение карманника казалось точной копией уже виденного Ницаном сна, но копией бледной, местами – истончившейся настолько, что сквозь яркий зеленый луг словно просвечивал темный паркет полицейского управления.

Тем не менее Ницан мог с уверенностью сказать, что и здесь конь был белоснежным, одежды всадника – тоже, острие копья – красным, уздечка – черной.

Лицо же всадника было точно таким же, что и в копии, полученной от жрецов Нергала. И точно так же оно обрело конкретные черты лишь на несколько мгновений. И тогда же в голове Ницана прозвучало: «Я – Ошеа Бен-Апсу, Ошеа Бен-Апсу! Берегись меня…» Правда, слова казались растянутыми, а голос прерывался в двух местах.

Выйдя из транса, он обнаружил себя в прежнем кресле, напротив воришки. Тот спал уже своим, не наведенным сном. На лице играл здоровый румянец, губы были чуть приоткрыты.

– Даже жаль будить, – Лугальбанда хохотнул. – Спит как младенец. Ну, а что у тебя? Что ты видел?

Ницан коротко описал картину.

– Черная уздечка… – задумчиво повторил Лугальбанда. – Не могу вспомнить, толкование снов – не мой профиль. Но что-то это означает… Ладно, попробую проверить. Иди, Ницан, у меня тут полно работы.

Попрощавшись с магом-экспертом, Ницан вышел из управления, остановил такси и назвал адрес виллы Барроэсов. Водитель ярко-зеленого «рахава-4» посмотрел на него с откровенным недоверием: куртка сыщика не походила на наряды обитателей загородных вилл.

Впрочем, среди них встречались всякие чудаки. Ницан вспомнил, как выглядел автомобиль вдовы. Он еще раз повторил адрес и безмятежно откинулся на высокую спинку потертого кресла. После короткого замешательства, водитель повернул ключ зажигания, и через час Ницан поднимался по ступеням крыльца загородного дома госпожи Нурит Барроэс.

Как ни странно, он вовсе не испытывал неловкости на званых приемах, напротив: в присутствии сильных мира сего его охватывал азарт, окрашенный веселой злостью. Это чувство позволяло ему не смущаться в разговорах, есть с аппетитом, а главное – пить в привычных количествах.

Вот и на памятном вечере, устроенном вдовой Барроэс, Ницан почувствовал себя примерно так же.

Примерно, но не совсем.

Госпожа Нурит Барроэс стояла на террасе, а немногочисленные гости поднимались к ней по ступеням. Кто-то невидимый произносил: «Господин Ишти Балу... Госпожа Ишти Балу… Господин Нуррикудурр Барроэс… Господин Нуррикудурр Барроэс-младший… Госпожа Барроэс-Лилли… Господин Апсу Баэль-Шуцэрр. Госпожа Сарит Нир-Баэль…» Голос невидимки был вкрадчивым, мягким – словно он говорил исключительно для Ницана. А Ницана вкрадчивые, интимные интонации духа-глашатая семьи Барроэс (именно он представлял гостей) безумно раздражали.

Впрочем, гостей было немного, так что дух-глашатай вскоре умолк.

Ницан прогуливался по гигантскому залу, присматриваясь к директорам «Хаггай Барроэс» и друзьям дома (последние, собственно, были представлены всего лишь двумя парами, чья человеческая блеклость скрашивалась золотыми ожерельями и бриллиантовыми перстнями). Наряды собравшихся были в изобилии снабжены белыми траурными лентами. Ницан удовлетворенно покосился на ленту, нашитую на его собственную куртку, к левому плечу. Он уже забыл, что явился без всяких признаков траура, и только благодаря расторопности хозяйки обзавелся подобающим знаком.

Госпожа Барроэс представила сыщика как давнего друга, почти что друга детства. Ни у кого это не вызвало особого удивления, из чего Ницан сделал вывод, что семейство Барроэс вело достаточно замкнутый образ жизни. Правда, двоюродные братья Нурит Барроэс, из вежливости, попытались заговорить с ним о школьных годах, но Ницан быстро улизнул от них.

Заметив одиноко стоявшую госпожу Сарит Нир-Баэль, сыщик словно случайно остановился перед нею. Директор по финансовым вопросам была ровесницей госпожи Барроэс и чем-то походила на клиентку Ницана. Это сходство не было сходством родственников. Общими были жесты, манера поведения, походка.

И, разумеется, манера одеваться. Туалет госпожи Нир-Баэль казался копией туалета госпожи Барроэс. Правда, ухудшенной копией, не копией даже, а подражанием. И сшил его портной классом пониже, нежели портной, обслуживавший наследницу Хаггая Барроэса.

Ницану пришло в голову, что эти женщины соперничают друг с другом.

Или, по крайней мере, Нир-Баэль соперничает с Барроэс. При этом Барроэс, возможно, ничего не замечает.

Меж тем, директор по финансовым вопросам удивленно смотрела на него. Ницан напомнил, что их уже представляли друг другу.

– Ах, да, вы – друг детства нашей Нурит… – при этом госпожа Нир-Баэль почему-то помрачнела. Но на приветствие вяло ответила, а когда Ницан приглашающее поднял свой бокал, подняла свой и даже осушила его – чем вызвала у Ницана немедленное уважение.

– Очень удачно, – сказал Ницан. – Вы ведь специалист по инвестициям, верно?

Госпожа Сарит Нир-Баэль посмотрела на сыщика с большим подозрением.

– И что же? – хмуро спросила она.

– Ничего особенного, – ответил Ницан с невинным видом. – Просто, знаете ли, давно хотел вложить деньги в солидное предприятие, но вот Нурит не советует полагаться на рыночные сводки… – назвав вдову Барроэс панибратски, сыщик все-таки закашлялся. Он бы, наверное, даже покраснел, если б смог. Но третий бокал лагашской горькой этого не позволял. При обретенном в последние полчаса цвете лица, от смущения Ницан мог только почернеть. Чернеть ему не хотелось.