Надежда зажигается в глазах Наоми, и мое сердце начинает биться быстрее.
— Взлететь, — шепчет она.
Я улыбаюсь. Хоть дух Наоми изранен, он ещё не сломлен. Я вижу это по ответной улыбке.
Вытягиваю следующую карту. Не такая ожидаемая. Это не Смерть. И не Рыцарь Мечей. Не вестники хаоса. Это Звезда. Надежда на горизонте. Потому что за убийством всегда может быть жизнь. Всегда есть шанс на возрождение.
Наоми шепчет мне свои секреты. Рассказывает о мужчине. О том, кто её унижает. Издевается. Угрожает и причиняет боль. Контролирует. От которого ей не сбежать в одиночку. Она просит меня о помощи. И мое сердце сжимается от боли. Потому что я знаю, что могу помочь, даже если на это понадобится время.
Я машинально провожу большим пальцем по татуировке на запястье.
Может, меня бросили здесь, заперли в клетке. Может, мне и подрезали крылья. Но летать я всё ещё могу.
4
—
ПРИНЦЕССА ПРЕРИЙ
РОУЗ
В кемпинге «Принцесса Прерий» почти пусто, когда такси высаживает меня на гравийной дорожке. Водитель терпеливо ждет, пока я с трудом вытаскиваю из машины алюминиевые костыли и кое-как вылезаю наружу. Здесь всего несколько автодомов. Видимо, не очень-то популярно разбивать лагерь на плоском, заросшем травой поле возле Хартфорда, с его-то населением в 3501 человек. Такси уезжает, и я остаюсь одна со звуком детских голосов с площадки. Все трое детей буравят меня взглядом, от которого становится не по себе. Скрип старых качелей, как грустная мелодия в этом забытом богом месте. Я останавливаюсь и вяло машу рукой. Все трое резко и синхронно прекращают качаться. В ответ не машут.
— Да уж… — шепчу я. — Это пиздец как странно.
Одна девочка наклоняет голову, словно прислушивается, хотя она никак не могла меня услышать с такого расстояния, и потом все трое начинают качаться одновременно.
— По крайней мере, теперь я знаю, как умру, — сглатываю внезапно подступивший к горлу ком и ковыляю по неровному гравию, чувствуя пульсацию в ноге. Мой автодом выделяется на фоне остальных. Старая Дороти может и разменяла третий десяток, но она чертовски хороша: хромированные бамперы, покраска на заказ — стая воробьев на фоне заката в розово-желтых тонах. Все свои деньги я вкладывала в Дороти. Она — мой дом на круглый год. Но сейчас, впервые в жизни, я мечтаю о чем-то более постоянном. О доме, который не может просто так взять и уехать.
— Да брось, это просто временные трудности. Скоро ты снова будешь колесить по стране, — шепчу я, перекрикивая стук костылей. — Ты и одна отлично справишься. Не будешь же ты бояться каких-то там детей-убийц. Ты же сильная и независимая женщина.
И я почти верю в это. До тех пор, пока не останавливаюсь у двери своего дома на колесах.
— Черт.
Здесь жарко, как в аду, и все, чего я хочу — это завалиться внутрь и, если честно, разрыдаться в подушку. Проблема в том, что я не знаю, как это сделать на костылях, ведь дверь находится в полуметре от земли и узкую внутреннюю лестницу. Я никогда не задумывалась о покупке нормальной складной лестницы. Зачем она мне?
Мои плечи опускаются. Я опираюсь всем весом на костыли, и мое тело протестует.
Пытаюсь прогнать слезы, когда слышу звук приближающейся машины. Быстро смахиваю слезы большим пальцем и с новой решимостью хватаюсь за костыли. Нельзя, чтобы кто-то глазел. Добираюсь до двери, вставляю ключ в замок и поворачиваю его. И в этот момент чья-то большая рука тянется над моей головой и открывает дверь.
Я вздрагиваю и чуть не падаю, когда оборачиваюсь. Солнце бьет в глаза, не позволяя разглядеть мужчину. Он успевает схватить меня за руку.
— Прости, — говорит он, и его голос кажется до боли знакомым. Он тут же отпускает мою руку и отступает на шаг. — Не хотел тебя напугать.
— МакСпайси…? — я щурясь смотрю на него, а затем перевожу взгляд на стоящий неподалеку «Ford F-250». В кузове стоит мой мотоцикл. — Что ты тут делаешь?
— Судя по всему, пугаю тебя до чертиков. Прости, — отвечает он и бросает взгляд на открытую дверь и узкую лестницу, ведущую в мой дом, после чего хмурится. А когда он снова смотрит на меня, от его пристального взгляда по моей коже бегут мурашки. — Я слышал, что тебя выписали сегодня утром, а не после обеда, поэтому решил завезти мотоцикл и узнать, как ты. Как себя чувствуешь?
Я могла бы и соврать, но у меня нет на это сил. Почему-то хочется быть честной с ним. Возможно, дело в том, как он смотрит на меня, не отводя взгляда, как держит открытой дверь и как словно готов подхватить меня, если я споткнусь.
— Последние несколько дней были просто ужасны, — произношу я тише, чем хотела бы.
Лицо доктора Кейна смягчается. Он немного ослабляет хватку на двери, и она со скрипом открывается чуть шире.
— Да, могу себе представить.
— Я справлюсь.
— Не сомневаюсь.
— Правда? Говоришь так, будто сомневаешься.
Он смотрит на автодом и пожимает плечами.
— Ступеньки какие-то ненадежные… — когда его внимание возвращается ко мне, на губах появляется слабая улыбка, а глаза на ярком солнце кажутся почти небесными. — Вот в тебе я ни капли не сомневаюсь. Ну, в том, что ты сама сможешь о себе позаботиться, конечно.
Я прикусываю губу, подавляя усталую улыбку, хотя он не заметил бы. Его взгляд мечется между темным салоном автодома, гравием под ногами и его машиной, словно он только и ждет, чтобы уехать.
— Док, я бы на твоем месте все-таки немного засомневалась, — говорю я, поймав его взгляд, когда он снова обращается ко мне. — Но я как-нибудь выкручусь. Спасибо, что вернул мотоцикл. Вот только помочь тебе его разгрузить я не смогу.
— Я сам справлюсь, — говорит он, и я киваю, благодаря, крепче сжимая костыли и снова сосредотачиваясь на входе в автодом. Там наверняка духота. Дороти стояла и пеклась на солнце, а я мечтаю стянуть с себя куртку, остаться в трусах и вырубиться спать до завтра. Добравшись до ступеньки, прислоняю костыли к боку автодома и хватаюсь за внутреннюю ручку. Док держит дверь, и я с трудом затаскиваю себя внутрь, шипя от боли, когда ударяюсь гипсом о выступ.
— Всё в порядке, — выдавливаю я. Доктор Кейн смотрит на меня изучающе, пока я опираюсь на здоровую ногу, поворачиваясь к нему, и его лоб хмурится от моей вынужденной улыбки. Тянусь обратно к двери за костылями, но вместо этого неуклюже сбиваю их, словно кегли.
— Ну, — говорю я, глядя, как они валяются внизу, насмешливо выглядывая из-под автодома. — Это, мягко говоря, было не очень.
— Не лучшее начало, да.
— Я справлюсь.
— Вижу.
— Ты не особо помогаешь.
Моя саркастичная шутка, кажется, возвращает доктора Кейна из его мыслей в реальность.
— Прости, — шепчет он едва слышно. Бережно придерживает дверь и наклоняется, чтобы поднять костыли. Его выцветшая серая футболка натягивается на спине, пока он тянется под автодом. Четкие мышцы очерчивают его позвоночник, а широкие плечи хорошо видны под тонким хлопком.
Я сглатываю, когда он выпрямляется и оказывается прямо передо мной. Я немного выше него, стоя на небольшом пороге в автодоме, но он всё равно, кажется, занимает собой всё мое поле зрения.
— Спасибо, — говорю я немного дрожащим голосом. Обхватываю один из костылей и пытаюсь вытянуть его, но он не отдает. — Я справлюсь.
— Да, я слышал. Но в моем доме тебе будет проще, — выпаливает он вдруг. Его глаза расширяются, как будто эти слова вырвались у него случайно.
— Эм… что…?
— Я хотел сказать… тебе стоит приехать ко мне. Здесь, — говорит он, указывая на мой дом, — совсем неудобно. Ты кое-как сюда залезаешь.
— Нужно просто привыкнуть.
— У тебя даже кондиционера нет.
— Вообще-то есть… — ну, если Дороти едет и окна открыты. И когда она сама захочет. Что бывает редко.
Док хмурится на меня с подозрением. На мгновение мне кажется, что я случайно озвучила свои мысли.
— А как насчет душа?
— Уверена, они заполнили бак, прежде чем уехать, — отвечаю я, оглядывая территорию за его плечом. — А когда он опустеет, можно воспользоваться общим душем, вон там.