Марчелла устроилась сверху, как это было со Скоттом, но Гарри очень скоро перевернул ее, придавив массой своего тучного тела. Несмотря ни на что, Марчелла продолжала предаваться своим фантазиям, представляя перед собой стройное, загорелое тело редактора, его бороду у своего лица, его первое, робкое прикосновение, после которого ей так захотелось впустить его в себя… В этот момент Гарри, спустив трусы, без всякой любовной прелюдии, как всегда торопливо, не дождавшись, когда подготовится организм Марчеллы, вошел в нее, вызывая лишь неприятные болевые ощущения. Пытаясь как-то приноровиться, Марчелла начала мягкими движениями двигаться ему навстречу. В тот момент, когда он, посапывая, тяжело дышал ей в лицо, резко зазвенел стоявший рядом с постелью телефон. Подняв трубку, Марчелла вдруг вспомнила, что прошло слишком много времени с момента, как ушли ее родители. Добравшись до дома, они могли позвонить ей еще час назад.

— Слушаю, — сказала она.

Говоривший в трубку незнакомец представился работником местной больницы, в реанимационное отделение которой только что привезли родителей Марчеллы. Услышав это сообщение, Марчелла выпрямилась, сбросив с себя Гарри.

— Почему они оказались в больнице? Что с ними случилось? — закричала она.

— Они попали в аварию, — ответил мужской голос.

— Боже мой! Насколько серьезно они пострадали? — спросила она.

— Вам лучше сейчас же приехать.

Сидя за рулем машины, пьяный водитель который тоже погиб в аварии, разворачивая машину, заехал на тротуар, придавив к стене родителей Марчеллы. Альдо получил тяжелую черепно-мозговую травму. В больничной палате, увитая множеством трубочек со всевозможными лекарственными препаратами, боролась со смертью не приходившая в сознание Ида. Крепко схватившись за Гарри рукой, Марчелла стояла, как парализованная, не в силах даже закричать. В три часа утра Марчелла дала расписку докторам об отказе реанимировать отца с помощью аппарата искусственного дыхания. В эту холодную ночь одна лишь фраза вырвалась из ее уст: «Этого не может быть! Нет!» Одна и та же мысль неустанно сверлила ей мозг, раздирая на части ее душу: никогда, никогда! Она стояла, оцепенев от сознания своей греховности, ни на минуту не сомневаясь в том, что несчастье с родителями было возмездием за ее прелюбодеяние.

Ноябрь 1978 года

Марчелла была настолько потрясена свалившимся на нее несчастьем, что почти не помнила, как прошли похороны отца. Больше всего ее смущал тот факт, что абсолютно все окружавшие ее люди отнеслись к ней с большим чувством, даже не подозревая, кто же является истинным виновником гибели ее отца. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Марчелла сосредоточилась на одежде своих детей так, как будто чистота и безукоризненность их туалета являлись показателем степени уважения к дедушке. Следуя долгой дорогой к кладбищу, которая пролегала мимо бюро ритуальных услуг, она никак не могла избавиться от одной навязчивой мысли: что ее отец никогда уже не увидит своих внуков взрослыми людьми, которые, возможно, станут пианистами или танцорами — продолжателями шутливо называемой им «традиции семейства Балдуччи».

После окончания похорон Марчелла, оставив детей с Гарри, снова помчалась в больницу, посидеть с матерью. Ида, которая пока еще ничего не знала о смерти мужа, большей частью спала. Когда Марчелла, совершенно обессиленная, вернулась домой в тот вечер, она застала Гарри на кухне.

— Дети уже спят, — сказал он, обратившись к ней.

— А ты поужинал?

Он отрицательно покачал головой. Марчелла пошла разогревать суп себе и мужу. В момент, когда она вытаскивала из шкафа сухое печенье, он взял ее за руку и произнес:

— Я любил твоего отца даже сильнее, чем своего, Марч.

— Мне это известно, — покачав головой, сказала она, ставя первое на стол. — Он ведь тоже тебя очень любил и относился к тебе, как к родному сыну.

Она ела суп, совершенно не чувствуя его вкуса. Время от времени они встречались взглядами, но ей было нелегко выразить словами свои спутавшиеся мысли. Ей не хотелось делать ничего, только сидеть, уставившись в телевизор, ни о чем не думая.

Оказавшись поздно вечером в кровати, Марчелла думала о том, почему происходят разводы: «Это случается преимущественно потому, что супруги не общаются друг с другом. Иногда мне хочется помолчать, а в другой раз Гарри не расположен к беседе. Никогда еще не было так, чтобы они вместе чувствовали одно и то же, момент, когда обоих одновременно одолевает желание поделиться друг с другом своими мыслями или заботами». Гарри выключил свет и, стараясь не беспокоить убитую горем Марчеллу, отодвинулся на край кровати. Ей очень хотелось сказать ему о том, что пришел тот момент, когда ее, взяв на руки, надо защитить, уверить в том, что теперь, с потерей отца, он заменит его ей. Она очень хотела сказать ему это, но не смогла. Как же она ненавидела свою супружескую жизнь! Как она все-таки обманулась в ней! Марчелла тихо уговаривала себя уснуть, а на сердце скребли кошки.

Единственным выходом из создавшегося положения было одно: проводить как можно больше времени в больнице с матерью, ожидая ее скорого выздоровления. В течение уже первой недели посещения больницы Марчелле с трудом, но все-таки удавалось уклониться от вопросов Иды по поводу состояния здоровья Альдо.

— Тебе надо поправиться, а потом мы поговорим о папе, — отвечала Марчелла.

— Но почему я не могу встретиться с ним? Он что, очень сильно ушибся? — спрашивала Ида.

Наконец Марчелле пришлось соврать и сказать, что врачи пока все еще борются за его жизнь. Когда же доктора пришли к выводу, что Ида достаточно окрепла, чтобы узнать горькую правду о муже, Гарри собрался быть первым, кто сообщит ей эту новость. Но Марчелла считала своим долгом взять на себя эту скорбную роль. Сидя днем у постели своей матери, Марчелла, взяв Иду за руку, начала:

— Мам, я должна сообщить тебе очень печальную весть о нашем отце. Ты готова выслушать меня?

Глядя Марчелле в глаза, из которых ручьем лились слезы, Ида еще крепче сжала руку дочери.

— Он умер, да? — спросила она.