Видимой защиты у Лаксфорсской базы не было. Только проволочная ограда и караульная будка, стоявшая у дальнего въезда. В будке имелось окно, сквозь которое просачивалось желтоватое свечение лампы. Часового не замечалось, но еще раньше, покуда не смерклось, мы видели фигуру, затворившую за собой дверь. Бинокль я тоже приобрел на финской земле.

Черт, подумал я, один-единственный охранник... И тотчас назвал себя дураком. Разумеется, объект непрерывно просматривается приборами ночного видения, обшаривается незримыми лучами локаторов, данные поступают на экраны спрятанных телевизоров - и, ежели на экране возникнет непрошеный гость, затаившаяся где-нибудь в бункере группа обороны вырвется наружу, потрясая штурмовыми винтовками.

Военные вовсе не глупы, напомнил я себе, хотя общество и любит воображать их клиническими болванами, не сыскавшими более утонченного занятия...

Простиравшаяся внизу сцена казалась безмятежной и сонной. Три здания, обозначавшихся на Карининой карте квадратами, образовывали букву "П" - обычное расположение домов на шведском севере. Любая ферма устроена точно так же: дом, конюшня, амбар... Очень удобно в стране, где сплошь и рядом дуют ураганные ветры и сугробы наметает такие, что средних размеров жираф - и тот потонул бы с головой. Только рожки торчали бы.

Эта буква "П" открывалась на юг, и я мог видеть происходящее внутри. Часа полтора назад меж домами сновали мужчины и женщины, однако теперь не замечалось ни души. Впрочем, окна ближайшего дома были освещены полностью на первом этаже и частично - на втором.

Наиобычнейший правительственный центр, если не считать окаянной Morkrummet.Громадный восьмиугольник выглядел довольно угрюмо, чтоб не сказать зловеще. Я внезапно понял: приземистое сооружение составляет лишь верхний, видимый этаж глубоко утопленной в земле башни. Понятия не имею, отчего решил, будто передо мною своего рода рукотворный айсберг, но решив, не сомневался в этом.

Вообразил отвесные шахты подъемников - прошу прощения, лифтов, - и витые металлические лестницы; представил несчетные переходы, тяжеленные стальные двери, снабженные колесами, похожими на рулевые... Подивился, почему Фотолабораторию не убрали под почву целиком.

Вокруг восьмиугольника простирался широкий участок, усыпанный гравием. Разумно: потихоньку приблизиться, ежели шагаешь по скрипучим камешкам, даже тигр охотящийся не сумеет.

- Давай сменю, - послышался шепот Карины. - Все спокойно?

- Целый час никто не шевелился, - ответил я и зевнул. - Хорошо, только немедленно разбуди, если увидишь или услышишь хоть что-нибудь непонятное.

- Ха, тогда не ложись. Ибо все, что я вижу, непонятно. Мачты, антенны, башни... Спокойной ночи, Мэтт.

Они появились, как я и думал, на рассвете. Встрепенувшись, я различил далекие тени, продвигавшиеся ниже по склону, вдоль ограды приемно-передающего центра. Подобрались они, само собою, с юга, с наиболее доступной стороны, которой мы не воспользовались. Людей было примерно полдюжины.

Основной отряд.

Вторая, меньшая, судя по производимым звукам, группа шествовала меж деревьев, тянувшихся ближе к востоку, справа от меня. Мало подходящая для неслышного передвижения местность: сухая листва и сучья хрустели, выдавая крадущихся с головой.

Я проворно дополз до Карины, которая, конечно же, задремала на посту, со всевозможными предосторожностями разбудил, сказал:

- Супостаты близятся. Девушка вздрогнула.

- Сколько?

- Два отряда. В первом - шесть, семь или восемь субъектов; направляются к ограде. Точного числа при эдакой темнотище назвать не могу. Во втором - двое, трое или четверо; пробираются по рощице. Наверное, подыскивают хороший наблюдательный пункт. Не исключаю, что выйдут прямиком на нас.

- А почему бы и нет? - невозмутимо полюбопытствовала Карина. - Мы сочли это место наилучшим, и они тоже.

- Тогда, голубушка, - предложил я, - давай-ка отступать на гребень... Я заберу одеяла; ты проверь, не остались ли где валяться фамильное кольцо с монограммой или пудреница с дворянским гербом на крышке... Так, хорошо... Идем... Эй, это еще что за?..

Оглушительный рев громкоговорителей разорвал предрассветную тишь. Кто-то надрывал глотку - вернее, глотки: звучало хоровое пение. Мелодию паскудили ужасно, зато слова можно было разобрать:

- Vart land, vart land, vart fosterland, ljud hogt о dyra ord...

Шведский национальный гимн.

Ужаснее всего мне показалось то, что эти сопливцы явились протестовать под звуки патриотического гимна. Американские бузотеры, протестуя против чего-либо (или в пользу чего-нибудь) не шибко склонны горланить "Янки-дудль". А шведские недоростки всячески подчеркивали: мы устраиваем безобразие не только ради мира во всем мире, но и во славу любимой родины! Фатерлан-да. Или Матерланда, не знаю, как и выразиться получше.

Они громогласно заявляли: к черту паршивых Атеrikanareвместе с их мерзкими военными советниками.

А также - осознанно или бессознательно - подчеркивали, что Швеция, выражаясь языком последователей Адольфа Гитлера, иber alles.Превыше всего.

Даже мира во всем мире.

Вьюноши и девы резвились напропалую. Близ ворот Лаксфорсского приемно-передающего центра собралась огромная толпа, размахивавшая несметными пылающими факелами. Лилась гордая песнь. Зрелище было чрезвычайно впечатляющим: ни дать, ни взять, нацистское факельное шествие, какие обожали устраивать в Германии лет пятьдесят назад, когда папеньки да маменьки этих ублюдков бегали в коротких штанах и юбчонках, понятия не имея, что приключится с человечеством на их веку...

Впрочем, огни поневоле доводилось гасить: восток уже заалел, и весь несравненный эффект готовился пойти насмарку.

Я ощутил на предплечье осторожное прикосновение Карины. Прижался к земле, застыл; не услыхав ничего подозрительного, осторожно приподнял голову.

Неясная фигура отделилась от группы, насчитывавшей три человека и захватившей наше прежнее уютное местечко ниже по склону. Сделала несколько шагов. Помочилась. Судя по манере облегчаться, существо принадлежало к мужскому полу.

Отчетливо зажужжала застегиваемая "змейка". Я осторожно вынул бинокль.

Высокий, подтянутый парень; обладатель густой золотистой шевелюры, каковую он явил на короткое мгновение, сдернув и заново нахлобучив кепи армейского образца. Одернул куртку. Опять поправил головной убор.

Напрашивалось предположение: с группой появилась женщина. Подобные ребятки обыкновенно не приводят себя в порядок, дабы покрасоваться перед парой-тройкой небритых товарищей. Коль скоро, конечно, гомосексуальными склонностями не страдают...

Раздался далекий, тихий женский голос:

- Рагнар!

- Jag kommer![11]

Блондин отвернулся и проворно сбежал по скату холма.

Не опознать голос, окликнувший Рагнара, было немыслимо. Что ж, заключительной встречи следовало ждать, и не удивительно, что повстречаемся мы именно здесь, подле армейского объекта Лаксфорс.

- Астрид! - хрипловато шепнула мне в ухо Карина.

- Так мы ведь из-за нее и пришли, верно?

- Да! - яростно выдохнула девушка: - Я знала, наверняка знала: она явится! Не с толпой: для этого Астрид чересчур добропорядочная личность; и нельзя же собою рисковать!

- Нельзя также, - заметил я, - компрометировать местных шавок. Ежели среди борцов за мир поймают московского агента - пропала борьба за мир.

- Я знала, - не слушая меня, продолжила Карина: - Придет! Ибо должна сама удостовериться, что задание выполнено в точности. А потому я решила застичь ее и попросила твоей помощи. Займись мужчинами. Делай, что хочешь, поступай, как нужным сочтешь, но Астрид оставь мне! Это моя добыча! Это моя месть! Пальцем трогать не смей, даже если решишь, будто все погибло... Клянусь: не раскаешься.