Марк уставился на нее, от удивления он не шевелился.

— Узнаешь эту комнату? — спросила его Соня. Оторвав от нее взгляд, он посмотрел по сторонам.

Комната была белой, паркетный пол покрыт коврами, стены кичились картинами Пикассо, Роуалта и Хокни.

— Нет… — Он задумчиво показал головой. — Откуда?

— Ее фотография была в последнем номере журнала «Хаус энд гарден», — с восторгом проговорила Соня. — Джерри Мэнстон коллекционирует картины. Он где-то прятал все эти путы, а на этом вот крюке висел огромный папоротник. Представляешь, рассказ на шести страницах! Лучше бы он напечатал его подлиннее, потому что, когда я пройдусь по этому месту, рассказывать будет не о чем! А теперь давай, развяжи меня!

Марк набросил на нее жакет, чтобы прикрыть наготу, мимоходом воспринимая ее удлиненные руки и ноги, полоску темных волос между ног, сферические груди, продолжавшие стоять торчком, даже когда она каталась по полу.

— Мне понадобилось два часа, чтобы языком снять трубку! — похвалилась она. — Затем пришлось им же набрать номер! О, у меня буквально отваливается язык! Тебе ни за что не проделать такого. Принеси с кухни нож.

Словно в каком-то кошмарном сне Марк отправился на кухню, безукоризненно отделанную нержавеющей сталью, нашел острый нож для резки хлеба среди других, висевших на стене. Присев рядом с сестрой, он стал рассматривать странные путы и хитроумные узлы, которыми она была связана.

— Не понимаю, что это такое? — спросил он. Соня простонала.

— Не разговаривай, просто выпутай меня из этой штуки! — воскликнула она.

Осторожно он разрезал два толстых кожаных ремня. Как только руки Сони обрели свободу, она помогла ему разделаться с другими, мастерски завязанными узлами, облегченно вздохнула, освободившись от пут, и потерла затекшие запястья и лодыжки. С разыгранным ужасом Соня уставилась на красные следы на коже, оставленные ремнями.

— Ты только взгляни, Марк, что этот тип сделал со мной! — с изумлением проговорила она. — О, Марк!

Внезапно она бросилась ему на шею:

— Никогда в жизни мне не было так страшно! Я думала, он меня убьет!

Он держал ее трепещущее тело в своих объятиях. Несмотря на весь ужас и отвращение, Марк чувствовал себя ее защитником, и ему было ее жалко. Она плакала, прижавшись к нему, рыдания душили ее. Это было так не похоже на Соню, которую, как считал, он хорошо знал. Он погладил ее по голове, отвел с лица темные волосы.

— Теперь все в порядке, — прошептал он. — Все хорошо.

— А если бы я не добралась до телефона? — дрожа спросила она. — Если бы он не вернулся домой несколько дней и я померла бы с голоду?

Марк сел, выпрямившись, и удивленно поднял брови.

— Кто, черт его подери, этот парень? — спросил он. — И зачем ты связываешься с такими сумасшедшими, как он?

Соня отстранилась от него, поднялась на ноги, потягиваясь ноющим телом.

— Я же тебе сказала! О-о-ох! — Она выгнула спину. — Джерри Мэнстон, коллекционер картин. Многие месяцы он пытался затащить меня сюда. Внезапно я подумала: «Чем черт не шутит?» — и пришла!

Она огляделась по сторонам, нашла свои джинсы и натянула их на себя.

— Он толстая городская свинья, промышляющая наркотиками, отмывающая деньги на Уолл-стрит. Считает себя коллекционером картин, потому что один или два дилера картинами расплачиваются за наркотики полотнами!

Она натянула мягкий черный свитер и провела руками по волосам.

— Все дело в том, что я его знаю! Я верила ему! Дело не должно было дойти до этого. Ему известно, что я модель, о Господи! Я знаю его жену, его друзей, я знаю все! Но я ему отомщу! Смотри, как я испорчу ему жизнь!

Марк покачал головой:

— Почему бы нам не забыть на время о мести и не убраться отсюда, пока он не вернулся?

— Зачем? К чему торопиться? — Соня усмехнулась, оглядываясь по сторонам. — Он полагает, что, вернувшись, найдет меня связанной, какой он оставил. Я приготовлю ему маленький сюрприз.

Взяв пузырек чернил со стола, прежде чем Марк успел ее остановить, Соня плеснула из него на одну из белых стен. Разводы цвета морской волны потекли по стене, окрашивая подушки и ковры.

— Теперь он может сказать всем, что у него есть подлинник настенной живописи, выполненный рукой Сони Уинтон.

Рассмеявшись, она бросилась на кухню. Марк стал осматривать комнату, испытывая беспокойство.

— Соня! — позвал он. — Давай пойдем отсюда!

Она вернулась с подносом, на котором стояли бутылочки с кетчупом, горчицей, уксусом и вином. Вытянув руки и взяв в каждую по бутылке, она кружилась с сумасшедшей скоростью и отпускала их. Бутылки разлетались по всей комнате, попадая в зеркала, в картины, разбиваясь вдребезги и наполняя комнату запахом алкоголя и продуктов.

— Соня! — Марк попытался схватить ее, но она вырвалась и побежала к белой софе и взобралась на нее. — Боже мой, ты…

Она спустилась джинсы и, смеясь, помочилась.

— На кой черт ты это сделала? — спросил он. Она натянула джинсы:

— Просто хочу оставить ему маленькое напоминание о себе.

Она рассмеялась. Обмакнув палец в кетчуп, большими буквами она написала на стене ругательство. Марк схватил ее за руку.

— Ради Бога, швейцар на входе видел нас. Из-за этого у нас могут возникнуть крупные неприятности!

— Ты думаешь?

Она высвободилась из рук Марка и прошла по комнате. Отыскала свою сумочку и взяла с полки видеокамеру.

— Эта обезьяна не посмеет предъявить претензий после того, что он сделал со мной! Мне только шестнадцать, помнишь? Я могу завтра же упечь его за решетку! Он снял целый фильм обо мне!

Она вынула кассету из видеокамеры и положила ее в свою сумочку, швырнув камеру на пол. Внезапно она посмотрела на часы.

— Ох, я обещала быть на демонстрации мод в Сохо! — воскликнула она. — Предполагалось, что репетиция на этой чертовой верхотуре закончится полчаса назад. Иди вниз и поймай мне такси, Марк. Я должна успеть! У тебя есть деньги?

Она сунула себе в карман его двадцать долларов, пока он беспомощно обозревал учиненный ею хаос. Когда Марк перевел взгляд на Соню, та вертелась перед зеркалом, поправляя волосы. Он покачал головой и пошел вниз. Там он остановил машину; когда Соня выбежала из подъезда, она выглядела свежей, как маргаритка.